Страница 8 из 26
Зарислава вышла к берегу. У самой кромки высились деревянные чуры. Под ними собралось много красавиц, которые уже спускались с обрыва, с визгом прыгали в рубахах в воду, плыли к середине. Юноши же ловили их, пытались утащить как можно дальше да сорвать с губ поцелуи, от чего стал слышен весёлый смех и всплески воды повсюду. В такой кутерьме никто не обращал внимания на травницу, никто не окликнул. И хорошо...
Зарислава поймала себя на том, что выискивает взглядом среди них Дивия. Но нет, не было его.
«Может, нашёл себе суженую?»
Холодом кольнула ревность, но Зарислава быстро одёрнула себя. Пускай любуется, так он её скорее забудет, а ей легче обряд пройти.
Припустившись бегом, травница ринулась от реки вверх по дорожке на холм. Позади остался шум, который становился всё глуше. Всё дальше она уходила от кострищ, устремляясь к бескрайним луговым просторам, туда, где она бывала всё своё время в летние месяцы.
Зарислава вбежала в зелёное море трав, коих на лугу было неведомо много. В эту Купальскую ночь цветение буйное, ярое. Остановившись, она перевела дыхание и продолжила свой путь, но уже ступая медленно, не торопясь, собираясь с мыслями и духом. Травы щекотали и гладили голые лодыжки. Цветы так и просились сорвать их, сами клонились к Зариславе, тянулись к рукам. Голова травницы закружилась от запахов и силы огромной, мощной, сбивающей с ног. Ласково провела ладонями по верхушкам гладкого ковыля, привечая травки, соединяясь с их потоками жизни.
Здесь ещё тлел закат, и над лесом растянулась малиново-оранжевая полоска неба, Зарислава выхватывала взглядом опалённые багряным светом кучерявые кустарники жимолости и лещины. Чем глубже девица уходила в сердцевину луга, тем выше рос бурьян, разнотравье доставало теперь до самой груди. Разная росла здесь трава: зверобой, медуница, полынь, подмаренник, горицвет — все Зарислава и перечислить не мыслила. И как только закат погас, взору её открылся волнующий душу вид: в тумане все соцветия замерцали тысячами и тысячами огоньков, будто перед ней распростёрлось небо, только из разноцветных звёзд: белых, жёлтых, лиловых. Зарислава знала — чем ярче сияние, тем сильнее трава эта считается. Волхва их огневицами нарекла.
Сделав ещё один шаг, Зарислава остановилась, огляделась, вслушалась в окутывающую тишину, чувствуя прохладу воздуха на лице, а в ногах наоборот — пышущее тепло. Даже не верилось, что там, на берегу, было шумно, тут же царило благодатное молчание. Зарислава прикрыла глаза, сделала глубокий вдох, ощутив, как через ступни от земли поднялась по ногам к низу живота тугая волна силы. Мурашки побежали по рукам и плечам к самой макушке, травница едва удержала себя, чтобы не пуститься в пляс. Хотелось закружиться и засмеяться, но силу эту нужно было сберечь для другого деяния. Она открыла глаза, оглядывая сияющие водопады покачивающихся на ветру былинок.
«Боги, как же красиво нынче нарядилась матушка-земля, как щедра она и приветлива, и ничего ей не нужно взамен».
Так бы и опустилась Зарислава, и целовала землю. Она легла на мягкую перину трав, прикрыв ресницы, позволяя вливаться потокам невиданной силы в тело, сердце, наполняющим душу нектаром, напитывающим соками, жизненной могучей волей. Подумала о том, что если излечит княжича, вернётся — где станет жить? Так же с волхвой в деревне? Или, быть может, в лес уйдёт, подальше к духам. Людей-то они боятся, а в чаще ей самой спокойней будет — там она как дома. А люди, коли нужна будет её помощь, будут приходить сами. Зарислава сжала губы. Нет, Ветрию-матушку одну она не оставит.
Много ещё о чём думала она, лёжа на траве, но покоя в сердце не нашла. Всё же что-то было не так, что-то бередило душу, волновало. Вспомнила о холодном тумане и шёпоте. Правильно ли она истолковала ответ Богини? Нужно бы у матушки спросить. А ещё Зариславу тревожило то, что Радмила не очень обрадовалась тому, что Зарислава поедет вместо волхвы. Пускай она на это дала согласие, но глаза княжны не обманывали, не по душе пришлось решение такое. А ведь с ней предстоит разговор вести, жить какое-то время поблизости.
Травница вздохнула. Всё это не очень ей нравилось. И успокаивала себя тем, что потом станет свободной. Но это если исцелит княжича…
Зарислава лежала до тех пор, пока небо окончательно не поглотила темень, а народившийся месяц и звёзды не стали ярче. Тогда она поднялась, огладив волосы и платье, неспешно пошла по своим зелёным угодьям. Здесь она хозяйка. Теперь медлить нельзя, и нужно сорвать травы, пока роса садится. Травница быстро принялась рвать стебли и соцветия в туесок. Пальцы её жгли огневицы, но Зарислава терпела, ловко складывая их на дно. И, когда набился полный короб, поклонилась в землю.
— Благодарю, матушка, за богатство, за силу. Ты уж прости, что потревожила, для благого деяния нужна мне сила твоя…
Постояв немного, Зарислава поспешила обратно. Снова пришлось идти через берег, который полнился народом — гулянье продлится до самой зари.
В низине у реки купалец уже прогорал, и через него парами прыгали молодые. Рядом выстроились другие пары: собираются для ручейка. Отовсюду лились чудные звуки свирели, от которых внутри Зариславы рождалась благодать. Впрочем, она не стала задерживаться, побежала, минуя избу Прозора. Возле берёзы Чаруши с Истомой уже не было, и Зарислава спокойно прошла мимо частокола, поднялась на взгорок.
Завиднелся в окошке огонёк. Знать Ветрия уже тоже управилась, пришла. Сердце травницы застучало часто, а от чего — и сама не ведала. Быть может, от того, что вскоре покинет родное становище и отправится в неведомые места? За тревогой Зарислава не заметила высокую тень возле калитки. Поздно схватилась за нож, но куда там, и сообразить толком не успела, как вдруг тень двинулась вперёд, и девичий стан обхватили сильные горячие руки. Сердце так и прыгнуло к горлу. Хотела уж было закричать, но услышала знакомый глубокий голос над ухом.