Сага вереска

– Как красив молодой принц, – вздохнула между тем ее подруга, та, что была с веснушками на широком курносом носике, – Что скажешь, Хильде?

– Аж дух захватывает! – подхватила темноволосая смешливая девица, что назвали Хильде,  – Второго такого нет во всей Скандинавии! Я бы с радостью подарила ему поцелуй! И не один! А что ты скажешь, Бломме? Ты всегда молчишь, хоть раз скажи что-нибудь!

Она повернулась к светловолосой красавице.

– Такие не нравятся мне, – холодно отрезала та. – Он задирает нос и думает лишь, как хорош собой! Глядится в начищенное блюдо… А сам не заслужил еще славы в боях! То ли дело наш конунг…

Переглянувшись, ее подруги звонко расхохотались.

– Скажешь тоже! Ишь, на конунга смотрит, – воскликнула Хильде. – С ним, говорят, надо осторожнее!

Громкий смех привлек внимание Олафа, который, завидев девушек, приблизился.

– Эй, погоди! – окликнул он красавицу, словно не заметив ее веселых подружек, – Ты же Бломмеман, да? Подожди!

Подруги с хохотом бросились в стороны, но Олаф уже схватил Бломме за руку, которую та с негодованием вырвала и, гордо вскинув голову, взглянула на него своими ясными синими глазами.

– Как поживаешь, Бломме? – спросил растерявший вдруг всю свою храбрость Олаф, просто чтобы хоть что-то спросить.

– Хорошо, принц, спасибо. Как и все радуюсь добыче, – она опустила голову, чтобы не смотреть на него: служанке смотреть на знатного мужчину было бы неприлично.

– Ты особенно красива сегодня, – продолжил тот, его голос стал чуть тише, он говорил так, чтобы слышала только она.

– Я такая же, как другие.

– Нет, не такая! – с излишней горячностью прошептал Олаф. – Послушай, приходи сегодня вечером к старому дубу, что в поле. Я подарю тебе пояс с золотой пряжкой. И платье, как у благородной девушки.

– Мне не нужно платье благородной девушки, – резко перебила Бломме, отступая на шаг назад, – Я всего лишь дочь бедного земледельца.

– Все равно приходи, – упрямо продолжил Олаф, и девушка снова подняла глаза, на этот раз их взгляд был холоден. Она и сама не знала, откуда взяла смелость, чтобы так ответить ему!

– Принц Олаф, ты преследуешь меня уже давно. Но ведь я попросила тебя оставить меня! Не нужно играть. Не нужно шутить. Пусть я и бедна, но честная девушка, и без надобности мне твои подарки!

С этими словами она повернулась, от чего ее коса взметнулась, и пошла прочь, а Олаф еще долго провожал девушку взглядом, с досадой глядя вслед.

Он не хотел обидеть красавицу, и против воли, обидел. Олаф вздохнул, любой скажет, что он не умеет обращаться с женщинами, ни с благородными, ни со служанками – и будет прав. Ведь он еще слишком молод. Олаф знал, что девицы заглядываются на него, знал, что считается самым красивым парнем в округе, об этом часто говорила и матушка. И однако, чувствовал себя в присутствии женщин неловко: его смущал их смех, то, как они все время ходят стайками, хихикают, переглядываются, подшучивают над мужчинами. Бломме была другой, но она и пугала его больше прочих. Он заранее придумывал, подбирал выражения, чтобы подойти к ней, но стоило девушке приблизиться – принц забывал обо всем на свете, краснел, смущался и не мог связать двух слов. И зачем он сказал про пояс и платье? Но не мог же он сразу взять, да посвататься к служанке? Нет, такое невозможно. Но и жизни без нее себе не представляет.  Бломмеман молода, пройдет совсем немного времени – и на тинге она выберет себе мужа, войдет в дом одного из викингов, может быть, даже знатного родом, ведь глядя на ее редкую красоту, можно и забыть, что она простая служанка. Брат прав, девушка хороша, как богиня, как сама Фрейя!

А что же делать ему? Остается лишь заговаривать с ней вот так, во дворе, смотреть на нее, вздыхать и надеяться, что однажды она все же сменит гнев на милость, привыкнет к его ухаживаниям и согласится прийти ночью в поле. Там он расскажет ей о своих чувствах, там они, наконец, останутся одни. Пусть же мудрый Один научит его, как это сделать, как убедить красавицу и заставить ее сердце биться так же быстро, как сейчас билось его собственное!

