Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 140 из 228

Она скучала по дому. Но и тут все же было совсем неплохо. Домой Гвен увезет толстый том воспоминаний – можно было бы книгу написать. Может быть, когда-нибудь и напишет. Когда все это отойдет назад, и из кровоточащей разрывами свежих ран плоти превратиться лишь в пожелтевший лист со смутными силуэтами, пятнающими края этой истории – тогда можно будет все вспомнить, или придумать заново - и оживить в памяти. Сейчас это было бы слишком жестоко и нечестно. По отношению как к себе, так и к остальным…

Гвен вновь откинулась на спину и уставилась в почти полуденное выцветшее голубое небо. По морю бежали барашки. По небу - тоже…Вот кролик, вот овечка, вот прыгающий волк… А это – напоминает корону… Ветерок приятно шевелил влажные от близости моря вихры на висках и холодил нагретые на солнце коленки. Гвен продолжала смотреть на небо, мысли вяло текли у нее в голове, протяжные, как вот то длинное, похожее на вопросительный знак облако…Потом замелькали смутные образы: то ли явь, то ли греза… какие-то розы, колеса, оранжевые дорожные знаки, хлопья снега за окном – или это облака? Гвен сама не заметила, как крепко заснула, свернувшись клубочком на теплой шероховатости волнореза, греясь в лучах полуденного солнца, точно сонный зверек, слишком уставший, чтобы продолжать свой долгий путь к родной норе.

Примерно через час к ней подошли две голодные чайки – они старательно обошли спящую, посовещались между собой, попробовали на вкус ее тапочки и, поняв, что это несъедобно, снова взмыли в уже чистые, пронзительные своей синевой небеса. Они кричали от голода - а рыжая девочка мирно спала под эти крики, подложив узкую ладонь под щеку. Ей снился далекий замок - тот, что всегда виден за облаками перед закатом – пристанище фата-морганы. Она шла по длинному каменному мосту и знала – путь ее окончен. Можно было уже не спешить – дверь была приотворена, и за дверями ее ждали, она была там вечно желанной гостьей. Было уже неважно, что ее босые ноги оставляли на белой поверхности моста кровавые следы. Она была дома…

2.

Гвен проснулась от холода и навязчивого писка телефона в кармане и не поняла, где она вообще находится. Спина онемела от лежания на твердой поверхности. Ноги чесались – и неудивительно – она была вся в пятнах от комариных укусов. Опять заныл проклятый бок - она с утра не выпила таблетку и вот пожалуйста – результат налицо. Страшно хотелось пить. Что вообще это за место? Она села, огляделась. Похоже, ее сморило на волнорезе. Интересно, сколько длилась эта напасть? Солнце уже переползло за деревья, и теперь волнорез оказался в тени. Было такое ощущение, что уже даже не день – вечер.

Гвен взглянула на недовольно просящий есть телефон – батарейка почти села, не выдержав длительного отчаянного солнцепека – на часах было без десяти пять. Боги, неужели она проспала тут пять часов? Неудивительно, что так хотелось есть. Хорошо, что хоть в воду не свалилась.

Гвен боязливо покосилась на край волнореза. Запросто можно было и скатиться. Она нащупала свои тапочки. На одной, похоже, посидела чайка – вся клетчатая поверхность была в белом гуано. Вот пекло, это были ее любимые тапки! Мерзкие чайки. Ну и сама виновата, нечего было тут дрыхнуть.

Гвен неохотно поднялась. Надо было что-то предпринять. Где-то поесть. Но кафе при гостинице сейчас закрыто – время обеда прошло, а на ужин ресторан открывался лишь в семь. Нет, до семи она ждать не согласна. Желудок, казалось, уже начал сам себя переваривать. Надо было сходить в номер, перекусить наскоро чем-нибудь оставшимся в холодильнике, переодеть тапки (и застирать их) и потом уже там решить, что же делать дальше. Чего Гвен точно не хотела – так это идти сегодня к тетке. Встреча с Ван Вестингом все еще пугала ее – кто знает, как он на нее теперь будет смотреть? Наверное, как на глупую девчонку.

Но она и была глупая - умные, по крайней мере, не спят на волнорезах, оставляя свои тапки на милость чайкам. Да и саму себя – на милость первого прохожего. Гвен передернуло. Как ни крути, близость Гэйвена ее избаловала: Гвен привыкла чувствовать себя защищенной, перестала вздрагивать по каждому поводу, дергаться по пустякам. «К хорошему быстро привыкаешь», - подумала она автоматически и тут же поймала себя на этой мысли. Что же это было, хорошее? За эти сутки произошло так много, и столько раз уже ситуация перевернулась с ног на голову, что бедная Гвен совсем запуталась и зареклась давать какие бы то ни было нравственные оценки ситуации. «Хорошо или плохо – оно прошло», - сурово сказала она себе. - Теперь надо было привыкать обратно – бояться, следить за каждым шагом, ступать тихо и незаметно. Становиться прежней Гвендолин, замкнутой и осторожной…

Она вздохнула – эта перспектива, хоть и казалась логичной, не вызывала у нее в душе никакого позитивного отклика. Это все равно что лезть в тесную обувь после длинного прекрасного дня в ботинках по ноге. К вопросу о ботинках – стоило уже продвинуться.

Деревья бросали длинные синие тени на волнорез, и с каждой минутой становилось все прохладнее. Гвен поежилась, подняла свои тапки и с неохотой поплелась в сторону гостиницы. Через полчаса она вышла оттуда уже в кедах и с рюкзачком на плечах. Пока Гвен была в номере, ей вдруг пришло в голову, что давно уже хотелось пойти в магазин и купить себе мороженое. Если у нее сейчас есть оказия – вот пойдет и купит. Хватит уже сидеть и маяться. Никто ее не спасет. А к тетке идти не хотелось. Даже звонить ей у Гвен не было сил. Поэтому она решительно набросала Сесили сообщение о том, что сегодня не придет – даже не стала, вопреки обыкновению, придумывать оправдания и пытаться себя выгородить. Просто отчиталась по факту и приписала, что заглянет непременно завтра. Пусть себе тетка думает, что ей хочется. В конце концов, какое Гвен до этого дело? Если она не может контролировать не только мысли Сесили, но даже свои-то с трудом держит в узде, то и переживать нечего.