Страница 61 из 81
Сейчас же мужчина боялся выпустить их на волю, испугать этим девушку, которая в последнее время считает его чуть ли не идеалом.
Зачем носить маски? Зачем скрывать себя за кучей панцирей? Ведь это иллюзия, мираж отношений... Арсений ясно понимал: ему стоит открыться перед Ульяной. По-человечески уже рассказать о своих эмоциях, чувствах, переживаниях и... о прошлом. Иначе отношения, в конце концов, изживут себя, а этого Арс допустить не мог.
- Я бы маленьким мальчиком, когда отец стал выпивать, - неожиданно произнёс Арсений, смотря в одну точку. Уля отложила приборы и стала внимательно слушать.- Он никогда не отличался покладистым характером, скорее наоборот. Я не помню и дня, когда он был в хорошем настроении. Он не был алкоголиком, но в запои уходил надолго. Чаще всего недели на две. Я помню, когда он первый раз меня избил ремнём. Кожаным, с металлической бляшкой, она вбивалась мне в кожу с каждым ударом. Я помню, как кричал, умолял, плакал. Но отца это остановить не могло, да , как показало время желание, этого у него не отбыло. Тогда мне было шесть. До этого он отыгрывался на матери. Она никогда не пыталась меня защитить, каждый раз, когда отец меня избивал, сидела тихо на кухне, пила чай или вязала ему носки. Она не пила, не защищала меня, но свято защищала его. И это было обиднее всего. В школе сначала приходилось врать, но потом отец стал... осторожнее, по лицу не бил. Мне было стыдно, что у меня такие родители, стыдно, что хожу в школу в дырявых ботинках и со старым рюкзаком, который отец подобрал на помойке. Он не позволял матери меня одеть по-нормальному, а она ему не перечила. В десять лет я начал курить. Мне казалось, что сигареты помогают, облегчают боль. Я не мог пойти ни в полицию, ни в социальную защиту. Понимал, что тогда матери житья не будет. Я думал, надеялся, что она меня любит... Зря. В четырнадцать я пошёл работать, где брали, тайком от родителей. В основном грузил-разгружал, полы мыл. Мне нужны были деньги. Первую свою получку я вложил в месяц занятий по боксу: не хотел, чтобы отцу побои сходили с рук. У меня был мерзкий характер. Часто выходил из себя и влезал в драки, которые ничем хорошим не заканчивались. Часто ошивался в полиции, а один раз на сходке мне сильно попало, и я уехал на "скорой" в больницу с сотрясением мозга. До сих пор вспоминаю тот запах лекарств, капельницу и бело-бежевые грязные стены с плохим освещением. У меня было единственное желание: покурить. Но в больнице нельзя. Через три дня родители забрали, влетело по пятое число. Мне уже было всё равно: отца не слушал, но чувство ненависти росло неимоверно быстро. После того, как поправился, стал усиленно работать и тренироваться. И через год я ответил отцу. Я сломал ему челюсть и думал, что это вразумит его, испугается, не тронет больше.
- А почему только через год, не раньше? - тихо спросила Ульяна. Голос её слегка дрожал от эмоций.
- До этого просто уклонялся от самых болезненных ударов, но ответить не мог: он бы догадался, что я беру уроки и пресёк бы это. А через год я уже знал основы и мне требовался лишь тренировочный зал и всё. Жаль, что сломанная челюсть не помешала отцу отыграться на матери, которая потом смотрела на меня с такой ненавистью.... Как будто обвиняла. Ведь я должен был быть на её месте. Когда мне исполнилось шестнадцать, отец запил два месяца подряд. Каждый день, не просыхая. Дома постоянно кто-то был из его собутыльников. Воняло алкоголем, перегаром, потом, грязью. Домой я возвращался, как можешь догадаться, неохотно. Можно было перекантоваться на улице, хотя я знал, что отец не в состоянии никого тронуть, ибо в ноль бухой. Мама только и делала, что разливала водку и приносила закуски. Знаешь, многие дети хотят, чтобы у них были родители. А я всегда хотел, чтобы у меня были либо нормальные, либо никакие.... В семнадцать лет терпение лопнуло окончательно. На накопленные от работы деньги я купил старый поддержанный байк и уехал в Москву. Прав у меня не было, поэтому ездить приходилось очень аккуратно. Я не прокатался долго. Три месяца меня не останавливали. В Москве устроился на работу, тоже рабочим и снял комнату в общаге. У меня была мечта: хотел получить права, диплом... С последним было трудно. Школьного-то аттестата у меня не было, да и вообще ничего не было, кроме паспорта и свидетельства о рождении. В восемнадцать я занял у знакомых ребят деньги и купил себе аттестат.
Летом подготовился и сдал вступительные экзамены. Тогда ещё ЕГЭ не было. Поступил на экономический, как и планировал. Жить было тяжело: требовались деньги, время на занятия, а этого у меня было мало. Я ночами работал, утром и днём учился, вечером отсыпался. За первый год скинул пятнадцать килограмм и был похож на палку от швабры,- Арсений невесело усмехнулся. - Преподаватели шли на уступки, конечно, но спрашивали строже всех на экзамене. За то, что я пропускал некоторые лекции, не выполнял задания, они гоняли меня по всему курсу. Мне было удобно. На втором курсе меня поселили в общежитие при университете: там освободились места. Это конкретно помогло. Ту сумму, что я платил за комнату, стал откладывать на карточку. Я не позволял себе ничего лишнего. Одевался на "Черкизовском", ел в столовых или в "Макдональдсе". Но зато у меня был свой счёт в банке, на который капали проценты. Характер тоже изменился. Я перестал лезть на рожон, гасил эмоции, старался держаться в тени. Когда окончил вуз, мне стукнуло двадцать три. На счёте была приличная сумма, но недостаточная. Из неё я взял деньги, чтобы пойти учиться в автошколу.