Страница 4 из 116
- Я же говорил: не трону, - спокойно сказал незнакомец. Я перевела дух и заставила себя остаться в палатке. Ничего страшного не случилось, ведь так? Так.
Кое-как уняв бешено колотящееся сердце, я попыталась скрыть свое смущение веселой болтовней. И незнакомец меня поддержал. Спустя четверть часа мы уже беззаботно смеялись над какой-то из рассказанных им баек. А рассказывать он умел. Я слушала и в моем воображении живо и ярко рисовались места, которые он описывал. Незаметно для себя я расслабилась. Мне было хорошо и беззаботно. Просто лежать на подстилке из шкур и слушать. Он начал описывать земли его родного клана. Он говорил тихо. В темноте палатки низкий грудной звук его голоса лился как густой тягучий терпкий разнотравный мед. Интонации были пронизаны легкими нотками тоски. Я слушала и по моей коже ползли мурашки. Вот бы кто-нибудь и обо мне рассказывал с таким восхищением, как этот парень о своем доме. Он соскучился по родным местам. Я чувствовала. Я понимала. Конечно, поляна Большого Совета кого угодно заставит скучать по тишине и уединению родного дома. Завтра он отправится домой. Туда, где ему хорошо. Ведь не может быть плохо в том месте, о котором рассказывают с таким жаром.
Я завидовала. Жаль, что я не могу больше так рассказывать о своем собственном доме. Потому что там для меня все сломалось. И в какой-то момент сломалась и я. Устала держать в себе и скрывать свою собственную тоску. Завтра мы разъедемся в разные стороны и, вероятно, никогда больше не встретимся. Я вывалила моему «чудищу из темноты» свою историю. Я жаловалась. Изливала свою боль. И мне стало легче. Потому что он не утешал. Он не говорил избитых фраз о том, что нужно просто переждать и потерпеть. Я это и сама знала. Но знать умом и чувствовать сердцем — это совсем разные вещи. Умом я понимала, что моя одержимость Миканом — остатки детской мечты, но я ничего не могла с собой поделать. Сердце не хотело отпускать эту мечту. Она вросла глубоко и никак не получалось выдрать ее с корнем. Мой ночной собеседник терпеливо слушал. Не выказывал раздражения или нетерпения. Наоборот. Он сочувствовал. И мне казалось, что меня понимают. Он рассказал мне, что и сам был недавно в похожей ситуации. Он крепко повздорил с одним из соплеменников из-за девушки. Она выбрала другого. История — зеркальное отражение моей собственной.
Мы проболтали почти половину ночи. Еще дважды мы затихали, пережидая стихийное бедствие под названием «мой старший брат». Ночной незнакомец закрыл полог и в палатке стало тепло. Приятной шелковистой массой ощущался под спиной мех подстилки. Уютно пахла какая-то неизвестная мне травка, наполняя пространство палатки пряным тонким ароматом. Собеседник больше не казался мне чудищем из пещеры. Просто человек, разделивший со мной одну из непростых для нас обоих ночей. Просто человек, скрасивший мое одиночество и тоску на несколько часов. И я была ему благодарна.
Проснулась я в своей собственной палатке. Я не заметила как уснула. Широкая спина еще похрапывающего брата закрывала меня от выхода. Как я оказалась в палатке? Я не помнила, как пришла. Меня перенес мой вчерашний знакомый незнакомец? Или брат нашел меня? Нет. Если бы меня нашел Айгир, он бы уже устроил мне взбучку. А если брат не стал меня будить, значит, наверняка, он решил, что просто не заметил мирно спящую меня в нашей палатке раньше. А значит, меня перенесло вчерашнее «чудище из палатки».
Я улыбнулась и довольно вытянулась на своей подстилке. Настроение было поразительно хорошим. Через маленькое смотровое окошко палатки я видела недавно занявшийся рассвет. Снаружи щебетали птицы. Очень скоро все проснутся. Начнутся всеобщие сборы, суета, упаковывание вещей и палаток. А пока на поляне царила тишина. Интересно, а спит ли еще мой ночной собеседник? Я аккуратно переползла через брата и выглянула на улицу. Палатка моего «ночного чудища» стояла позади нашей, поэтому я напялила влажные от ночной росы туфли и выбралась наружу. Его палатки не оказалось. На ее месте виднелся небольшой прямоугольник примятой травы и дырочки в земле там, где еще недавно были вбиты колышки.
Он ушел. Что ж! Может это и к лучшему. Наша недолгая дружба останется светлым пятнышком в моих воспоминаниях о Большом Совете. Суетном, суматошном и неудачном для меня. Я вздохнула, забралась обратно в свою палатку и нырнула под свое одеяло. Поджав озябшие в промокших туфлях пальцы ног, я попыталась поспать еще. Не вышло…
Первые кланы уже тронулись в путь, вереницей утекая сквозь горы. Кто-то прощался. Кто-то плакал. Кто-то собирался в одиночестве. Наши сборы еще шли полным ходом. Я скатывала в рулоны подстилки из палаток и крепила их к сбруе ящеров. Две другие девушки нашего клана уже собрали свои вещи и теперь готовились к сбору в своих новых кланах. Я радовалась за них. Правда. Надеялась, что у них все будет хорошо и они будут счастливы в своих новых домах.
О своем собственном будущем я старалась не думать. Я ужасно скучала по Микану. Я обещала себе не думать о нем, не сравнивать никого с ним. Но теперь, когда провалилась моя попытка начать новую самостоятельную жизнь, мысли о нем хлынули в мой мозг с мощью водопада. Они заглушили голос разума так же легко, как грохот воды, летящей с горы, перекрывает писк комара. Распихивая вещи по тюкам и седельным сумкам, я металась между потребностью побыть рядом с Миканом снова и нежеланием как прежде видеть сожаление в его взгляде, когда он смотрит на меня. Он чувствует себя виноватым передо мной за то, что со мной происходит. Он ведь все знает.
Боги! Ну зачем я ему рассказала о своих чувствах? Было бы легче, если б он не знал. Я бы по-прежнему страдала, но в наших отношениях не было бы такой натянутости и отчужденности. Он избегает меня. Найрани сказала, что он не хочет напоминать мне своим присутствием о моей беде. Как-будто это может что-то изменить! Не важно, рядом со мной или далеко, мои чувства к нему остаются прежними. Я люблю его.