Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 228 из 299

– Знаешь, как называют тебя германцы? Ма-а-ра-а! – произнес Германик синими губами мертвеца.

Луций вздрогнул и поднял руку. Вода потекла с нее вниз, и обильные капли ударились о теплую гладь бассейна. «Кап-кап-кап-топ-топ-топ», – звук падающей воды сменился четкими шагами Сципиона, несущего на руках Юлию. И снова: «Кап-кап-кап», – теперь уже капли крови разбивались о пол. Луций что-то мычал под полотенцем, вода в бассейне дрожала и качалась.

– Мара. Бог хаоса и беззакония, зло, пожирающее человеческую сущность, – тихо отчеканивал каждое слово мертвый племянник Цезаря на ухо Луцию.

– Нет… Нет… Я всего лишь хочу справедливости… Нет… – крутя головой из стороны в сторону, шептал генерал под полотенцем.

– Я говорил: не трогай орлов! Я говорил! – медленно поднялся из бассейна призрак Вара: сначала над водой показались его волосы, затем глаза. Он произносил слова, булькая и вдыхая в себя воду, отчего его голос становился дребезжащим и особенно страшным. Луций чувствовал его холод, но боялся снять с лица полотенце. Он уже не понимал, сон это был или реальность.

– За что ты убил моего сына, Луций? За что? – голос Ливерия, голос из детства прозвучал рядом, совсем близко.

– Луций, друг мой, разве я не был тебе предан? За что ты так поступил со мной? – Ромул подходил все ближе и ближе.

Перед генералом проплывали тысячи распятых и казненных, тысячи глаз, сверлящих его ненавидящими взглядами, тысячи ртов, проклинающих его. Вдруг мертвое тело друга наклонилось над ним и протянуло руку к теплому полотенцу. Луций замер в оцепенении, все мышцы напряглись. Ромул улыбался ему синим лицом, на его горле четко виднелся след от веревки. Он взял полотенце за край и начал медленно стягивать. Луций вскочил, словно распрямившаяся пружина, схватил мертвеца за грудки и сбросил в бассейн. Тот задергался. Брызги полетели в разные стороны. Ромул пытался вырваться, но Луций всей массой прижал его ко дну, от напряжения вены на его теле вздулись.

– Ты предал меня, сукин ты сын! И теперь ты мертв! Ты мертв! Вы все мертвы! А я жив! Я – власть! Я – власть и справедливость! Я не позволю никому встать у меня на пути! Это моя мечта! Моя мечта! Ты предал не только меня, но и мою мечту! – впиваясь руками в тело друга, орал он что было силы.

Затем Луций рванул тело из воды и в ужасе замер.

– Нет. Нет, нет, нет! Н-е-е-ет! – его истошный крик, казалось, взорвет мрамор. – А-а-а-а-а! Нет! Мария! Нет! – на его руках лежало обмякшее тело девушки с запрокинутой назад головой. – Прошу, нет! Нет, это не я! Нет! Ну как же так, а?! – Луций вытащил ее из бассейна и положил на бок. – Мария, Мария! Нет! – его руки тряслись, а по щекам текли то ли слезы, то ли капли воды с мокрой головы. Он нервно ползал вокруг возлюбленной, завывая и боясь к ней прикоснуться. – Прошу, прошу, не умирай! Прошу! А-а-а-а… – генерал подхватил ее на руки, беспомощно кружась и прижимая ухо к ее груди. Она не дышала. – Меня! Меня заберите! Меня! – взвыл он так, что от его крика прогнулись и задрожали стены.





Луций упал на колени, выдохнул густой теплый пар изо рта и только теперь понял, что вокруг него стало невероятно холодно. Он смотрел, как ресницы Марии покрывались инеем, а ее мокрые и мягкие волосы твердели. Вода в бассейне стала с треском кристаллизоваться и вскоре облачилась в лед. Из-под входной двери, сочась сквозь узенькую щелочку, заструился черный туман и потянулся к генералу, образуя силуэт, похожий на человеческий. Луций зажмурился.

– Милорд сказал, пускай живет. Пока живет! – насмешливый голос показался Луцию знакомым. Он медленно разжал веки: перед ним стоял тот самый карлик с разноцветными глазами. – Хорошенькая она, правда? Я-то надеялся, что ты эту стерву все-таки утопишь. Вот бы твой дружок порадовался, а? Ха-ха-ха! Ты зверь, генерал! Зверь! А зверь не жалеет о своих поступках!

Карлик тронул девушку рукой и превратился в черное облако, которое тут же растворилось в воздухе. Луций сидел и боялся пошевелиться. Вскоре его руки почувствовали теплоту человеческого тела. Девушка вздрогнула, из ее рта потекла вода, она захрипела и закашлялась.

– Мария… Жива… – он схватил ее и прижал к себе, покрывая поцелуями.

– Ты меня спас. Спасибо, – она мило улыбнулась, глядя ему в глаза, словно ребенок, – доверчиво и наивно.

– Что?

– Я упала в бассейн. Это последнее, что я помню. Ты спас меня.

– Спас, – еле слышно прошептал Луций и прижал ее к себе еще крепче. – Спас.

 

Праздничная музыка разносилась переливами и трелями по вечному городу. Музыканты со всех концов света, танцовщицы, акробаты и дрессированные звери развлекали народ. Императоры Рима умели отдыхать на широкую ногу – дай только повод! А повод был: Такфаринат разбит в Северной Африке, с мятежом наконец-то покончено. Покончено так, что еще долгие годы люди будут бояться даже думать о непокорности римлянам. Два дня назад отгремел триумф в честь Луция Корнелия Августа, генерала Черного легиона, усмирителя повстанцев, и теперь виновник торжества сидел на почетном месте рядом с самим Цезарем. То и дело к нему подходили разные люди, заискивающе улыбались, представляли своих друзей, сыновей, дочерей, рассказывали о том, кто они и чем занимаются, пили за его здоровье и удачу, прославляя его. Луций едва улыбался и одобрительно кивал всем, кто подходил к нему, но не потому, что ему так хотелось, а потому, что так было принято и так было надо. Понтий, сидевший с ним рядом, напротив, пытался запомнить всех почитателей. Луций не нуждался в новых знакомых, а вот его другу, который собирался стать чиновником, они были просто необходимы. Понтий мечтал о власти. Нет, он мечтал не о такой власти, которую хотел Луций, – он мыслил намного приземленнее и скромнее. Он жаждал походить на аристократов, одеваться, как они, вести себя, как они, жить, как они, тогда как Луций при одном только взгляде на их лица чувствовал тошноту. Прогнившие изнутри, визитеры внешне источали власть и пафос. Пустые слова, пустые действия, пустые разговоры – генерал понимал, что, изменись его положение, они тут же бросили бы его в самую глубокую и темную яму, и ни один из них не вспомнил бы об этом торжественном дне и об этом льстивом славословии.