Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 16



– Может получиться…

– Получится.

Посмеивающийся Антон растворился в воздухе, а Иванов вернулся в квартиру, где его ждала уже основательно нервничающая из-за неизвестности Ирина Дмитриевна. Она по-прежнему была полностью готова к выходу на улицу и, чтобы заполнить ожидание, в неизвестно какой раз инструктировала домочадцев:

– Суп в холодильнике… Мусор вынести не забудьте… Хлеб есть, я купила…

– Никто никуда не едет, – сообщил Сергей, без приглашения проходя в кухню и плюхнувшись на табурет. – Присядьте. Нам нужно поговорить.

– В смысле? Что случилось? Почему? Вы же сказали… – начала Валюхина засыпать парня непрерывным, на одном дыхании, потоком вопросов. – Я уже собралась!

В доказательство она потрясла в воздухе сумкой, давая понять всю серьёзность своей подготовки для незапланированного визита к некой Инне.

Из комнаты снова нарисовались любопытные отпрыски. Приковыляла бабка.

– Задержали голубчика, – сказал Сергей. – Только что доложили. Но вам придётся посидеть дома. Недолго. Пару дней от силы. Вдруг у него сообщники были?

Ирина Дмитриевна замерла в растерянности, не зная – радоваться или бояться ещё больше. С одной стороны – опасность вроде как миновала, с другой – непонятные сообщники, которые пока на свободе. Потому она, как истинная женщина, попавшая в стрессовую ситуацию, спросила не о том, о чём хотела, а первое, что взбрело в голову:

– Как же нам в магазин ходить?

– Дети сходят. А лучше соседей попросите. Не переживайте. Озвученная мера скорее страховочная, нежели вынужденная. Маньяки практически всегда одиночки. Нам указанный срок необходим чтобы как следует допросить задержанного и отработать возможные связи. Так что разговор идёт о самой обычной перестраховке, вполне логичной для всякого здравомыслящего человека. Отнеситесь к этому как к лёгкой простуде – отдохните, отоспитесь. И не бойтесь, – Сергей вновь пустил в ход виноватый взгляд. – Мы всегда рядом.

В этот раз подействовало хуже.

– Не верю я вам, – искренне заявила Валюхина, снимая пальто.

Инспектор в этом даже не сомневался. Он и сам прекрасно понимал, что несёт откровенную чушь. Ну не было у Иванова времени хорошо продумать легенду. Физически не было. Потому приходилось импровизировать.

– Зря, – ответил он женщине. – Вы же всего не знаете…

В ход пошёл второй психологический приём – любопытство. Люди любят узнать что-нибудь… эдакое, делающее их причастными к государственным или следственным тайнам, к тайному клубу посвящённых в новости «не для всех». А если им дать ещё и снисходительно порассуждать на заданную тему, с почтением выслушивая их «бесконечно мудрые» замечания и наставления по борьбе с преступностью, своевременно поддакивая и грамотно акцентируя беседу на наиболее интересующих деталях, то можно узнать очень многое, практически не задавая прямых вопросов.

Не стала исключением и «подзащитная». По заметно затрепетавшим крыльям носа и слегка порозовевшим мочкам ушей стало понятно – женщине жутко интересно узнать «Всё». И уговаривать, против ожидания, не пришлось. Такая незамысловатая наивность лишь подтвердила первое впечатление об Ирине Дмитриевне: простая, в какой-то степени затюканная бытом и роднёй, немного любит поскандалить и не откажется от внимания к своей особе. Обычная, рядовая женщина, каких миллионы по всей стране. Нормальный, в общем, человек.

Быстро переодевшись, «подзащитная» села напротив, попутно прогнав детей к себе. Матери она ничего не сказала, и бабка пристроилась тут же, на третий табурет.

– Может, чаю? – предложила Валюхина.



Сергей согласился. Совместное чаепитие – самое то для задушевной беседы.

Пока хозяйка хлопотала, извлекая из глубин навесного шкафа чашки понаряднее, колдуя с заварником и бегло протирая тряпкой и без того чистый стол, старуха начала разговор:

– Вы спрашивайте. У нас с дочкой секретов нет.

Присутствие третьего лица в планы Иванова не входило. Дети никогда не бывают откровенны при родителях, однако та основательность, с которой пенсионерка расположилась на табурете, не оставляла никаких надежд на конфиденциальность. Придётся при ней работать…

– Я, когда читал вашу биографию, – послав бабку в душе куда подальше, приступил к дознанию инспектор, – заметил, что вы учились в одном классе с Солодянкиной Викторией Егоровной. Помните такую?

