Змееносец

Декабрь 1185 года, Трезмонское королевство, Конфьян

Слова… Как много значения он придает словам. Таким уж уродился. Пусть нелепым, с горячим нравом и глупым сердцем. Пусть он никогда не оправдывал чужих надежд. Но был верен себе. И своей любви. И продолжал ждать слов, пусть никому не нужных.

Маркиза Катрин в зеленом плаще, подбитом лисой, пристегнутом драгоценной брошью – фамильным украшением рода де Конфьян, прогуливалась по саду, полному снега, а он, молодой маркиз, замирал у окна, глядя на нее сквозь стекло.

Не выдержал. Накинул плащ на плечи и помчался вниз, дорогой думая, доколе ей станет сил скрывать от него правду. Эта правда, невысказанная, молчаливая, немым и глухим камнем легла меж ними. И он боялся того, что она снова могла придумать себе. А ведь он знал о ней все, знал ее всю – во всей изменчивости и совершенстве тела, дыхания, мысли, чувства. И это было прекрасно. Тайна ее была прекрасна. Так отчего же она молчит? Быть может… Быть может, и сама еще не знает? Не догадалась?

Он догнал ее у старой липы, посаженной когда-то давно еще его дедом, который, говорят, был известным на весь маркизат музыкантом. Схватил за плечи и увлек за собой в тень, откуда никто не смог бы увидеть их из окон замка. Жадный поцелуй и глаза в глаза:

- Вы долго гуляете – должно быть, уже замерзли?

- Долго? Я не заметила, - улыбнулась Катрин. – И вовсе не холодно. Здесь, наверное, красиво летом?

Она отвернулась, рассматривая сад и представляя, как он может наполниться детским гомоном. Уже совсем скоро. А она до сих пор так и не сказала своему супругу о ребенке. Эта тайна терзала ее. Что мешало ей рассказать, и сама не знала. Ее мучило то, что она скрывает правду так же, как и Серж когда-то. Но не меньше ее тревожило опасение, что он может не принять эту правду. И день за днем откладывала их разговор.

- Не помню. Меня увезли отсюда совсем ребенком. Наверное, этот сад почти не слышал детского смеха. Ни эти липы, ни эти вязы…

Катрин вздрогнула и взволнованно сказала:

- Обещайте мне, что ни одного из наших детей никогда не увезут отсюда!

- Только если они сами того не захотят, - ответил Серж, притянув ее к себе и прижав ее голову к своему плечу. Мучительная нежность, как всегда, когда она была рядом, пронзила его душу. Нежность удвоенная – ведь в ней самой теперь билось два сердца.

- Катрин, - глухо проговорил он, - вы верите мне?

- Я верю вам, - прошептала она, замирая в его руках от счастья. – И я… я должна сказать… я давно, наверное, должна была рассказать вам… я…

Замолчала, снова не умея произнести самого важного.

Он шумно выдохнул. Прижал ее к себе еще крепче – еще надумает сбежать! – и спокойно спросил:

- Так значит, в монастырь вы собирались, нося под сердцем мое дитя?

Глаза ее округлились от удивления. Он знает! Знает! И неожиданно по щекам потекли слезы. Теперь, должно быть, она совсем ужасно выглядит. А ведь так старается быть всегда для него самой красивой.

- Да, - едва слышно прошептала Катрин. – Нет, я не знала. Тогда еще не знала, - всхлипнула она и посмотрела на маркиза. – Простите меня.

- Прекрасный сюжет для канцоны, которую я никому не спою – только вам, - ответил Серж, вытирая ладонью слезы на ее лице. Дыхание перехватило. Она никогда, никогда не плакала при нем. Подчас он думал – может ли она плакать, умеет ли это ее гордое сердце? – Как вы полагаете, дает мне это право чувствовать себя хоть немного менее виноватым перед вами, моя маркиза?

- Вот уж нет, - улыбнулась она сквозь высыхающие слезы. – Будете еще более виноваты, что я не решалась вам об этом рассказать.

