Чикатило. Явление зверя

Кесаев недовольно свел брови к переносице, негромко, сдерживая раздражение, бросил:

– Подождите, капитан. Вопросы потом.

– Ничего, я понимаю… – полковник неожиданно улыбнулся. – Эмоциональная травма. Вы, Тимур Русланович, тоже ведь что-то хотели сказать?

– Александр Семенович, мне и моим людям необходимо ознакомиться с материалами, – произнес следователь, повернулся к Горюнову: – Олег, давай.

– Вероятно, понадобится обращаться к старым делам, так что было бы уместно, если бы вы выделили нам человека для работы с архивами, – сказал Горюнов.

Ковалев согнал с лица улыбку.

– Олег Николаевич, вы меня простите, но вы вообще понимаете, что в области происходит?

Липягин принял это как руководство к действию и посмотрел на Кесаева:

– Тимур Русланович, у нас каждый человек на счету, а вы хотите, чтоб для вас кто-то по архивам бегал?

– Эдик! – одернул подчиненного Ковалев, показывая, кто в доме хозяин.

Кесаев тем не менее помощь Ковалева не принял и ответил Липягину сам:

– Я, Эдуард Константинович, очень хорошо представляю, что происходит с нераскрытыми убийствами у вас в области. Если бы вы их раскрывали, нас бы здесь не было.

В кабинете вновь повисла тишина. Первым ее нарушил Ковалев.

– Не надо нервничать. Нам всем еще вместе работать, – сказал он и пристально посмотрел на следователя. – Завтра прямо с утра я попробую найти кого-то, кто поможет вам с архивами. А сегодня, может быть… в неформальной обстановке… в смысле за знакомство и совместный успех?..

– У нас с вами много проблем и большие задачи, вы это прекрасно знаете, – ответил Кесаев. – За совместный успех выпьем, когда он будет.

Полковник развел руками:

– Договорились. Сначала работа, потом все остальное.

Он поднялся из-за стола, тем самым давая понять, что совещание закончено, и, складывая документы, сказал Кесаеву:

– Вас разместят в «Московской». Гостиница, может, не самая лучшая, но главное – это здесь рядом. Так что ждем вас утром.

Подчиненные Ковалева гуськом потянулись к дверям. Ковалев с радушием пожимал москвичам руки, прощаясь. Наконец двери закрылись, и Ковалев остался в кабинете один. Маска радушия тут же исчезла с его лица. Он хмуро посмотрел на дверь и прошипел тихо, с ненавистью:

– Суки московские…

Кесаев вышел из здания УВД последним, оглядел свою группу и нахмурился. Здесь были все, кроме одного.

– А Витвицкий где? – поинтересовался он у Горюнова.

Тот огляделся на всякий случай, пожал плечами:

– Да кто его знает, товарищ полковник… Отошел.

Предположение майора не соответствовало действительности. Витвицкий не «отошел», он не дошел. Именно в этот момент капитан спускался по лестнице с чемоданом и портфелем в охапку. Следом старший лейтенант Овсянникова тащила его свертки с книгами.

Они остановились в вестибюле у проходной. Витвицкий поставил чемодан и молча забрал у Овсянниковой свертки. Это вышло неловко, и Виталий Иннокентьевич смутился.

– Спасибо вам, Ирина, – пробормотал он, избегая смотреть ей в глаза.

– Не за что, – улыбнулась она.

Снова повисла тишина, и пауза эта потянула за собой новую неловкость.

– Виталий Иннокентьевич, вы на шутки не обижайтесь, – заговорила старший лейтенант, пытаясь разрядить атмосферу. – Это они не со зла, а от работы. Когда насмотришься всякого, душа черствеет.

– Спасибо, – благодарно кивнул мужчина. – Я понимаю. Я привык… На самом деле я ведь не настоящий милиционер, я наукой занимаюсь… А так, чтобы как сегодня…

Он запнулся.

– А погоны капитанские у вас тоже ненастоящие? – не удержалась Овсянникова.

Витвицкий снова отвел взгляд, покраснел, как школьник.

– До завтра, Виталий, – улыбнулась Овсянникова. – Можно ведь без отчества?

– Извините, но я бы предпочел с отчеством.

Девушка перестала улыбаться и поджала губы. Ее редко вот так ставили на место.

– Хорошо. До свидания, Виталий Иннокентьевич, – сухо сказала она и пошла обратно к лестнице.

