Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 11



– Мистер Вудвард, у вас жар! Все будет в порядке, обещаю!

– Да послушай же… Патрисия… Ты… Моя… Дочь…

– Что вы сказали? – переспросила я, удерживая в руках его голову и понимая, что старик, явно, не в себе. – Что вы имеете ввиду?

– Ты… Патрисия Вудвард… – с трудом выдавил дядюшка. – Наша с Мартой дочь… Я отдал тебя в младенчестве ее сестре Оби…

– Сэр… – взмолилась я, чувствуя мелкую дрожь его стремительно бледнеющего лица в своих ладонях. – Вам нужно перестать волноваться! Все обойдется, но необходимо сохранять спокойствие!

– Помолчи, не перебивай… – упрямо продолжал мистер Вудвард. – Я отдал тебя ей, чтобы уберечь от беды, и взял с нее клятву, что ты никогда не узнаешь правду и никогда не вернешься сюда…

– Просто скажите мне, где вы храните валидол? Постарайтесь вспомнить!

– То, что я сделал, было только лишь ради тебя… Я хотел спасти тебя, мою третью, кроме Марты и Хлои, самую любимую женщину от поместья и его проклятья. Срочно уезжай, иначе будет слишком поздно. Я люблю тебя, дочь… Прости меня… Мой адвокат сам найдет тебя… Денег, которые тебе полагаются по наследству, очень много… Даже не представляешь, сколько… Но сейчас ты должна сесть в машину и убраться от поместья, как можно дальше… Беги отсюда… Убирайся…

Я положила руку на его морщинистый крепкий лоб, убедившись в том, что температура тела дядюшки превышает все допустимые пределы. Он бредил, мучаясь в предсмертных судорогах, но без специального оборудования и медикаментов я была не в силах помочь ему, поэтому все, что мне оставалось делать, это держать в руках его трясущуюся голову и повторять слова о том, что все будет хорошо, надо только лишь успокоиться и расслабиться. Внезапно дядюшка снова захрипел, и все ее тело напряглось так, словно через него пустили мощный разряд электрического тока. Я поняла, что это конец, но продолжала без умолку шептать ему в ухо подбадривающие слова.

– Это не безумие, Патрисия… – с трудом разобрала я сквозь хрип. – Ты должна покинуть поместье, иначе пропадешь…

Хрип прекратился также внезапно, как и начался, и тело дядюшки, вмиг потяжелев, расслабилось и обмякло. Случилось неотвратимое. Осторожно выпустив голову мистера Вудварда из рук, я заглянула в широко открытые голубые глаза, наполненные отчаянием, обреченностью и мутью смерти, но, чтобы быть уверенной до конца, положила два пальца на его все еще теплую шею, убедившись в том, что пульс не прощупывался.

Он умер.

Мне, как врачу, не впервой видеть перед собой покойника, но…

Только не сейчас.

Только не при таких обстоятельствах.

Что за несусветный бред он нес перед смертью?

Я снова посмотрела на его сухое благородное лицо и закрыла пальцами лишенные жизни глаза. Что-то подсказывало мне, что он не был тем грубияном, каким отчаянно пытался показаться мне, лишь бы только я поскорее убралась из поместья. Подобрав валявшийся неподалеку мобильник и, ткнув пальцем в экран, я посмотрела на время, после чего почувствовала на спине легкий холодок.

Двадцать часов сорок пять минут.

Без четверти девять.

Ровно столько же, сколько показывали застывшие стрелки напольных часов, молчаливо стоящих в центральном зале.

2. Рассказ Оби



(16 июня 1987 года)

Переступив порог особняка через заднюю дверь, я остановилась в центральном зале и, нежно прижимая к груди дремлющую Патрисию, огляделась по сторонам. Мой взгляд упал на старинные напольные часы с застывшим на них когда-то временем – без четверти девять – и из груди вырвался горький протяжный вздох, полный скорби и печали.

По случайности Марта умерла ровно без четверти девять вечера. Разумеется, в подобном совпадении нет ничего необычного, думала я. У нее был один шанс из миллиона умереть именно без четверти девять, и он ей выпал. Марта всегда была очень удачливой, но никогда не гналась за фортуной в поисках наживы, а была счастлива и довольствовалась тем, что есть: любящим и любимым мужем, дочерью, домашними хлопотами и мной. Я очень любила свою старшую сестру, но теперь ее не стало.

