Проклятое дитя

Хасин словно чувствовал то, что ощущает Анна: видел это в том, как она дрожала и плакала, видел в дрожащих плечах и лихорадочно сжатых на плаще кулачках. Он знал ее как никто другой, и ему не нужно было видеть ее лица и глаз, слышать ее голоса и видеть ее слез, чтобы понять, как ей сейчас плохо. И он не слышал криков своей жертвы, не слышал криков матери и отца. Все, что он слышал – плач Анны.

Люди вокруг был взволнованы и в ужасе. Дамы бледнели все больше, даже мужчинам было трудно держать лица, слыша подобные крики и звуки – хрустящие, булькающие и раздирающие. Многие давно отвернулись от поражающего зрелища, кто-то торопливо покидал зал, но еще долго в спину летели те крики, гарантируя много бессонных ночей.

В один миг Хасин словно очнулся и опустил руку. Тут же крики стали не так ужасны и их даже можно было терпеть. И снова только они нарушали тишину – все ждали, что будет дальше. Мать юного лорда, уже не силах стоять на ногах, просто распласталась по полу, рыдая и протягивая руку к сыну. Его отец был бледен и едва стоял на ногах, держась за бешено колотящееся сердце. А беловолосый демон вдруг задумчиво прищурился, заложив руки за спину. Резко повернулся в сторону возвышения и трона, вперив взгляд в бледного короля.

- Ваше Величество, - медленно растягивая слова, вдруг произнес Хасин, медленно шагая к трону. – Насколько велика вероятность, что к вашей дочери, обещанной моему принцу, кто-то воспылал страстью настолько сильно, что забыл о ее предназначении? Насколько велика вероятность, что «проклятое дитя» вдруг полюбили? Насколько велика вероятность, что у кого-то хватит смелости на подобное без наличия покровителя и защитника?

- Ничтожна, - глухо произнес Тамир, нахмурившись от того, как понял намек Бастарда.

- Вот и я вдруг подумал так же, - мило-мило, будто не он только что пытал человека самым ужасным способом, улыбнулся юноша.

И быстрый взгляд в сторону, вперившийся в милое личико принцессы Лили. Все проследили за взглядом демона.

- Вы не смеете обвинять меня, - с вызовом и гордостью, достоинством, будто ни минуты не сомневалась в своей невиновности, произнесла девушка, смело делая шаг вперед, спускаясь на ступень ниже. – И то, во что вы превратили младшего лорда Амайа, едва ли сможет подтвердить Ваше обвинение.

Лили было страшно, она была напугана и в не меньшем ужасе, чем все прочие вокруг, если не в большем. Но также она была горда и самоуверенна. Она была обязана держать лицо – в этой ситуации особенно. И никакой страх был не в силах преодолеть чувство собственной важности и вседозволенности. Никто не посмеет тронуть ее, никто не посмеет обвинить без доказательств, которые мог дать один лишь Акир, который делал свои последние вздохи именно в эту минуту. И оглушивший скорбный крик его матери подтвердил всю обоснованность смелости принцессы Лили. Она торжествующе улыбнулась, гордо вскинув подбородок.

- Лили! – прозвучал громовой крик короля, который вскочил на ноги, зло глядя на дочь – впервые показывая, что умеет испытывать это чувство к своей девочке, которую холил и лелеял всю ее жизнь, как самую важную драгоценность в своей.

Ей отдавал ту любовь, что должна была быть поделена на двоих. Ей отдавал внимание за двоих. Ее целовал на ночь каждый вечер до сих пор, свято веря в то, что ошибается в своих догадках на ее счет. Сомневался, но всегда находил оправдания. Видел истинную суть, но обманывал самого себя, желая лишь одного – не узнать правды никогда за остаток своей тлеющей жизни. И сейчас требовал четкого признания ее невиновности. Но вызов в глазах дочери, превосходство и блеск оказались слишком веским доводом в пользу его окончательного и бесповоротного разочарования.

Взгляд короля потух, он словно весь сгорбился и сжался – плечи опустились, кулаки безвольно разжались, а глаза – в них была такая скорбь и боль, что не передать словами.

- Ты не смеешь обвинять мою дочь! – резко вскочила на ноги Рабия, бросив на мужа короткий взгляд, лишь ему показав все свое недовольство его безвольностью, и обратив свое внимание на Хасина. – Никто не смеет!

- Я не обвиняю, - мягко и тихо ответил демон, спокойно усмехнувшись. – Я не сужу. Я не доказываю свою правоту. Я наказываю.

И взгляд дикий и алый, заставляющий кровь стынуть в жилах.

- И раз всем нужны доказательства – пожалуйста, - резко повернувшись к королевской семье спиной, рыкнул раздраженно демон.

Стремительный шаг в сторону искореженного тела юноши в другом конце зала, и Хасин замер над бездыханным трупом. Мерзкое зрелище, отвратительная смерть, но ничего более достойного эта падаль не заслужила.

Не сводя немигающего взгляда с Акира, Хасин зашептал – тихо, спокойно. Постепенно голос усиливался, становясь громче и резче. И по мере того, как он говорил, тьма окутывала его ладони, клубясь вверх по запястьям, рукам и плечам, обволакивая его собой словно туманом – живым, темно синим, с ярко зелеными всполохами.

Темная магия и некромантия были запрещена в Дарнасе. Под угрозой смертной казни всех магов проверяли из года в год. Ни к кому не было жалости: ни к старикам, ни к женщинам, ни даже к детям, если они оказывались уличенными в Темном Искусстве. Слишком непредсказуемая, слишком опасная своими последствиями и платой сила была запрещена многие столетия назад. К ней не прибегали даже в войне, после того, как один из королей прошлого прямо на поле боя был уничтожен вместе со своим войском поднятыми по ошибке умертвиями, которыми не смог управлять и манипулировать, замахнувшись на то, с чем был не в силах расплатиться. Для людей Темная магия слишком опасна, слишком сильна и неподконтрольна. Не единожды ее использование оборачивалось ужасными последствиями. Не единожды человечество сталкивалось с теми, кто был обращен Тьмой в самые страшные чудовища, которые уничтожали целые города и поселения. Люди были не в состоянии управлять подобной магией – ее не было в их крови. Демоны, дроу, вампиры и оборотни, множество других рас с врожденной силой умели владеть Тьмой, без вреда и особых усилий, без слишком дорогой платы за это умение. Но люди, даже рожденные магами, никогда не были властными над подобными силами. И многие ни разу в своей жизни не видели того, что сейчас творил Хасин.