Илья Муромец

- Ну нет, это владыка идёт против дела и против веры. Он забыл, что разбойники тоже люди, мы должны их простить, спасти. Иначе мы не можем считать себя христианами.

Теперь Руслан остановился в изумлении и не сводил глаз с Ильи. Юный карачаровец уже давно удивил его своим большим сердцем, но богатырь не переставал снова и снова удивляться его добродушию. Илья смутился его пристальным взглядом и решил пояснить свои слова:

- Их нужно судить здесь, в Муроме, или даже в Киеве потому как разбойники сделали много зла не только муромцам, но и другим городам. Только после этого их можно казнить. И, возможно, это спасёт чьи-то души даже из числа разбойников. Кто знает? На всё воля Божья. Но без христианского суда мы лишаем их права публично покаяться, а раз так, то мы сами совершаем великий грех.

Меж тем, весна шла своим ходом. Последняя влага поднялась паром с грунтовых дорог и унеслась вверх, распустились почки на деревьях, запели соловьи и жаворонки. В молодой траве застрекотали кузнечики. Вечерами, когда утихал шум людей, собак и прочих городских жителей, сверчки вступали в свои права и начинали успокаивающую музыку. Монотонные свидетели гармонии, хранители покоя мироздания. В сёлах близился рабочий сезон, в Муроме близился сезон политический. Каждый год в эту пору здесь избирались должностные лица: улицкие, старосты, посадник и тысяцкий. Старшие должности выбирались в конце, сначала же избирались самые младшие. На каждой улице должен был быть свой улицкий, например, на улице, на которой жил Илья, половина мужчин старше сорока лет однажды побывали на этой должности. Тот, кто однажды побывал улицким, мог впоследствии стать посадским старостой, тысяцким или посадником. Когда началась предвыборная компания улицких, Илья почти сразу узнал о ней случайным образом. К нему в дом явился сам Полюд. Он уже почти окончательно оправился от ран, на лбу теперь виднелся лишь едва заметный шрам, полученный от кистеня. Полюд теперь намеренно коротко постриг волосы, чтобы всем был виден этот шрам, который сам раненный называл не иначе как своей боевой наградой. Илья приветливо предложил гостю квасу из бочки и, усевшись на лавке, они заговорили.

- Слышал, Хома сразу двух сыновей своих хочет выдвинуть на должность улицкого? – молвил Полюд, - старый, видимо, совсем уже выжил из ума, в семью свою хочет внести раздор из-за должности.

- А как думаешь, Ратшу в этот год выберут тысяцким? – спрашивал Илья.

- Тысяцкого не выбирают, его князь назначает из числа бывших старост и улицких. А потом тысяцкий назначает себе сотников из кого пожелает.

- А Святогор?

- Святогора вот могут переизбрать. Но он уже несколько лет в должности посадника. Это нарушение обычая, и с каждым годом это нарушение всё сильнее. Раньше посадник больше года не бог быть в этой должности.

Илья задумался. Возможно, за это прежде муромцы так и не любили христиан.

- Послушай, Илья, - слегка толкнул его в бок Полюд, - я вот чего придумал. Приходи на выборы, чтобы отдать за меня свой голос. Я хочу стать улицким, а мы с тобой живём на одной улице. Люди тебя любят, если ты за меня слово скажешь, они за меня проголосуют, и я буду у тебя в долгу. А потом я с тобой вместе поддержу на выборах Святогора.

- Хорошо придумано, Полюд. Но ведь ты не только из-за Руслана хочешь стать улицким?

- Это уже тебя не касается, - отвечал он.

- Отомстить хочешь, за Хельги? – прямо в глаза его спросил Илья, - не волнуйся, я тебе помогу, я и сам хочу разбить разбойников.

- Что же, попробуем вместе надавить на князя.

И уже на следующий день Илья вместе с Полюдом стал ходить по торговым местам, заходить в гости к муромцам, встречать людей на улице и говорить с ними о политике. За Ильёй всегда ходила компания верующих, преданных исключительно ему и в чём-то даже должных ему за ту помощь, которую когда-то он им оказал. Но Полюда они мало интересовали, ему нужна была только одна улица, которую он хотел представлять перед князем. Илья неустанно говорил свои речи о погибших муромчанах, о том вечном блаженстве, которое ожидало их теперь на небесах, а вместе с тем призывал всех отправиться и побить Соловья.