Витвицкий шагнул было следом, собираясь окликнуть, но запнулся о стоящий рядом чемодан, замешкался. Все вышло нелепо и неправильно. Не так он хотел расстаться сегодня с симпатичной старшим лейтенантом.

С досадой путаясь в свертках, Витвицкий поднял злосчастный чемодан, развернулся и лицом к лицу столкнулся с Кесаевым. Полковник смотрел на Виталия Иннокентьевича с неприязнью.

– Семеро одного не ждут, – сказал он таким тоном, что Витвицкого обдало холодом.

Капитан виновато опустил взгляд.

– И в другой раз, когда решите лезть с вопросами к старшим по званию, помните о субординации, товарищ капитан.

– Извин… – промямлил Витвицкий. – То есть… так точно, товарищ полковник.

Кесаев ничего не ответил, только тяжело вздохнул и направился к двери. Мысль о том, что он еще намучается с этим мальчишкой, не отпускала полковника. А Витвицкий семенил следом и думал совсем о другом…

В ресторане гостиницы «Московская» было тихо и немноголюдно. За высокими окнами, задернутыми пыльными шторами, уже стемнело. Большая часть столиков, накрытых накрахмаленными скатертями и украшенных крохотными вазочками, из которых торчали нелепые пластиковые цветы, пустовала.

В дальнем углу обосновалась практически в полном составе группа Кесаева. Не было только начальства – самого полковника и его зама Горюнова. Мужчины ужинали, перекидываясь пустыми фразочками. Нельзя двадцать четыре часа в сутки говорить и думать о работе, поэтому за столом стоял веселый треп. И только Витвицкий сидел с отстраненным видом. Вроде бы и с коллегами, но при этом сам по себе.

– А этот Ковалев вроде ничего мужик, – сказал Трешнев, помешивая сахар в чае.

– Да ну, – отмахнулся Сеченов, – дипломатничал много. Показуха.

– Думаешь? – Трешнев пригубил горячий чай. – А мне как раз простецким показался.

– Если б не Русланыч со своей дисциплиной, сейчас бы коньячку вмазали, – встрял в разговор Шабурин, который, в отличие от Трешнева, явно не питал любви к горячему чаю. – Глядишь, и с местными бы быстрее сошлись.

– А кто мешает? – оживился Сеченов.

– Сойтись? – уточнил Трешнев.

– Да не, – отмахнулся Сеченов, щелкнул по шее указательным пальцем, давая понять, что имел в виду коньяк, а не дружбу с местными, и вопросительно посмотрел на Трешнева. Тот кивнул.

– Я сейчас, – подскочил из-за стола Сеченов и бодро пошел через зал.

Трешнев и Шабурин переглянулись и не сговариваясь посмотрели на Витвицкого. Капитан молча заканчивал ужин, эстетски орудуя ножом и вилкой.

– А вы, товарищ капитан, что про Ковалева скажете? – попытался разболтать молчаливого капитана Трешнев.

– Вы не правы, – сдержанно произнес Витвицкий. – Ковалев совсем не прост. И никаких симпатий ни к нам, ни к Тимуру Руслановичу он не питает. И с местными, как вы выразились, сойтись… вряд ли получится. Мы им как кость в горле.

– О как! – весело подмигнул Шабурин Трешневу. – Тяжело быть психологом, все вокруг уродами кажутся. Моральными, разумеется.

– Я не сказал, что Ковалев урод, не передергивайте, пожалуйста. Я просто отметил, что он не прост и не питает к нам никаких симпатий.

Шабурин и Трешнев снова переглянулись, едва сдерживая ухмылки. В этот момент вернулся Сеченов. Глаза его заговорщицки блестели, карман характерно оттопыривался.

– Ну что? Айда в номер? – весело спросил он.

– По коням, славяне! – подхватился Шабурин и поглядел на Витвицкого: – Капитан, ты с нами?

– Благодарю. Я не пью, – отозвался Витвицкий.

– Понимаю… – кивнул Сеченов и снова весело подмигнул остальным: – Великий пост.

– Зря иронизируете, – не отрывая взгляда от тарелки, отозвался Витвицкий. – Я не пью из идейных соображений. Пьяный психолог – это как пьяный хирург. Вы представляете, что будет, если…

– Ну ты и зануда, капитан, – оборвал поток «идейных соображений» Шабурин. – Ладно, мы-то не психологи, да, мужики? Пошли!