- Как вам будет угодно, моя госпожа, - так же спокойно, серьезно и торжественно произнес трубадур Скриб, нежно касаясь губами ее щеки, но маркиз де Конфьян тоном, не терпящим возражений, добавил: – А теперь идемте в замок, к огню – вы совершенно продрогли.

Катрин ступала по заснеженной тропинке, ведущей к замку, под руку с мужем. Прижавшись щекой к его плечу, она негромкого говорила:

- Серж, я счастлива тем, что принадлежу вам. Я люблю вас. Я всегда вас любила.

- До чего вы нынче словоохотливы. А я так много значения придаю словам! – усмехнулся маркиз и, резко остановившись, доверительно прошептал, глядя в ее колдовские зеленые глаза: – Любовь моя, я совсем забыл раскрыть вам главный свой секрет! Когда мне было шесть, я поколотил короля Мишеля деревянным мечом. Боюсь, если бы вы все же отважились на этот брак, на сей раз меч был бы настоящим.

Май 2016 года, Дордонь, замок Кастельно

Пританцовывая под звуки лютни, доносящиеся с огромной деревянной сцены и одновременно поправляя ленту на голове, Лиз умудрялась при этом тащить кружку с перигорским пурпурным для своего парня, оставленного за огромным дубовым столом посреди замкового двора. Белое платье с цветной вышивкой было уже изрядно испачкано – подол волочился по молодой траве. Но плевать. Издалека она увидела внушительную фигуру Поля и расплылась в улыбке.

- Вино и женщина поданы, мессир! – объявила она, поставив перед его носом кружку и усевшись рядом.

Хмурое выражение лица бывшего монаха мгновенно стало умильным, как только он увидел ее. Поднял кружку, приблизил к лицу, понюхал. И снова нахмурился.

- Лиз! Где ты эту дрянь взяла? Это что, тоже выдают за старинный рецепт? Вот скажи, что сюда можно было намешать, чтобы получилась такая фигня? А вот это все, - он кивнул в сторону разряженных в средневековые одежды людей, которые участвовали в состязаниях по стрельбе из лука, смотрели за выступлениями менестрелей, собирались группками на поляне, где должен состояться рыцарский турнир. Сам он был одет в монашескую сутану, которую принесла ему накануне Лиз. – Тот, кто это устроил, о чем он думал? Где он такое видел? А?

- Вино нормальное! – возмущенно ответила Лиз. Ему решительно все не нравилось. А она так хотела порадовать его этим фестивалем. – А это… это все из фильмов и книг.

Она придвинула к себе только что принесенную кружку и понюхала. Потом попробовала на вкус… ну… конечно, не то умопомрачительное, вкус которого из памяти не стирался… с привкусом меда и трав… Но нормальное же!

- Лиз, не злись, - Поль обнял ее за плечи и прижал к себе. – Я знаю, ты хотела устроить сюрприз.

- Устроила, - ответила она и тяжело вздохнула. – А ты можешь хоть на минуту башку отключить? Музыка, пьянка, тотальный бордель. Сравнивает он!

- Могу, - он поцеловал ее в шею. – Уже отключаю. Прекрасное вино. Замечательный праздник. Хочешь, стану участником какого-нибудь самого дурацкого конкурса?

- Нет. Не хочу! – начиная таять, объявила Лиз. – Танцевать хочу!

- Танцор из меня всегда был никудышный, - громко расхохотался Поль, - но ради тебя я станцую.

Сделал несколько больших глотков из кружки. Поднялся, протянул руку Лиз и повел ее на лужайку, где танцующие водили хороводы, а музыканты играли что-то задорное и быстрое.

- А Скриб играл лучше, - не удержался он от ворчания и стал повторять движения танцовщиков рядом с ними.

Лиз внимательно следила за его старательными па. Долго следила. Минуты полторы. Потом скинула туфли, вошла в круг танцующих и, ударив в ладоши, схватила бывшего монаха за руку, закружилась с ним, и, перекрикивая шум музыки, заявила:

- Давай на следующей неделе поженимся? Как раз все наши предки из Парижа свалят, никого не придется приглашать, а?