- Правильно, отомстим проклятому, - откликались на его призыв люди, - отрубим его голову и насадим на кол.

- Нет, нет, - пугался их словам Илья, - тогда вы погубите себя, а я только для того и зову вас в этот поход, чтобы вы спасли себя. Не нужно мстить, и не нужно идти куда-то, чтобы мстить, ибо месть – это великий грех. Пойдёмте, чтобы схватить Соловья, чтобы судить его и спасти эти несчастные души, выбравшие разбойничий путь.

Но на этих словах Полюд всегда прерывал Илью и начинал говорить сам. И сам уже обещал, что голову проклятого Соловья насадит на кол, что очистит муромскую землю от разбойников вместе с ополченцами. Только вряд ли он мог такое обещать, так как сам хотел стать всего лишь улицким. И если бы после своего избрания он поднял бы всех мужчин, что жили на его улице, всё равно их было бы слишком мало, чтобы разобраться с разбойниками. А выборы закончились в пользу Полюда. Второе и третье места разделили меж собой сыновья Хомы, и это примирило их. После же выборов улицких начались выбор городских старост, коих в Муроме было всего четыре. Вторая должность после посадника, на которую могли выбирать только тех, кто в прошлом были улицкими. И здесь в округе Полюда случилась серьёзная заминка. Все как один вдруг решили голосовать за Илью, нарушая существующий обычай, ведь карачаровец не был прежде улицким. Да и улицким он быть не мог, так как не имел своего дома на какой-либо улице, то есть был приезжим, чужаком. Но мурома был народ упрямый, и если вбивал себе что в голову, то выбить это оттуда было уже совершенно невозможно. И вот уже в остальных трёх округах был выбран свой староста, а в этом округе яйцо застряло в курице.

Никто не хотел выбирать, так как все понимали, что Полюд выполнить их обещаний не сможет, а городской староста сможет. Снарядили ходоков к князю, те стали просить и умолять его. Князь Глеб оказался в затруднительной ситуации. С одной стороны, он понимал, что если допустит Илью до выборов, то ему непременно придётся вести войну против Соловья, а если на допустит, весь муром отвернётся от него, а вместе с тем и от христианской веры. А Глеб уже очень давно не виделся со своим отцом, князь Владимир строго-настрого велел младшему сыну крестить муромскую землю. Теперь показываться на глаза отцу было совестно. А ведь на Глеба вся русская церковь налагала большие надежды, ведь он был потомок византийских императоров, на Руси только второй такой. А как известно, в православии именно ромейский император считался помазанником Божьем. Словом, Глеб оказался в затруднении, и чтобы решить этот вопрос, вызвал к себе епископа. Они долго о чём-то беседовали, дворовые потом утверждали, что молодой князь даже кричал. А когда разговор окончился, Глеб вышел и объявил о своём решении. Илью он до выборов не допускал, но принимал его в муромскую дружину. Были известно три пути, которые вели из низов в дружину князя. Тот, кого выбирали городским старостой, автоматически попадал в дружину, это был простой путь подняться с низов, но не все бояре обязаны были пройти через эту должность. Был ещё имущественный ценз, который всех крупных землевладельцев делал боярами, и было ещё право князя. За особые заслуги он мог любого горожанина сделать дружинником. Если бы Илья стал бы старостой, город бы раскололся, язычники стали бы биться против христиан. Но и сейчас дружина раскололась, многие не хотели принимать новичка. Однако тут помог Святогор, который предложил Илье занять должность богатырского старосты. Такой должности в Муроме прежде не было, но она была в Новгороде и Киеве. Нарочно для Ильи эту должность ввели и здесь. Муром тут же стал собираться в поход, все просились в городское ополчение, хоть и взять всех туда не было никакой возможности. Но теперь было создано второе, богатырское ополчение, которое стало набирать людей в богатыри. Для всех даже не хватало боевых лошадей, но многие согласились идти пешком. Илья в свой черёд вытребовал денег на сёдла и стремена и достал их около сотни. Теперь у муромского ополчения появилась конница, хоть никто не знал тогда, какие преимущества в бою она даёт. Все сражались пешими, на скакунах доезжали только до места схватки. В суматохе никто и не заметил, что посадник и тысяцкий куда-то пропали. А они тем временем вызвали к себе Полюда и устроили ему настоящий допрос.