Непокорное сердце Еньки Малиновской

           Владелец этого цветника, еще в студенческие годы, начитавшись исторических трактатов о японской культуре, буквально заболел гэйги токухон, правилами гейши. Они его настолько увлекли, что молодой историк сначала написал дипломную работу, а потом и кандидатскую защитил на эту тему. Но и этого ему показалось мало, он решил возродить древнеё искусство хотя бы в пределах одного модельного агентства. Разумеётся, от юных прелестниц никто не требовал ходить в кимоно, делать японские прически и наносить сложный макияж, но что касается всего остального… Теперь уже кандидат исторических наук и предприниматель Титомиров буквально дрессировал девчонок, "вколачивая" в них правила этикета, знание литературы, искусства, умение петь, танцевать и слагать стихи. Отбор был жесткий, как для обучения, так и во время обучения. Поэтому в свет допускались не многие.  Услуги их были практически запредельные по стоимости, но  влиятельные мужи успели оценить такой эскорт, и цена их не останавливала. Тем более, то ходили слухи, что некоторые девушки оказывали не только услуги сопровождения. Запись велась на несколько месяцев вперед.

       Андрон решил, что появление «милых девушек» на студенческом сейшне – несанкционированная вылазка авантюрной молодежи, поэтому поспешил воспользоваться выпавшим шансом. Он  направился на кухню, где еще возилась Женечка.

           - Сколько? – поинтересовался Андрон у студентки, пошатываясь и  притягивая её к себе за бедра.

           - Что «сколько»? – не поняла девушка  и отстранилась от него.

           - Сколько стоит ночь с тобой?

           - У тебя столько нету! Отвали, - взбесилась из-за оскорбления Енька.

           - На шлюху хватит, - засмеялся Андрон.

        - Дурак? Или перепил? Иди проспись, утром поговорим, - про утро слова были лишними. Пьяный парень мыслил в данный момент только линейно – баба набивает себе цену.

           - Ага, утром поговорим, а до утра  разговаривать нам будет некогда, - мерзко заржал этот придурок, схватил Еньку за руку и потащил за собой, - ну, показывай, где тут спальня…

           - Эй, отвали, скотина! Да ты совсем охренел! Урод! Ты что себе позволяешь? Отцепись от меня! – она перешла на ультразвук, пытаясь зацепиться свободными конечностями за выступающие детали интерьера.

            Силы были  неравными, но в этот момент на кухне кто-то загремел посудой, Андрон отвлекся. Енька воспользовалась моментом и успела вырваться из захвата,  шмыгнув в приоткрытую дверь кладовки. Еще полчаса Андрон матерился и искал не состоявшуюся жертву в доме, а потом отправился обследовать территорию дачного участка.

           Вытащив из кучи одежды свою куртку и схватив рюкзак, короткими перебежками от забора к забору, от куста к кусту, Енька рванула к деревенской автобусной остановке.

 

         Сосед Артемьевых, Дядя Сема, шестидесятилетний мужчина, габаритами уступающий только Гераклу, дураком не был. Выезжая со своего участка, он увидел испуганную девчушку, «незаметно» перебегающую от одного укрытия к другому и нервно озирающуюся по сторонам. Он сразу смекнул, что для того, чтобы после студенческой гулянки не пришлось идти свидетелем по уголовному делу, лучше отвезти горемыку домой:

            - Что, нагулялась? Домой пора? – притормаживая рядом с бедолагой, поинтересовался дядя Сема.

            - Да, засиделась что-то. А вы не знаете, когда следующий автобус? - все еще нервно оглядываясь на дачу одногруппника, спросила Малиновская.

             - Отчего ж не знать, знаю, - глянул на часы дядя Сёма, – через сорок минут будет. Может подвезти, раз спешишь?

            - Да, да, подвезите, я заплачу, - обрадовано закивала девчонка,  – Мне только до города, там я на автобусе…

              - Садись уже, - добродушно усмехнулся мужчина, - заплатит она…

 

          «Не хотела ехать, и не надо было,- ругала себя Женечка, сидя в машине и перебирая события в голове, – Праздника захотелось идиотке! Отпраздновала, блин! Что я не так сделала? Чем могла спровоцировать? Хорошо, что не изнасиловал, вовремя я смоталась. А то еще и в криминальной хронике засветилась бы. Тогда отец меня точно прибил бы». На душе становилось все гаже и гаже. Размышления давно уже перешли в категорию «самоедство», но отвлечься было не на что. Музыки в машине не было, водитель попался неразговорчивый, чему, впрочем, девушка была рада – уж очень не хотелось рассказывать о том, что случилось на даче. А на улице было уже темно так, что силуэты домов и деревьев едва угадывались. Только две желтые полосы ближнего света от автомобильных фар освещали асфальт, гипнотизировали, как два змеиных глаза, навевали тоску и рождали гадкие предчувствия.