Страница 11 из 18
- Сам знаешь! - Нюра начала сердиться.
- Я не знаю, - улыбнулся лейтенант доброжелательно. - Может быть, он ваш муж?
- Муж, - мрачно кивнула Нюра.
- А где это записано?
- А нигде. Я с им жила без записи.
- Мало ли, кто с кем жил, - заметил лейтенант философски. - У нас в деревне один с козой жил. Документ какой есть, что вы вместе жили?
Нюра не ответила. Раскручивая в руке сумку то в одну сторону, то в другую, она исподлобья смотрела на лейтенанта.
- Значит, нет документа? - допытывался лейтенант. - Ну вот, я так и думал. Значит, вы ему посторонняя. А посторонним справки не выдаются. Ясно? - Он выплюнул погасшую папиросу и посмотрел на Нюру.
- Да как же... - начала было Нюра.
- А вот так же! - лейтенант вдруг озверел и, сбежав с крыльца, приблизился к Нюре. - Вот так же! - закричал он ей в лицо. - Нет никакого Чонкина. Нет, не было и не будет. А ты тут лучше не ходи и не путайся под ногами а то и тебя возьмем как соучастницу.
- Так ведь я... - сказала Нюра и заплакала.
- И плакать нечего, - сбавил тон Филиппов. - Тебе никто ничего плохого не делает. Мы тебя потому и не берем, что ты к нему никакого отношения не имеешь, потому что посторонняя. И запомни это как следует: по-сто-ронняя.
С этими словами он повернулся, взбежал на крыльцо и скрылся за дверью.
7
Перед столом председателя Голубева стоял инструктор райкома Чмыхалов, высокий худой мужчина с красным, вероятно от пьянства, носом на длинном унылом лице. Он стоял в надетом поверх телогрейки длинном брезентовом плаще с откинутым капюшоном, а в руках держал плетку-трехвостку, которой постукивал по голенищу резинового сапога.
За окном, привязанная к крыльцу, понуро мокла на осеннем дожде гнедая лошадь Чмыхалова.
В конторе было жарко натоплено. Чмыхалов потел, утирался рукавом, шмыгал носом и в который раз спрашивал председателя, почему в колхозе не производится уборка хлеба.
- Посмотри в окно, увидишь, - отвечал председатель.
- А мне в окно смотреть нечего, - скучно гундосил Чмыхалов. - Я смотрю в партийные указания.
- Во, - сказал председатель и покрутил у виска пальцем. - Указания, указания... Укажи дождю, чтобы он перестал. Вы там, в райкоме, сидите и не знаю чем думаете. Уперлись в свои указания, как бараны.
- Как кто? - переспросил быстро Чмыхалов.
- Как овечки, - смягчил свое определение Голубев.
- Сразу, значит, пошел на попятную. - Чмыхалов преобразился, и глаза его заблестели. - Выходит, значит, по-твоему, в райкоме сидят бараны?
- Ты мне политику не шей, - сказал председатель, поднимаясь. - Я тебе говорю: дождь идет, а в дождь убирают только дураки и вредители.
- Ну и договорился! - развел руками Чмыхалов. - Значит, в райкоме сидят бараны, дураки и вредители. И значит, вся наша партия...
Договорить он не успел. Голубев выскочил из-за стола, схватил Чмыхалова одной рукой за шкирку, другой за штаны и, согнув в три погибели, поволок к выходу.
Нюра Беляшова, появившись к тому времени у конторы, видела, как на мокром крыльце, несогласованно болтая ногами и руками, неожиданно возник Чмыхалов. Длинное его лицо было озарено разнообразными переживаниями. Нюра не успела удивиться и понять, в чем дело, когда Чмыхалов, взмахнув руками, как птица, оторвался от крыльца и полетел. Полы плаща раскинулись, а капюшон вздулся, как парашют. Полет был недолгим. Перелетев через все ступени, Чмыхалов коснулся земли, подпрыгнул и побежал, однако нижняя его часть не смогла догнать верхнюю, и он рухнул в грязь, вытянув вперед руки, словно ловил курицу.
Поднимался он медленно. Его руки, живот, колени и даже одна щека были в грязи. Размазав по щеке грязь кулаком с зажатой в нем плеткой, Чмыхалов подошел к покорно ожидавшей его лошади, отвязал ее и прыгающей ногой долго не мог попасть в стремя. Наконец это ему удалось, он взгромоздился в скользкое седло, повернул к Голубеву грязное и жалкое лицо и сказал чуть не плача:
- Ничего, я тебе еще покажу! - Отъехал на несколько шагов, обернулся и крикнул смелее, хотя и визгливо: - Покажу! Покажу-у! - и угрожающе поднял руку с плеткой. Лошадь с перепугу рванула. Чмыхалов повалился на спину и задрал ноги, но резким движением вернулся в нормальное положение и быстро стал удаляться. Председатель проводил его задумчивым взглядом и перевел глаза на Нюру.
- Ты ко мне?
- С почтой, - сказала Нюра.
- Заходи.
В кабинете председателя она выложила на его стол газеты, журнал "Крестьянка", "Блокнот агитатора", четыре письма, три открытки и один толстый пакет. Голубев схватил "Правду" и стал читать сводку Совинформбюро о положении на фронте, а когда поднял глаза, Нюра все еще стояла перед ним, переминаясь с ноги на ногу. В одной руке она держала сумку, другую с какой-то бумагой протягивала Голубеву.
- Что это? - посмотрел на бумагу Голубев.
- Тимофеич, подпиши, а?
Счетовод Волков сидел в соседней комнате и одной рукой крутил цигарку, помогая себе плечом и подбородком. Из председательского кабинета доносился какой-то шум. Волков послюнил газетку и замер, прислушиваясь. Сначала он услышал голос председателя: "Ну ты даешь!", потом что-то сказала Нюра, потом опять председатель: "Не могу, и не проси, никак не могу. Да ты что, в тюрьму меня посадить хочешь?"
Отложив недокуренную цигарку, Волков заглянул к председателю. Он увидел заплаканное лицо Нюры, смущенное лицо Голубева и услышал его голос:
- Ты пойми, Нюра, я бы рад, но как же я могу? Я же председатель, я не могу подписывать такие бумаги.
Нюра всхлипывала, утираясь концом полушалка. Председатель увидел Волкова и поманил пальцем:
- Поди сюда. Ты посмотри, что она дает мне на подпись. Волков подошел к председателю, взял протянутую ему бумагу и медленно, вдумываясь в содержание, прочел:
СПРАВКА
Дана настоящая Беляшовой А. А. в том, что она действительно жила с военным служащим Чонкиным Иваном.
- Это ты сама писала?
- Сама. - Нюра с надеждой глядела на Волкова.
- Это тебе в сельсовет надо идтить с этой справкой. А мы колхоз, мы таких справок не выдаем.
- Да и в сельсовете не подпишут, - сказал Голубев.
- Пожалуй, не подпишут, - подтвердил Волков, положив справку на стол.