Глава 2. Бломме

Ночью во дворе горели костры, гудел праздничный пир. Кругом были расставлены деревянные скамьи, а сидевшие на небольших сидениях скальды наперебой состязались в умении складывать висы и играть на своих инструментах. Столы ломились от блюд, в основном это было жареное мясо, да рыба, а кувшинов со сладким хмельным медом и котлов с пивом – и вовсе приносили не счесть!

Гости были уже порядком навеселе, молодые юноши и девушки с веселыми криками водили хороводы вокруг костров, а после кое-кто затеял прыгать через огонь. Смельчаки разбегались и сигали сквозь пламя, сжигая свои прошлые неудачи, болезни, невзгоды. Сам же конунг сидел во главе стола, рядом с матерью, кюной Ингрид и знатными ярлами. Только принца Олафа не было рядом, да и понятно, танцует где-то с молодежью, чего взять с юнца!

– За богов, которые подарили нам столь славную победу! – крикнул немолодой уже Сигурд-ярла, приходившийся конунгу двоюродным братом и снова все наполнили чаши, а кто-то выкрикнул:

– За нашего конунга! За Онна, не ведающего поражений!

Тот хлопнул крикнувшего по плечу, опрокинул еще одну чашу с медом и с беспокойством огляделся. Куда подевался брат? Почему его нет рядом? Не слишком ли увлечен танцами, разве не интересны ему речи воинов, побывавших в походах!

Бломме отправили на кухню, принести еще меда, который заканчивался на удивление быстро: служанки бегали туда-сюда, – и, в полной темноте, разыскав наконец тяжелый кувшин и подхватив его, девушка медленно двинулась по коридору к выходу, ориентируясь на отблески костров, да на гомон веселых голосов. Только бы не споткнуться и не разбить, строгая кюна ей спасибо не скажет! Так отчитает, что мало не покажется! Чья-то тень возникла на пути, кто-то преградил дорогу, и девушка испуганно вскрикнула, чуть не расплескав медовый напиток.

– Не бойся, – раздался тихий ласковой голос, и она к своему удивлению узнала принца Олафа.  – Не бойся, моя Бломме!

Тот явно перебрал хмельного и теперь плохо владел собой: в его движениях появилась излишняя оживленность, а голос звучал иначе, как если бы слова давались с трудом.

– Я ничего тебе не сделаю.

– Принц Олаф? – девушка уже оправилась от первоначального испуга, и ее голос звучал теперь спокойно и даже немного дерзко, – Что ты делаешь здесь в темноте, один?

– Искал тебя.

– Зачем?

– Хочешь танцевать? – он протянул ей руку, – Я возьму тебя в наш круг!

– Как смешно будет выглядеть служанка, танцующая со знатью, – рассмеялась Бломме, но ее смех звучал невесело.

– Бломме, почему ты упрямишься? – вдруг неожиданно тихо спросил он, опуская руку, – Почему все время отказываешь мне? Взгляни во двор! Слышишь, как дружина горланит песни? Они выпили не так уж мало сегодня, празднуя свою победу! Хочешь отказать в благосклонности принцу и подарить ее кому-то из этих пьяных мужланов?

– Один из них назовет меня женой однажды, тот, кого выберу сама, – твердо ответила девушка. – А то, что предлагаешь ты, недостойно честной девушки, принц.

– Почему же? – нахмурился он, – Или принц плохая пара для тебя? Ты найдешь в лучшем случае земледельца, как твой отец. А скорее всего, достанешься на таком же празднике какому-то подвыпившему воину, который заметит твое хорошенькое личико. Вряд ли можешь рассчитывать на кого-то получше!

– Если я кому и достанусь, то лишь смелому воину! – резко перебила девушка. В темноте ее глаз не было видно, но можно было догадаться, что в них загорелся гнев.

– А я не такой? – спросил Олаф, вдруг резко хмелея от меда, выпитого ранее.

– Назови мне сражения, которые выиграл? – Бломме наклонила голову и взглянула на него с вызовом, в ее голосе отчетливо прозвучала насмешка, и тут Олаф ни на шутку разозлился – она попала в самое больное место. Да, он не был в сражениях. И пусть он принц, пусть красив, как сам Бальдр, но уступает любому из тех пьяных вояк, изуродованных шрамами, что сидят за столом, потому и не хочет быть среди них!