Но вместо ответа он получил встречный вопрос. От женщины.

– Какую биографию? Вы что, сведения обо мне собираете? А у вас ордер есть?!

Э-э… нет. В это русло разговор пускать нельзя и лучшая защита – это нападение.

– А вы как думаете? Установили же мы как-то, где вы живёте и как вас зовут! Или, по-вашему, нам наобум ходить нужно, по всем квартирам в поисках неизвестно чего и ориентируясь исключительно по подбрасываемой вверх монетке? Орёл – влево, решка – вправо? Вы же современная женщина, – умеренный комплимент всегда полезен. – Ну сами посудите – нужно же знать, к кому идёшь, с кем работать придётся? Люди ведь разные бывают. Одни адекватные, другие, – расстроенный взмах рукой, призванный показать всю тупость и склочность некоторых граждан. – Мы, кстати, через Солодянкину на вас и вышли.

– На неё тоже?.. – охнув, прикрыла рот ладонью Ирина Дмитриевна.

– Тоже, – многозначительно подтвердил инспектор. – Как и вы, дома сидит. Маньяк по выпускницам из вашей школы орудовал. Разные выпуски, – подчеркнул парень, чтобы не углубляться в школьные воспоминая. – Кроме этого – ничего общего. Но, сами понимаете – служебная тайна!

– Как?.. – ошарашенная такой новостью Валюхина чуть не выпустила взятую было чашку из рук.

– Псих, – авторитетно объявил Иванов, мучительно соображая, как свести эту тему на «нет» и чувствуя, что сейчас окончательно запутается. – Экспертиза даст заключение, что творится в его больной кукушке, тогда и поймём мотивы. Пока об этом говорить рано. Вы мне лучше про Вику расскажите. Странная она. Словно… обидел её кто.

– Обидишь её, как же, – внезапно, с нескрываемой ненавистью, подала голос бабка. – Гнида, сволочь, воровка!

– Не понял…

– Да тут и понимать нечего! – пенсионерка начала понемногу выходить из себя от нахлынувших воспоминаний. – Я её с соплячества знаю. И всегда она была тварью. По малолетству – ещё терпимо. Как подрастать стала – не знали, куда от неё деться. Мать в гроб загнала выходками своими… У всех всё тащила, постоянно врала, из детской комнаты милиции, считай, не вылезала. В спецшколу чудом не угодила – слишком умная оказалась. Делала так, что все знали – её рук пакость, а доказать нечем. И никогда никому ничего не прощала. Всех ненавидела. Помнится, её девочка, в школе, на лестнице случайно толкнула, извинилась сразу – а вечером ей кто-то кирпичом по затылку заехал. Убить – не убили, но покалечили дитё знатно. Все знали – Викина работа. Она особо этого и не скрывала. По слухам, много горя от этой стервы людям досталось. То парня назло уведёт, то наоборот, подговорит дружков своих – они и побьют того, кто ей не угодил. У нас она тоже отметилась. Ирка, – старуха с неудовольствием посмотрела на дочь, отчего та сразу потупилась, – в старших классах дружить с ней удумала. Мальчики, вино рекой текло. До аборта допрыгалась… Так Вика Солодянкина её подбила все деньги из квартиры вынести. Как раз перед тем, как её из ПТУ выпихнули. А деньги-то – последние!

Валюхиной были явно неприятны эти воспоминания. Шея женщины стала пунцовой от стыда за грехи молодости, мокрые от еле сдерживаемых слёз глаза говорили о том, что ей хочется сбежать из этой кухни куда угодно, лишь бы подальше от расходившейся матери. Не в первый раз, похоже, прошлым шпыняют. Надо было спасать человека…

– Что вы знаете о татуировке? – обращаясь к «подзащитной», пресёк бабкин «поток сознания» Сергей. – Ласточке?

– Так они друг дружке их и сделали! – опять вместо дочери ответила пенсионерка. – В тот же день, как ограбили. Джинсы они себе купили, портвейну, на такси катались… Моя дурёха той воровке в рот ведь смотрела. Своего мнения не имела вообще. Как сейчас помню: выдрала я Ирку тогда как сидорову козу. Стыдила. Они ведь, деньги эти, на море отложены были. Три года копили. Оно ведь как – я на фабрике работала, платили мало. Отец её, покойный, по инвалидности только сторожевать и мог. Трудно нам копеечка доставалась. Всё мечтали – вот вырастет чадо, учиться пойдёт…