Русалочье солнце

Помолчала русалка, слышно лишь было, как ветер смородиновыми листьями играет. Ну а чего от мертвячки-то ждать, думала глупая Акулина, что она сказки ей рассказывать начнёт? Русалки они с людьми болтать не любят. Это между собой они всё переговариваются, пересмеиваются, а коль поймаешь её, так ещё попробуй слово вытяни. Песен петь не станет, сказок баять не будет, сидит мокрый молчаливый истукан, зачем только было из леса её тащить?

Но раздался голос серебристый, приглушённый смородиной и влажным ночным воздухом:

- Зовут меня оттуда, чую я. Идти скоро пора.

- Не бойся, лю́бая, отпущу я тебя в срок. Вернёшься ещё к своим подружкам-русалкам, век будешь с ними. А пока дай насмотреться на тебя, попрощаться с тобой. Вряд ли когда ещё свидимся.

Слышно было, как встала русалка, подошла к матери. Плакала Акулина, всхлипывала чуть слышно, да только знала Лукерья, стояла рядом дочь столбом, не утирала матери слёзы, не утешала её. Не помнят русалки тех, кто были им дороги при жизни, милосердно стирает река все воспоминания. Ни детства русалки не помнят, ни родичей, лишь кровь их может к дому родному привести. Память крови река заглушить не может. Оно так и лучше, чем знать и помнить тех, кто после смерти твоей ждёт, когда за окном лицо любимое появится, плачет по ночам, зовёт тебя. А ты на дне речном плещешься, шаг на берег ступить можешь, а дальше – ни-ни. Мучаешься, что ни весточку родным не послать, ни в глаза глянуть. Хуже ада такая мука была бы.

Вот и Дарья не помнит, кто та баба, что сейчас стоит рядом у окна да на алый месяц смотрит, причитает тихонько.

Слышно было, как увела Акулина дочь. Утихло всё в доме, свет погас, только вряд ли русалка спит. Ну да ладно, не учует, что будет твориться за стеной, а коль и учует, ничего сделать не сможет.

Ударилась кошка о землю, обернулась Лукерьей. Достала ведьма из кармана зелёную свечу да мешочек, разложила его содержимое на крылечке. Зажгла свечу, взвился крошечный трепетный огонёк, осветил светлячковой зеленью ведьмино лицо да Акулинину дверь. Взяла ведьма из мешочка косточки да тину, поводила над зелёным огоньком, запахло гарью лесной. Такой влажной горечью пахнут торфяные болота, когда добирается до них лесной пожар, сливается с запахом жженых звериных костей тех, кто не смог миновать огня. Вдохнула ведьма тот едкий, смрадный дух, закачался перед взором алый месяц на тёмном небе. Зашептала ведьма слова страшные, окутало зло вдовью избу, будто одеялом, каждую щель собой заполнило, будто паклей. Разлилась чёрная власть, расплескалась яростная мощь – никуда от неё не деться, не спастись.