Врата

- Почему, п-профессор?

Травин поднял брови, и в его выцветших глазах сверкнула стальная беспощадность.

- Есть три причины, по которым вы отправитесь в Лимб. Первая: вы добрый маг, и это ваша обязанность. Вторая: я считал и продолжаю считать вас своим самым выдающимся и талантливым учеником. Кроме того, у вас врожденный иммунитет к Его чарам террора, никто другой в Ордене не может этим похвастаться. И третье, – профессор понизил голос. – Простите за такую откровенность. За свою жизнь, вы совершили столько зла и преступлений, что способ искупить их есть только один.

По окаменевшему лицу Гарцева поползли уродливые желваки, безумный взгляд наполнился ненавистью.

- Вы… вы…

Он схватился за голову, потом вдруг яростно плюнул под ноги профессору, оскалив желтоватые зубы.

- Вот! Что я думаю о вас, о вашем Ордене и о вашей школе!

Травин ничего не ответил и лишь многозначительно кашлянул.

Гарцев издал сдавленный вопль, чувствуя, как невидимый комок лезет ему в горло, перекрывая дыхательные пути. В приступе мучительной асфиксии он согнулся пополам и начал оседать на грязный асфальт, хрипя и хватаясь за шею. Травин смотрел на него помертвевшим взглядом, не выражающим ничего, кроме презрения и безразличия. Через некоторое время Гарцев уже бился в конвульсиях, из последних сил пытаясь схватить учителя за полы пальто.

- Придется идти своим ходом, – со вздохом промолвил профессор, взглянув на стрелки карманных часов. – Всего доброго! Знаете, если б я не был с вами знаком столько лет, то наверно не решился бы отправить вас в Лимб. Вдруг вы из чувства мести попытаетесь саботировать операцию? Но! Зная то, как сильно вы любите жизнь, как страстно вы за нее цепляетесь, я пребываю в полной уверенности, что все будет сделано на совесть.

Он бросил последний взгляд на судорожно дергающееся под ногами тело Гарцева и медленно удалился, шаркая калошами.

Комок в горле исчез так же внезапно, как и появился. Гарцев лежал на тротуаре Моховой улицы с покрасневшими, выпученными глазами, отчаянно хватая ртом драгоценный воздух и оглашая улицу жуткими воплями.

Когда он попробовал встать, его стошнило. Пошатываясь и надрывно кашляя, словно больной туберкулезом, Георгий побрел по улице, думая лишь о том, где бы ему сейчас напиться до полного забытья.