Страница 32 из 32
Перед ним стояли молодожены: Маришка, которую за склочный характер и особенную нелюбовь к плохой музыке давно знали по имени и боялись почти все Скайримские барды, и Маркурио, достаточно молодой маг, зарабатывавший, насколько священику было известно, сопровождением искателей приключений. Влюблённые выглядели весьма счастливыми, и ничего странного в них не было. По крайней мере, более странного, чем во всех остальных молодоженах, которых успел повидать жрец за свою долгую карьеру. Девушка, стоящая перед ним, сияла наивными карими глазами, то и дело поглядывая на Маркурио, и Марамалу казалось, что во взгляде этом то и дело сверкали незнакомые красные искры, но списывал это на собственную усталость и некрепкий после рождения дочери сон.
В общем, пугали и приводили в недоумение редгарда вовсе не сами молодожены, а их гости. А сборище в зале действительно восседало странное.
Со стороны жениха на церемонию заявился всем известный торгаш Бриньольф, нагловатый рыжий тип, постоянно торговавший какими-нибудь бесполезными вещами, рекламируя их при этом как панацею и величайшее сокровище исчезнувших рас. Какое отношение он имел к умнице-Маркурио, Марамал и подумать боялся, но вопросов лишних не задавал. Сопровождала рыжеволосого норда строгого вида лиловоглазая данмерка, выглядевшая совершенно безобидно, от его священик едва не решался предупредить её о странных занятиях кавалера, но держал себя в руках, так как не любил лезть в чужие отношения, какими бы они ни были.
Со стороны невесты, на ближайшей к ней лавке восседал странный седовласый мужчина средних лет, которого Марина называла своим дядюшкой. Неизвестный, заливая слезами аляповатый розово-оранжевый костюм, норовил высморкаться в рукав мантии своего спутника, чьего лица не было видно из-за низко надвинутого тёмного капюшона. Так и не уверившись в половой принадлежности этого молчаливого и безропотного существа, Марамал краем уха расслышал, как Маришкин дядюшка называет его Люсьен, и принял за истину, что под мантией скрывается пожилая тётушка.
За странной и очень шумной (исключительно из-за умильно рыдающего дядюшки) парочкой тихо сидел прогремевший недавно молодой бард по имени Максим - его баллады "Я вас любил" и "И скучно, и грустно, и некому руку подать..." за недолгие пару месяцев карьеры успели стать хитами. Его приглашали на многие празднества, но он всегда брал с собой свою молчаливую дочь от первого брака. На вопросы о её матери бард предпочитал отмалчиваться, и сейчас, лучезарно улыбаясь, прижимал к груди сидящую рядом девочку, теребящую тоненькими пальчиками кружевной платочек.
Со стороны жениха, прямо за рыжим Бриньольфом и его серокожей спутницей, пристроился другой данмер, мужчина с неприятным, будто пластилиновым лицом, укутанный в странную мантию с бахромой. На коленях мер держал клетку с ярко-жёлтым петухом, которого почему-то называл "Уважаемый посол". "Посол чего, курятника? Странный домашний любимец и странное имя для петуха," - подумал священник, усмехнувшись.
А у самого входа, крепко обнявшись, сидела пара, на которую сейчас тайком глядели все обитавшие в храме послушники. Высокий норд с лицом, покрытым ярко-красными символами, осторожно обнимал за плечи странную эльфийку, похожую на древнюю, неиспорченную двемерами фалмерку, с лунно-белоснежными волосами и ярко-синими глазами. Эти лица знал каждый в Империи, и присутствие императорской четы, лишь недавно объявившей о скором рождении наследника, в промозглом зимнем Рифтене сильно удивляло Марамала. А уж вкупе с остальными присутствующими и вовсе грозило отложиться в его памяти до конца жизни. Глубоко вздохнув, слуга Мары начал свою речь:
- Начнём же церемонию! Мара дала жизнь всему сущему и с тех пор присматривает за нами, как за детьми своими. Её любовь к нам научила нас любить друг друга. Её любовь показала нам, что жизнь, прожитая в одиночестве, и не жизнь вовсе...
Взгляд священика скользнул по лицу притихшего Бриньольфа. Тот всё оборачивался к смахивающей слёзы умиления императрице, будто пытался вспомнить, где мог её видеть. "Как бы чего не выкинул", - подумалось Марамалу, но речи своей он не прервал, надеясь поскорее закончить и проведать подозрительно спокойно заснувшую сегодня дочурку.
- ...Согласны ли вы по любви связать свои жизни вместе — сейчас и навсегда?
- Да, сейчас и навсегда, - произнёс Маркурио и обернулся к Марине. Она зачем-то показала ему язык, но всё же повторила слова мага.
- Да, сейчас и навсегда, - голос девушки дрогнул, она неотрывно глядела на суженого.
- Властью, данной мне Марой, богиней любви, объявляю вас супругами! - провозгласил, наконец, священник, и уже потянулся к застывшим на низком столике золотистым кольцам, покрытым неразборчивой вязью, как вдруг...
Бриньольф вскочил с места и в один прыжок оказался возле притихшей монаршей четы. Он изменился в лице: от былой самоуверенности не осталось и следа, его губы дрожали, как если бы он внезапно увидел или узнал нечто совершенно ужасное. Несмело вытянув руку вперёд, он в наступившей тишине негромко прошептал, обессиленно, как-то грустно улыбаясь: