Страница 105 из 132
Глава 18.
Солнце робко заглянуло в комнату, скользнуло яркими лучами по персиковым стенам, отразилось бликами на зеркальном полотне шкафа-купе, поиграло с хрустальными кисточками на торшере и запуталось в длинных сетях темных волос, что творческом беспорядке разметались по белоснежному облаку одеяла.
Рита спала на боку, мило сложив ладошки под щекой. Её губы были чуть приоткрыты, а ресницы дрожали от беспокойных снов, заставляя его сердце всякий раз замирать от этого трепета.
«Что же тебе снится?» - мысленно обратился Богдан к невесте, вглядываясь в её умиротворенное лицо. Изгиб бровей, складочка возле губы, еле заметная морщинка на лбу - он успел изучить каждую черточку на её лице, каждую веснушку. И даже знал интервалы между вдохом и выдохом её легких. Эта ночь для Богдана стала бесконечно длинной и жутко темной. В такие ночи сбываются сказки, а еще воплощаются страхи…
Страх потери, страх предательства, страх правды. Они обступили Разумовского со всех сторон, желая полакомиться чужими эмоциями, только вот не учли одного – сердца, покрытого коркой льда.
«Варенье – отдельно, мухи – отдельно», - любил повторять про себя Разумовский, используя холодный расчет там, где остальные обычно действовали под влиянием эмоций.
Нет, Богдан вовсе не походил на бесчувственного робота. Этот парень, как никто другой, умел развлекаться: клубы, девчонки, походы, и даже экстремальные прыжки с банджи. Богдан умело извлекал из жизни самое яркое, оставляя тусклые краски кому-то другому. В том числе любовь и дружбу. Их Разумовский видел только в одном цвете – черном.
Первой свой цвет поменяла дружба – из чистой, небесной лазури она постепенно начала сереть, пока в эту ночь окончательно не окрасилась в угольно-черный...
Богдан всегда чувствовал себя особенным, не таким как другие и, если, будучи взрослым, он видел это в умении добиваться того, что желает, то в детстве все обстояло немного иначе.
Очки в громоздкой роговой оправе, лишний вес и абсолютное отсутствие слуха. «Жиртрест», «Тортилла», - за первые два пункта от одноклассников и «бездарь» - за последнее от родной матери, первой примы симфонического оркестра, которая отказывалась мириться с отсутствием таланта у своего сына. Тот факт, что Богдан имел способности к рисованию, никак не прельщал Разумовскую. Сдались ей эти бумажки, когда сын Марковой занял очередное призовое место на городском конкурсе?!
Роль жертвы для одних и роль пешки для нее.
Изгой и марионетка.
Серое и темно-серое.
Но, несмотря на блеклые тона своей жизни, маленький Богдан не унывал, ведь у него был свой личный супергерой с голубыми глазами. И даже извечное материнское: «Лучше бы Саша был моим сыном», - сказанное во время очередных бестолковых занятий, не могло изменить этого. Сашка заменял Богдану целый мир – красочный, как утреннее небо в лучах восходящего солнца и теплый, как то самое солнце. А еще охранял от другого мира - жестокого и несправедливого.
Все свободное время эти двое проводили вместе. Мечты, планы, секреты – одни на двоих. Тайны, страхи, переживания – общие. А еще смех и приключения…
- Нам нужны крутые имена, - важно сообщил голубоглазый мальчишка.
- Зачем? – поинтересовался пухлощекий мальчик, поправив вечно сползающие очки.
- Ну, кто же идет на дело без крутых имен?! – возмутился Сашка.
- Может, ну его, этот мяч? – боязливо спросил Богдан, рассматривая сквозь кусты своего обидчика.
- Ты будешь Разумом, как Доктор-Мозг! – не слыша друга, торжественно провозгласил Марков. – Теперь придумай мне! – он выжидающе уставился на Разумовского.
- Давай лучше домой пойдем, - предложил парень, намереваясь покинуть засаду.
- Но у него твой мяч! – возмутился голубоглазый, указав рукой на хулигана. – Его же дядя Вова, – назвал он имя отца Разумовского, - из Германии тебе привез!
Богдан тяжело вздохнул и, задумчиво пожевав губу, нехотя ответил:
- Ладно, будешь Алекс.
- Фууу, как девчонка из твоих «Тотали Спайс»? – скривился Сашка, который терпеть не мог этот мультфильм.
- Как Алекс Уайлдер, - чуть покраснев, ответил Разумовский, - из комикса, что я тебе показывал!
- Ааа…ну тогда ладно, - согласился белобрысый, силясь вспомнить того самого Алекса Уайлдера, его гораздо больше привлекал Жюль Верн и Артур Конан Дойл, нежели журналы с картинками и минимумом текста. Закинув руку на плечо друга, парень с пафосом изрек: - Разум и Алекс! Мне нравится!
- Тише ты, - шикнул на него Богдан, - услышит!
- Не боись! - отмахнулся Сашка и заговорщицки произнес: - Нужно достать кошку!
- Зачем? – искренне удивился Богдан, недоумевая. А спустя полчаса с восхищением смотрел на лучшего друга, который забавляясь, набивал коленкой спасенный мяч.
- Откуда ты узнал, что у него аллергия? – с нескрываемым восхищением спросил кареглазый.
- Дедукция, мой друг, дедукция, - ответил Марков, который в последнее время очень любил использовать словечки из «Шерлока Холмса». – Видел, как он испугался? – рассмеялся парень, ловко перехватив руками мяч. – «Уберите это от меня! Уберите!» - передразнил он обидчика. – Фу, девчонка! – смех зазвучал еще громче.
Богдан тоже подхватил его смех, вот только вместо веселья в его глазах по-прежнему искрилось восхищение. Так Разумовский смотрел только на героев своих любимых комиксов – смелых, добрых, справедливых. Таких, как Сашка! Его личный супергерой и защитник! Яркий мазок на сером фоне жизни.
Жаль, что со временем он начал выцветать, а потом и вовсе темнеть…
Это случилось, как в множестве похожих историй, где между близкими людьми лежат пропасти из километров. Однако, здесь помимо километров лежали целые вселенные. Разные и чуждые друг другу.
Пока Разумовский изображал примерного мальчика и терпел издевательства, Марков другом городе насмехался над такими как он. Пока Сашка, особо не напрягаясь, сдавал экзамены, Богдан, корпя над учебниками, готовился к очередному тесту. Пока Алекс покорял сцену, Разум записывал лекции по экономике. И только одно их объединяло – из когда-то улыбчивых мальчишек они выросли в безразличных взрослых, в чьих душах вместо света горела тьма.