Поль резко встал, как вкопанный. И закричал в ответ:

- Ты делаешь мне предложение?

Лиз остановилась следом, лента все-таки распустилась, и волосы, рассыпавшись, упали на лицо. Она откинула пряди назад и проговорила:

- Ну мне, вроде как, надоело жить во грехе, брат мой!

- Сестра моя, - удивленно пробормотал Поль и впился в ее губы поцелуем. – Я болван, Лиз! Полудурок! – сказал он, с трудом заставив себя оторваться от девушки. – Ты всегда такая продвинутая, деловая. Я думал, для тебя это нудятина. Иначе я бы давно… уже… Нет, стоп! Начинаем все сначала.

Подхватив сутану, он встал перед Лиз на одно колено, взял в свою руку ее ладонь, почтительно поцеловал и торжественно произнес:

- Мадемуазель Вивьен Лиз де Савинье! Сделай меня счастливейшим из смертных и будь моей женой.

- Не перестаю удивляться, как быстро ты… адаптировался, - с улыбкой ответила Лиз и, склонившись к нему, сорвала цветочек с земли и вдела ему в волосы, - убедил!

Поль расплылся в довольной улыбке и легко поднялся на ноги. Поцеловал свою новоиспеченную невесту в губы, закрепив ее согласие, и стремительно потащил в ближайшую сувенирную лавку. Надо было срочно купить хоть какой-то символ его удивительного жениховства.

Не березу же сажать, в самом деле?

1205 год, Фенелла

- Итак, мессир мой сын, я полагаю все сказанное мною в высшей степени разумным и довольно доходчивым. Жизнь ваша принадлежит королевству, а потому и брак свой вы вправе заключать, соблюдая интересы королевства и всех его подданных. Катрин де Конфьян прибудет в Фенеллу днями, и вам предстоит назвать ее своей невестой в знак мира и во имя процветания наших семей. Ясно вам, Мишель?

Королева Мари восседала на троне, глядя на своего девятнадцатилетнего сына, первенца, как могла строго и из последних сил старалась не скатиться до уговоров. А это было сложно! Равно как и сложно его в чем-то убедить. Нравом мальчик пошел в отца. Уж если втемяшил что-то в свою голову – не выбьешь. Не говоря уж о том, насколько самой Мари было трудно в чем-то ему отказать. Но интересы государства – прежде всего!

- Мне все ясно, матушка, - независимым тоном объявил юный принц, но Мари знала, что вздыхать с облегчением рано. – И все же жену я намерен выбирать сообразно своим вкусам и устремлениям. Не всем везет жениться по любви, как вам с отцом, но я должен быть уверен, что уживусь со своею супругой. И, уж конечно, я должен быть уверен в том, что мы не станем слишком докучать друг другу в браке. Потому ваше решение пригласить маркизу считаю преждевременным и необдуманным.

- Да пока ты станешь обдумывать, - не выдержала Мари, сорвавшись на крик, - ее уведут у тебя из-под носа! И плакало родство с де Конфьянами! – Мари обернулась к супругу. – Ваше Величество!

- Отец! – одновременно с нею воскликнул принц Мишель.

И две пары одинаково синих глаз устремили свои взгляды на короля.

Его Величество Мишель І посмотрел сначала на жену, потом на сына. Каждый из них по-своему был прав. Он сам лучше многих других знал, что никакие интересы государства не смогут заменить любви в браке. И все же союз этот важен по многим причинам. Однако ведь вполне возможно дать сначала детям познакомиться. Как знать, чем обернется их встреча.

- Ваше Высочество, - строго обратился король к сыну. – Все давно уже обдумано вашими родителями. За Катрин де Конфьян дают замок Жуайез, который позволит расширить наши земли. Вы и сами должны понимать, как это важно для Трезмона. Поэтому будьте любезны встретить маркизу, оказывающую нам честь своим визитом, как и подобает благородному принцу.