Она умерла.

Впервые в жизни особняк показался огромной пастью какого-то жестокого чудовища, которое решило поглотить все следы счастья и радости, царившие до этого в мире, точно так же, как менее получаса назад семейная усыпальница Вудвардов – мавзолей с высокой треугольной крышей, располагавшийся за дубовой рощей поглотил навсегда тело Марты. Кому вообще пришла в голову мысль сносить тела усопших членов семьи в мавзолей, а не предавать их земле? Что за странная традиция, совсем не характерная для северо-восточных штатов, которые всегда населялись преимущественно англичанами? Впрочем, в династии Вудвардов это была не единственная странность… Откуда взялась мода вешать здесь же, в центральном зале, свои портреты, написанные маслом и стоящие немалых денег? Для чего? Потешить самолюбие или попытаться увековечить себя, став, тем самым, частичкой американской истории? Одному Богу известно. Я знала только то, что традициям Вудвардов уже много-много лет и они не меняются со временем. Вот теперь Марта, как полноправный член династии, заняла свое место в тот мрачном, молчаливом строении, а ее портрет, написанный в первый год совместной жизни с Алестером, беспечно висел на стене, не подозревая о том, что его хозяйка уже не живет в этом доме. Отыскав глазами полотно с изображением сестры, я горько вздохнула и посильнее прижала к себе Патрисию. Мне до сих пор не верилось в то, что моя старшая сестра покинула этот мир. Так быстро и так внезапно…

Все началось сразу после рождения дочери, которую они с Алестером так долго ждали. Поздняя беременность дала о себе знать, и в голове Марты стремительно развилась опухоль, о которой никто не подозревал, даже она сама, списывая частые головные боли и недомогание на переутомление, вызванные бессонными ночами и круглосуточным уходом за новорожденной Патрисией…

Алестер, проводив до ворот священника и похоронную команду, вернулся через парадную дверь и плюхнулся в кресло, кинув на меня короткий скорбный и беспомощный взгляд. Не помню, чтобы когда-нибудь видела его таким растерянным. Он не просто любил Марту, а боготворил ее. Она была его музой, его вдохновением, его лучшим другом. Несмотря на всю свою внешнюю строгость, Алестер не чаял в моей сестре души и все, что делал, он делал только лишь для нее и во славу ее. Я знала это наверняка.

– Произошло ужасное недоразумение, – мрачно произнес он, прервав молчание. – Марта не умерла… Это просто летаргический сон или ошибка доктора Брилля… Тем более, что он уже ошибался когда-то, ровно двадцать восемь лет назад…

– Алестер, прошу тебя… – я села в кресло напротив и, легонько покачивая малышку, беззвучно разрыдалась.

– О, господи, кого я пытаюсь обмануть… – Алестер закрыл лицо руками. – Моя любимая Марта, моя милая девочка, мое счастье…

Слушая его, я зарыдала еще сильнее, позабыв о том, что могу потревожить сон Патрисии.

– Это моя вина… – повторял он через ладони. – Только я виноват в том, что случилось…

– Не кори себя понапрасну, Алестер, – пыталась успокоить я его сквозь бесконечные всхлипы и слезы, которые бурным потоком потекли по моему распухшему лицу. – Ты ни в чем не виноват…

– Виноват… – упрямо повторял он. – Я был слеп, глуп и равнодушен… Я не обращал внимания на то, что происходит вокруг…

– Алестер, прошу тебя…

– Ты ничего не знаешь! – почти крикнул он. – Ты ничего не знаешь!

– Что? Что я не знаю?

Прежде чем он успел ответить, Патрисия проснулась и громко захныкала, извиваясь в моих руках, словно тоже где-то в глубине души осознала то, что осталась сироткой, у которой никогда в жизни больше не будет мамы. Вскочив на ноги, я начала успокаивать ее, нежно прижимая к груди и напевая в крошечное ушко колыбельную. Девочка замолчала и удовлетворенно засопела, снова прикрыв глазки и уткнувшись лобиком в мое плечо.

– Господи… – снова услышала я горький голос Алестера. – Я не хочу жить… Для чего мне теперь все это…