Империя (книга 2)

Луций сидел на большом пне и, вытащив меч, вращал его, уперев острием в камень. Целый месяц он не мог принять решение и все обдумывал, как ему поступить. Как всегда, решение за него принял Марк – неделю назад, в римской бане. Термы – идеальное место, чтобы тело отдохнуло, а ум прояснился.

«Кажется, Марк знает ответы на все вопросы. Когда я сообщил ему о соседях отца и том, что они совершили, он сказал, что в самом преступлении уже заключено наказание. Прекрасные слова! Их нужно запомнить», – думал Луций, вращая клинком и глядя на то, как острое лезвие со скрежетом прокручивается в камне.

– О чем размышляешь? – послышался позади голос Сципиона, и Луций вздрогнул от неожиданности. – Смотрю я на твой задумчивый вид, и даже мешать тебе не хочется. На вот, держи, – протянул он воспитаннику свернутый пергамент.

– Все удачно?

– По-другому и быть не может. Ты же знаешь: если где-то прибыло, значит, где-то убыло. Император может наградить, а может и наказать. Внезапно нашлись люди, которые подтвердили, что Катон и Птолемей пытались поднять мятеж против Тиберия, а он не прощает такого. Тем более, когда одариваешь одних, приходится пополнять свою казну за счет других. Политика, Луций, политика. Там, наверху, чем больше врешь, тем больше тебе верят. Точнее, делают вид, что верят. А когда отнимаешь у одних и отдаешь другим, счастливчикам нет дела, откуда это добро взялось. Халява – это для них святое. Так что действуй. С этим документом ты можешь сделать с ними все, что угодно. Они враги государства, а ты на себе испытал, что это значит. Помнишь, надеюсь, как они этим воспользовались?

Луций резко поднялся и вложил меч в ножны. Голова змеи с рукояти смотрела на мир своими драгоценными глазами, поблескивая в солнечном свете, словно живая, – казалось, она вот-вот зашипит и укусит. Ярость, словно болезнь, пожирала тело Луция изнутри. Сципион улыбнулся, чувствуя это, и положил руку ему на плечо.

– Они не пощадили вас, помни это.

Луций сжал зубы и кивнул. Вдруг он увидел вдалеке облачко пыли, которое становилось все заметнее и заметнее.

– Наконец-то, – разглядел он во всаднике Ратибора. «Хорошо, что я взял только русича и оставил парней. Все-таки это больше мое дело, а не их. А этому варвару все равно, кого убивать, – для него мы и сами варвары! Русич предан, как пес, но всегда себе на уме. Никогда не поймешь, о чем думает этот громила, который ни смерти не боится, ни самого Юпитера! Ему вообще плевать на наших богов! Одно лишь желание у него осталось – отомстить за отца, а все остальное побоку! Хотя странно. Как-будто я только что сам себя описал», – задумался Луций, глядя на подъезжающего к нему Ратибора.

Русич спрыгнул с коня и крепко обнял Луция – так крепко, что у того захрустел позвоночник.

– И я рад тебя видеть, дружище, – еле вздохнув, прошипел Луций.

Ему на мгновение показалось, что он попал в лапы к медведю, впрочем, к таким встречам он уже привык: Ратибор всегда именно так его приветствовал. Видимо, в далекой Скифии (или откуда он там?) так принято.

– Приветствую вас, командир, – послышался голос центуриона.

Офицер ударил себя в грудь кулаком, после чего его рука взметнулась вверх. Луций кивнул ему в ответ. «Настоящий солдат: выправлен, доспехи начищены, красное оперение шлема бьет по глазам. Хочется смотреть и смотреть на него. Он действительно хорош, как и его солдаты. Точнее сказать, мои солдаты! Это мои солдаты!», – ненадолго задумался Луций, оглядывая офицера, и затем вновь перевел взгляд на русича.

– Ну, что творить будем?

– Наведаемся к одним моим старым знакомым, точнее сказать, к знакомым моего покойного отца. Передам им привет от него из преисподней!

– Это пожалуйста! А почему ребят не взял?

– Не их дело, мое.

– Как скажешь.

Луций окинул взглядом окрестности: повсюду поля, неподалеку развалины, в которые превратился дом Мартина, а где-то вдалеке – забор и дерево, то злосчастное дерево, сыгравшее роковую роль в судьбе сестер его друга. И остаток пня, на котором он и сам когда-то сидел. Именно за ним прятался старый Помпей, вглядываясь в лица детей и своей любимой Ливии. Теперь нет ни Помпея, ни семьи Мартина, дом и тот разрушен и сожжен. Все это теперь принадлежит Птолемею. А чуть дальше видны пастбища Кристиана, Ливерия и его отца, которые присвоил Катон. Луций смотрел на все это, но видел только верхушку айсберга. На самом деле, знал он немного. Точнее сказать, ничего не знал – ни про пень, ни про забор и дерево, которое до сих пор растет на прежнем месте. Он понимал лишь одно: наказание должно быть приведено в исполнение, и его рука машинально легла на голову змеи, будто та просила приласкать ее и накормить. Снова в памяти мелькнули бледное лицо Юлии, гулкие шаги Сципиона по мраморному полу, алая кровь: кап, кап, кап… И слова умирающей: «А я все бегу и бегу, бегу и бегу, а забор… Забор высокий, а я бегу». Рука сжимала рукоять меча все сильнее, пальцы похрустывали, Ратибор что-то говорил, но Луций его не слышал. Он смотрел вокруг бессмысленным и страшным взглядом, а в его голове раздавались лишь шаги, капли крови и тихие слова. Сципион улыбнулся, чувствуя злость Луция, словно зверь, который чует страх человека. Он понимающе кивнул головой и хлопнул воспитанника по спине, напутствуя его этим жестом и убеждая в том, что тот все делает правильно. Луций одним махом запрыгнул на коня, поднял руку и указал вперед. Солдаты беспрекословно последовали за ним. Сципион остался один, провожая их взглядом, и только когда легионеры скрылись из вида, рядом с ним послышался ровный, по обыкновению спокойный голос Марка.