Врата

Текло время. Аппарат работал с тихим шипением, время от времени выбрасывая голубую искру. Гарцев напряженно глядел то на него, то на висящий шар, то на стрелки наручных часов. Никто не осмеливался спросить, что происходит.

Внезапно звезда начала менять цвет из голубовато-зеленого в зеленый, а потом и в желтый.

- Есть… – прошептал Гарцев, словно охотник, подстреливший налету глухаря.

Пышущий желтым огнем шар начал распадаться на тысячи маленьких, кружащихся в воздухе подобно рою снежинок светлячков. Изумрудная пещера на глазах превращалась в янтарную.

- Есть! – заорал Гарцев.

Лёнька впервые видел, как его мертвое, злое лицо пылало от радости.

- Сделано!

Он подбежал к Лёньке. На миг Лёньке почудилось, что Гарцев, свихнувшись от счастья, решил обняться с ним. Вместо этого Георгий вынул скальпель и схватил мальчика за руку.

- Засучи рукав!

Не дожидаясь, пока Лёнька поймет, в чем дело, он сам рванул рукав Лёнькиной рубашки да так, что обе пуговицы отлетели прочь.

- Нужна боль!

Он сделал небольшой, но болезненный порез на тыльной стороне руки повыше запястья.

- Вон они, видишь! – Георгий указал на огромную стаю кружащихся по всей пещере светлячков. – Твоя где-то там!

Лёнька в недоумении посмотрел на Гарцева.

- Дурак, зови ее! Мысленно зови, через воспоминания! Вспоминай, как она тебе пела на ночь и… все такое! Любовь и боль – лучшая приманка!

Лёнька принялся лихорадочно выискивать в памяти самые ранние, нежные воспоминания. Песни на ночь, книжки, первая ссадина, речка, луг… Кровь из пореза струилась по руке и капала на янтарный пол.

Он видел, как тысячи светлячков стали опускаться к нему, танцевать вокруг него, окутывая до самых пят золотистой пургой. Лёньке нужен был лишь один из них.

Он почувствовал это. Не увидел, но почувствовал. Она вновь была с ним. В нем. Внутри его тела.

Огненный сгусток внезапно стал наливаться оранжевым.

- Нет… - в испуге прошептал Гарцев.

Как по команде светлячки вдруг устремились обратно в шар, мелькая точно светящиеся пули.

Из оранжевого шар стремительно превращался в красный, затем кроваво-багровый, начиная походить на зловещую умирающую звезду. Прежде янтарная пещера теперь уже казалась рубиновой и напоминала внутренности разрезанного гранатового плода.

- Вот сволочь! – простонал Гарцев, не в силах поверить в крушение всех своих надежд.

В воздухе по нарастающей стал раздаваться клокочущий, ритмичный звук, в котором было что-то неуловимо схожее со злорадным хохотом.

По затухающему багровому шару ползали черные пятна.

- Уходим! – заорал Гарцев, брызжа слюной. Его перекошенное лицо дышало неподдельным ужасом.

Он схватил за руку Лёньку, Лёнька – Егора, Егор – Элину. Второе прохождение сквозь зеленое ничто пугало не больше, чем заплыв под водой.

Они очутились посреди темного грота с чашей и статуей. Гарцев включил висящий на ремне фонарь и достал из-под тулупа что-то похожее на пистолет. Только вместо дула этот предмет имел два коротких спаренных жезла, соединенных кольцом, внутри которого шевелился зеленый огонек.

- Держаться вместе!

Они медленно вышли из ворот. Гарцев яростно всматривался во тьму тоннеля, держа перед собой «пистолет» и компас. Друзья в ужасе скучились у него за спиной. Каждый пройденный метр стоил величайшей смелости и невыносимого страха. Едва они достигали поворота, Гарцев молниеносно оборачивался, выставляя вперед оружие, готовый увидеть приближающегося из черноты минотавра или что похуже. Такого холодного, безжалостного, беспросветного кошмара Лёнька не знал даже в ту минуту, когда потерял маму.

Егор прижимал к себе Элину, тихо плачущую от страха, и сам похоже был готов зарыдать. Всем казалось, еще чуть-чуть и им навстречу, сгибаясь под сводами тоннеля вылезет костлявое существо с огромными ручищами и оскаленной пастью.

- Стоять! – прошептал Гарцев.

Что-то живое преграждало им путь.