Страница 94 из 259
— Люди, вы что? — воскликнул Андрей. — Вы что творите, люди?! Какая она ведьма?
Его возглас потонул в радостных воплях — отец Грыв степенно подошел к повозке и взял первый камень. Ирна содрогнулась всем телом и опустила голову. Андрей зажмурился, не желая смотреть, словно камень должны были швырнуть в него. Ему хотелось ослепнуть, оглохнуть, исчезнуть, ему хотелось оказаться за много километров отсюда и вообще никогда не знать, что подобное возможно.
— Ничего, Андрей, это ничего, — Влас по отечески обнял его за плечи. — Блаженная ты душа, тебя от нее, погани, разумеется, воротит. И не смотри, и не надо тебе на это смотреть, — тут он гаркнул на всю площадь: — Точно ведьма! Колдовка тварская! Даже блаженный видеть тебя не может!
Смотри, звонко произнес голос в его голове. Смотри и не смей отворачиваться. Теперь это твой мир, это — твоя родина, и ты не имеешь права думать, что тебя это не касается. Смотри!
И Андрей увидел, как взлетел первый камень.
…Дождь усиливался. Деревня потонула в серой влажной пелене, растворилась, растаяла в наступающем вечере. Изредка только пьяный ветер доносил со стороны Кучек обрывки песен — народ собрался в трактире за широкими деревянными столами, пил за избавление от ведьмы, возносил искренние и горячие молитвы Заступнику… Потом все закончится пьяной дракой, жены разнесут бессознательных супругов по домам, хмельно матеря их, погоду и бабью долю, а дождь тем временем смоет с площади перед храмом кровь Ирны. За пару дней животные расправятся с ее останками, брошенными в овраг, и все будет кончено.
Андрей сидел на крыльце своей избушки и прислушивался к мешанине мыслей в голове. Его сознание словно бы раздвоилось: одна часть захлебывалась от омерзительного отвращения к людям — рабам суеверий, собственной глупости и иррационального страха перед необъяснимым, которые готовы пойти на убийство, подлость, ненависть — все ради того, чтобы их хомячий спокойный мирок остался непоколебимым и не рухнул перед наступлением тьмы. Им хорошо возиться в собственном дерьме, им тепло и уютно в грязных крошечных домиках собственных душ, и они всегда готовы обвинить в бедах кого угодно, но только не себя. Они безгрешны. Им проще забить камнями соседку, которая наслала порчу на воду, чем перестать гадить в озеро. Им намного легче разбить лоб в мольбах Заступнику, чем взять дело в свои руки и что-то реально изменить. Они так же, как и их свиньи, предпочитают видеть небо в луже.
Вторая часть была намного спокойнее и практичнее. Ты все равно никуда отсюда не денешься. С этими людьми тебя связывает десять лет жизни бок о бок, и, какими бы они не были, тебе с ними намного проще, чем без них. Да, пусть они не совершенны, пусть они гадки и сейчас омерзительны до судорог — ты зависишь от них, потому что, по большому счету, беспомощен в этом мире. Тебе не приходилось раньше пахать землю, печь хлеб, охотиться, строить дома, шить одежду, твое прекрасное далеко даже и не предполагало необходимости в подобных навыках, так что если бы не эти отвратительные люди, то ты бы попросту замерз в лесах. Поэтому успокойся и постарайся забыть. В конце концов, разве ты что-то можешь изменить? Вернуть Ирну, убедить людей, что ведьм не бывает, что перед едой нужно мыть руки — увы и ах, это все не в твоих силах. Поэтому пусть думают, что ты блаженный дурачок и потихоньку молишься за них перед Заступником.
— Я ненавижу себя, — произнес Андрей по-русски. — Ненавижу.
Он опустил голову на руки и закрыл глаза, желая раствориться во внутренней и внешней тьме. Дождь стучал по крыше, печально и сиротливо шелестели листья, срываясь с веток и падая на раскисшую землю. Андрею хотелось снега, который хоть не на много, но прикрыл бы всю эту грязь, не позволил бы ей растечься еще больше и дальше, хотя в итоге и сам бы стал ею. Но до первых белых мух было еще далеко, дождь все шел и шел, и никто не слышал ни молитв, ни проклятий.
А потом Андрея вдруг что-то будто бы толкнуло под ребро. Он поднял голову и увидел, что из-за кустов на него смотрит Несса.