Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 149 из 299



– Что это за очередная картинка?

– Дай сюда, – отнял у Понтия чертеж Ромул.

– И правда, Ромул, что ты там задумал?

– Если мы выдвинемся ночью из лагеря, нам нужно будет разжечь костры и оставить несколько солдат на стенах. Противник должен думать, что мы внутри, начеку, готовимся к их нападению. А мы выйдем с обратной стороны лагеря, сделаем крюк и зайдем к ним в тыл, где они нас точно ждать не будут. Уверенный, что мы в лагере, противник выставит часовых по минимуму. Ульрих наверняка даст всем отдохнуть перед сражением.

– Замечательный план, Ромул. Но у меня есть маленький вопрос: допустим, ты все просчитал и мы вот так просто проберемся в лагерь германцев, но где мы найдем там, среди тысячи воинов, этого проклятого Ульриха? Может, высвистим его или спросим дорогу у его головорезов?

– Понтий, ты хоть и старше нас всех, но вот ума у тебя маловато, – усмехнулся Ромул.

– Что ты сказал?! Я рожу тебе сейчас расшибу, умник! – кинулся было на него Понтий, но был тут же остановлен Луцием.

– А ну хватит! Совсем с ума посходили?!

– Повезло тебе, книжный червь! – отпихивая Луция, крикнул Понтий.

– Давай, Ромул, говори. И правда, как мы его найдем?

– У него сегодня убили сына. Мало того, что убили, так еще и надругались над телом. Он вряд ли сможет уснуть после такого. Сами подумайте: кто бы из вас смог заснуть, зная, что тело вашего ребенка лежит в лагере противника, а голова надета на копье и украшает ворота? Он не будет спать, и при этом он будет один. Он захочет побыть в одиночестве, чтобы подумать о мести. Тут-то мы его и прихлопнем.

– Его воины не будут сражаться без предводителя, – одобрительно закивал головой Луций. – Это наш шанс, другого такого не будет.

– Я пойду с одним условием! – внезапно встрял в их разговор Ратибор. Луций вопросительно посмотрел на него. – Я должен убить его сам, а прежде выяснить у него, кто стоял за убийством моего отца.

– Он будет твой, Ратибор, обещаю, если только мы доберемся до него. Теперь спрашиваю у всех: кто со мной?





Все, кроме Понтия, одобрительно подняли руки.

– Понтий? – посмотрел прямо в глаза друга Луций.

– Что, Понтий, Понтий?! С вами я! Не одному же мне здесь потом подыхать? А ты, Ромул, знай: если что пойдет не так, чертов умник, прибью тебя сам, не дожидаясь, когда это сделают германцы!

– Идет, дружище! – улыбнулся Ромул.

 

Ульрих стоял в темноте ночи, держа руки за спиной. Его серое лицо постарело за этот день, а глаза уже не сверкали так ярко и злобно, как прежде, – они были пусты и безжизненны. Под молчаливым присмотром своей охраны, которая держалась от него на расстоянии, он с задумчивым видом глядел на небо. Перед ним сидели на лошадях со связанными за спиной руками и надетыми на шеи веревками друзья его сына. Те, кто должен был охранять его наследника, его мальчика, продолжение его рода. Они что-то объясняли ему, пытались докричаться до пожилого воина, которого знали с детства, но он, устремленный мыслями куда-то далеко, не слышал их, да и не хотел, по всей видимости, что-то понимать. Он уже нашел виноватых среди своих. Теперь он мечтал покарать виноватого среди чужих, среди тех, кто пришел завоевывать его земли и порабощать его народ. Римляне. Мерзкие, ненасытные люди. И этот мерзавец центурион, который отнял у него самое дорогое, да еще и надругался над ним, опозорив тело сына и его самого перед остальными воинами. Этого Ульрих не мог оставить безнаказанным. Как не мог оставить не похороненным тело Хлодвига. Теперь он отвел войско для перегруппировки и отдыха, но с рассветом собирался лично повести своих солдат на приступ. Он поклялся себе сравнять этот лагерь с землей, а всех, кто его охраняет, придать такой ужасной и мучительной смерти, чтобы о ней веками говорили с содроганием.

Ульрих ненадолго прикрыл глаза, на секунду представил лицо своего сына, непроизвольно дернул шеей, развернулся и пошел в сторону своего шатра. Один из охранников, раскрутив кнут над головой, громко щелкнул им в воздухе, оглушая всех собравшихся. Лошади вздрогнули, пошли вперед, и секундой позже на толстом суке столетнего дуба затрепыхались повешенные на нем люди.

– Что ты скажешь мне? – сухо спросил Ульрих, когда к нему подбежал один из его командиров.

– Римляне развели костры, это видно по дыму, поднимающемуся из лагеря. Они выставили часовых. Скорее всего, ждут, что мы нападем ночью.

– Глупцы. Пускай ждут. Выстави дозорных, но не слишком много: основная часть воинов должна отдохнуть. Римлян осталось совсем мало, и завтра я покончу с ними. К утру чтобы все были готовы! Перед рассветом мы выступаем. И донеси до людей: кто отступит от стен, лучше пускай убьет себя сам!

– Конечно, командир.

Ульрих остался в окружении своей преданной охраны из десятка человек, все остальное войско разместилось от его шатра метрах в пятидесяти: никто не имел желания попадаться ему на глаза в эту ночь. Тем временем Луций с товарищами и небольшим отрядом солдат покинули лагерь, обогнули болото и, преодолев несколько километров и обойдя дозорных, зашли в тыл войска германцев.