- Что ж, воля ваша, отец мой! – ответил юный принц, но глаза его сверкнули опасным упрямством, не подобающим монарху и вместе с тем, как ничто другое, монарху приличествующим. – Воля ваша, матушка! Но клянусь, если она не придется мне по вкусу… если!..

Принц Мишель не договорил. Запнулся на полуслове. Поклонился своим венценосным родителям и покинул тронный зал. Мари устало посмотрела ему вслед, обвела взглядом стены, расписанные алыми и белыми розами, моргнула два раза и проговорила:

- Надо бы… надо бы завесить до завтра этот кошмар шпалерами. О чем я думала, когда это все рисовала…

- Ежели ты считаешь, что лучше повесить шпалеры, моя дорогая… - Его Величество поцеловал руку возлюбленной жены своей. – Но мне очень нравится и этот милый сад, который цветет на наших стенах.

Мишель разглядывал розы, которые украшали зал второй десяток лет, когда герольд объявил о прибытии посланника из Конфьяна. Что было крайне удивительным, так как юная маркиза ожидалась лишь завтра. Однако запыхавшийся, почти падающий с ног рыцарь привез письмо от маркизы де Конфьян, матери будущей невесты. Мишель с нетерпением раскрыл его и прочитал вслух следующее:

«Ваше Величество!

Спешу сообщить вам печальное известие. Дочь наша своенравная, Катрин, третьего дня сбежала. Обманув стражу у ворот, выбралась из замка, и где теперь находится – нам неведомо.

Муж мой, маркиз де Конфьян, потеряв покой, с тех пор не встает с постели, принимая прописанных ему нашим лекарем фаршированных раков. Которые, к моей великой печали, ему не помогают.

Мы не теряли надежды, что Катрин непременно отыщется. За ней была немедленно послана погоня. Но дни проходят, а о ней по-прежнему никаких вестей.

Однако примите наши заверения в твердом намерении отдать Катрин за принца Мишеля. Клятвенно обещаю Вам, что лично привезу дочь нашу в Фенеллу, как только эта строптивица будет найдена.

Уповаю на ваше благородство, что и вы не отступитесь от данного Вами обещания…»

Мишель поднял глаза на королеву Марию и задумчиво сказал:

- Думаю, нам следует помочь де Конфьянам в поисках.

Поиски продлились несколько недель, однако так и не давали результатов. Чему несказанно радовался юный принц Мишель, зачастивший к реке Сэрпан-д’Орэ, золотистой змейкой растянувшейся в долине меж Тринадцатью гор королевства Трезмон. Однажды встретив там рыжеволосую пастушку по имени Катрин Скриб, он влюбился в нее с первого взгляда и на всю жизнь.

Но это была совсем другая история…

Межвременье, Мэрфруад

- Тошнотворно счастливый финал! – заявил Петрунель, глядя в зеркало Судеб. – И как вам самому не противно, любезный дядюшка?

Великий магистр Маглор Форжерон рассеянно погладил отросшую за последние двадцать лет седую бороду и улыбнулся.

- Мне? Мне не противно. У меня атеросклероз.

Петрунель занес было руку, чтобы перекреститься, но плюнул и заявил:

- Mentulam caco я ваш атеросклероз, дядюшка!

- Не сквернословь. Отправлю назад, в Безвременье. Еще на двадцать земных лет.

- Но зачем? Зачем вам все это было нужно? Ведь всего-то и следовало – ожерелье получить и царствовать!

- Это скучно.

- Ну да. Куда как веселее добрых сорок лет развлекаться за счет де Наве. Чтобы потом этак всех… осчастливить?

- Мы квиты. Они сделали большое зло нам, мы сделали большое зло им. Ну и хватит.

- Они первые начали! – обиженно рявкнул Петрунель и грустно вздохнул. – И все-таки, дядюшка, что же они загадали на Змеиный день?

- Не твое собачье дело! – ответил Великий магистр Маглор Форжерон. И щелкнул пальцами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец