Страница 13 из 299
Прошло три месяца с того момента, как Рим узнал о страшном и позорном поражении. Поражении от того, кто должен был пресмыкаться при одном только слове, да что там слове – при одной только мысли о вечном городе. Многое изменилось за это время в империи. Но мог ли знать об этом Корнелий, который в беспамятстве, болтаясь на волоске между жизнью и смертью, провел это время на койке под присмотром тех, кого смог вывести из проклятого Тевтобургского леса?
Что может быть важнее для хороших командиров и воинов, чем слава, успех и вкус победы? Наверное, ничего, не считая благородной смерти на поле боя за правое дело во имя Рима. Только вот сейчас для Корнелия все обстояло немного иначе. Предательство и осознание того, что он, зная все это, не осмелился ослушаться Вара и повел на гибель своих людей, не давало ему покоя. Не такой участи он хотел для своих солдат.
«Ну, вот до чего довело тебя твое самолюбие, мерзкий ублюдок! И сам подох, ничтожная самоуверенная скотина, и людей погубил! Я говорил, что надо было дождаться подкрепления. Привел бы Тиберий свои легионы, мы бы не угодили в эту западню! Да и вряд ли бы он позволил тебе командовать войском!» – думал Корнелий. Не в его силах было что-либо изменить, и из-за этого ему было тошно от самого себя. Из-за этого он не мог смотреть в глаза тем, кто сейчас был рядом с ним.
Корнелий вместе с небольшим количеством выживших солдат из своего легиона шел назад, отказываясь верить в то, что случилось. Но чем старательнее он пытался об этом забыть, тем больше ему хотелось остаться бездыханным там, а не идти сейчас здесь и не видеть ничего вокруг себя. Если бы он мог выменять свою жизнь на жизнь павших, он безоговорочно сделал бы это. Но он не мог. Он также понимал, погибни он тогда, никого бы не удалось спасти. Он шел с остатками своего отряда, таща на себе раненого солдата, который время от времени стонал и хрипел. Всех их выкинули, как щенков, из военного лагеря вместе с тяжелоранеными и еще неокрепшими людьми. Все хотели избавиться от них. Рим думал по-своему: что стоит жизнь человека, когда подорвана репутация непобедимой военной машины? А они? Они просто попали под эти жернова и теперь должны были исчезнуть, как и те три уничтоженных легиона, о которых сразу попытались забыть, словно их и не было вовсе.
Погрузившись в свои мысли, Корнелий не скоро заметил, что тот, кого он тащил на себе, перестал подавать признаки жизни. Центурион остановился. Медленно встав на колени и придерживая солдату голову, он бережно положил его на землю, словно отец, который кладет в колыбель свое уснувшее дитя. Корнелий закрыл глаза и, стиснув зубы, глубоко вздохнул, по его щеке скользнула слеза. Он вспомнил, как этот солдат еще совсем недавно улыбался и веселился, сидя на перевалочной базе у костра около этого злосчастного леса. Как он бесстрашно сражался, не давая страху ни единого шанса поселиться в его душе. После непродолжительной паузы Корнелий закрыл глаза солдату. Закопав тело, воины направились дальше. Путь домой был не близок. Так закончилась жизнь трех легионов великого Рима.
Вот она – родина, куда так спешил Корнелий, куда так звало и тянуло его сердце. Ожидание томило его: он мечтал наконец-то встретиться с семьей, обнять жену, уткнуться лицом в ее густые волосы и вдыхать аромат молодого тела, прижимая ее к себе все сильнее и сильнее. Но сначала нужно было прибыть в военный лагерь, чтобы уладить оставшиеся дела. Родная земля не встретила их с распростертыми объятиями. Они ощущали непонимание со стороны жителей и, проходя мимо людей, чувствовали озлобленность и презрение, которое читалось в их глазах. Казалось, даже воздух был пропитан ненавистью к ним – единственным, кому удалось выжить. Переглядываясь и не понимая, что происходит и почему мимо проходящие люди как-то с пренебрежением и отвращением глядят в их сторону, бойцы брели по пыльной дороге к своей цели, еще не ведая, какой прием ожидает их там, в конце пути. Приблизившись к воротам лагеря, они увидели солдат, стоявших в карауле, и чем ближе к воротам они подходили, тем более настороженно вели себя караульные, которые сначала долго с опаской смотрели на чужаков, а потом и вовсе кинулись им навстречу.
– Ну вот, наконец-то мы и добрались, – произнес Кристиан.
– Да уж… Не нас ли бегут встречать? – кивнув на солдат, посмотрел на Корнелия Ливерий.
– Ага, нас. Вид только у них не очень-то приветливый. Не похоже, что нам тут дюже рады, – сплюнув на землю, буркнул Корнелий.
И действительно: поравнявшись с ними, солдаты мгновенно скрутили всех, добавив при этом:
– Будете дергаться, разделите участь тех, кто пал смертью храбрых, а не сбежал, как вы, предатели и трусы! Ну же! Только дайте повод, и вы умрете как бездомные собаки! – приставив к горлу Корнелия острие меча, проговорил один из солдат.
– Вот тебе и радушный прием, – сквозь зубы прошипел Корнелий и продолжил: – Понять бы еще тогда, в чем моя вина, а сейчас…
Но, не дав ему договорить, солдат со всего маху ударил центуриона рукояткой гладиуса по затылку. В глазах Корнелия потемнело. Последнее, что он услышал, были слова охранника:
– Всех в железо и в подвал. Ну а этого, как и приказывали…
Откуда-то издалека послышался голос, который становился все четче и громче. Словно гул, он нарастал в ушах, пока Корнелий уже ясно не услышал: