Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 106 из 114

— Езжай, и прикрой рот! — отвернулся к окну, и больше ко мне вопросов не было.

Всю дорогу я смотрел в окно и не мог понять, где я. Дома или нет. В аду или это только то самое чистилище. Смотрел на отражение своего лица в окне и не мог понять, за что? Почему именно она? Нежная, красивая женщина, которая должна была жить в кругу счастливой семьи с мужиком, который должен был с её рук жрать и пить!

Я ни в одной девке не видел столько силы. Ни в одной из женщин, которых я знал, не замечал и сотой доли того, какой была Лика. Поэтому я не мог понять. Но хотел! Так желал, бл***, понять, в какой храм или святое место сходить и спросить, почему именно моя женщина? Человек, которого выбрал, которого так долго вытаскивал из собственного дерьма, должен был терпеть такое? Ради чего? Ради того, чтобы такое сопливое чудовище, как я, повзрослело и наконец поняло, чего стоит жизнь каждого человека. И что есть люди, которые живут в эту минуту, потому что, у них может не оказаться завтра?

Машина затормозила, а я молча вышел вон и посмотрел на одно из старых зданий, которое ограждал бетонный забор, выкрашенный в белый. Ещё колючую проволоку и самая настоящая тюрьма. Хотя что я мог знать о том, какая тюрьма или что меня ждёт ровно через ничтожных полчаса.

— Вот! — я ткнул охраннику такую же сотню, и без проблем прошел через ворота центрального входа.

— Ты хоть скажи к кому пришел? Здесь двенадцать отделений и сотни психов?

В то, что он говорил я вообще не вникал. Не понимал ни слова, а перевод мне нахер не сдался От мужика несло перегаром, и я плюнул на него через три секунды после того, как увидел. Но то что я наблюдал дальше… Видимо это не ветер гулял по мне, это холодный озноб пробирался под кожу. Здесь повсюду, даже на улице стоял стойкий запах вони, а из нижних помещений пахло сыростью. Проходя мимо любой из построек я чувствовал этот запах — вонь, смешанная с химикатами. И хлор. Повсюду запах хлора, который я запомнил лишь раз, когда у нас в саду чистили деревья.

С каждым шагом я понимал: "Беги, Хан. С этим… Ты точно не справишься! Это слишком для любого человека, и особенно для того, кто уже успел увидеть, что такое психически больной человек". Пока шел по дорожкам между двухэтажными домами, никто даже не встретился на моем пути, а разбитый местами асфальт, скрипел шорохом мелких камней под моими ботинками.

"Уходи, Хан! Уходи, дебил, ты погубишь всю свою жизнь!" — сраный голос в голове, так и подбивал развернуться и уйти.

Нет, я не понимал тогда, что это предательство. Взять и бросить её… Я вообще ничего не понимал, потому что на окнах этих домов были решетки, а рядом с каждым из них, ограждением отделялись площадки.

— Это тюрьма. Самая настоящая тюрьма. Как в таких условиях можно кого-то вылечить? — пустой голос сорвался из моих уст, когда я прошел вдоль центральной алее до самого конца, и только здесь заметил неотложку, у одноэтажного здания, из которой выносили бьющегося в конвульсиях мужика.

— Я рехнулся, — остановился и невидящим взглядом, таким словно мне кто-то швырнул песка в глаза, смотрел на то, как мужик орёт не своим голосом, а его держат четверо парней в белом.

По телу прошла новая волна озноба, и я сам не понял, как пошел в ту сторону. Вошёл в маленькое помещение, в котором было несколько дверей, и поворот налево в узкий небольшой коридор с ещё кучей дверей. Это место… Оно как из фильма ужасов. Холодное, сырое, и старое. Здесь даже лавки были местами потерты.

— Доброй ночи! Вы с больным?

Я перевел взгляд от стены, на которой было четыре слоя разной краски, и обернул голову в сторону молодой девушки в белом халате.

— Вы понимание хотя бы английский? Потому что я ни хера не понял из того, что вы сказали, мисс.

Она приподняла брови и присмотрелась ко мне так, словно и я псих, которого нужно лечить. И я им был. Потому что прямо сейчас мой мир менялся к херам до неузнаваемости. Я не видел такого никогда, не знал что такие места ещё существуют на планете, и жил в стране, где вот то корыто, в котором привезли больного человека, использовали в деревнях, как говновозку.

Поэтому я реально псих. И не мог поверить, что женщину, с которой я улыбался и плакал, девушку, которая стала моим теплом, могли привести тоже… вот так. В подобное место.

— Вы хорошо видите меня, молодой человек?

— Прекрасно, госпожа!





— Какое сегодня число? — она вдруг схватила меня за руку, и начала шарить по моему запястью, — Вы помните кто вы?

— Малика Адлер… — это было всё, что я сказал беспардонной девке, которая застыла и подняла на меня долгий, испытующий взгляд:

— Гриша!!! — она крикнула, а я даже не вздрогнул, — Позови шефа, он в восьмом! Позвони и скажи, что приехал тот, кого он ждал.

— Я задал вопрос, госпожа? — повторил, а она лишь снова прищурилась карими глазами, и быстро ответила:

— Малика лежит во втором корпусе для вип-пациентов. Кто вы? Почему Анастасов сказал, чтобы мы вас ждали?

— Я никто, — вырвал свою руку, из её цепких пальцев, и отряхнул рукав.

Развернулся и вышел вон, не замечая даже дороги. В этом состоянии я чувствовал непонятную мне ярость, и мог сорваться на ком угодно, поэтому вышел и встал у входа, чтобы попытаться прийти в себя. Но не мог. Потому что не понимал, что со мной происходит. Я в сотый раз за последнюю неделю не мог распознать, в какое дерьмо превращаюсь. Во что-то херовее своей прошлой версии, или во что-то другое.

— Держи! — я флегматично посмотрел на ладонь, покрытую морщинами, и на сигарету, что была зажата между её пальцами.

Молча взял сигарету, а за ней принял и зажигалку.

— Ты зря приехал, Хан Бин. И судя из того, в каком ты состоянии, мне объяснять тебе ничего не нужно. Ты сам видишь, что это другой мир. Ты не жил так никогда, и не бывал в таких местах ни разу. А это наша реальность, в которой теперь придется жить Лике.

Я вздрогнул и дым вырвался из моих лёгких горьким потоком, а за ним лишь надрывный вдох. И я понял, что банка с дерьмом внутри меня рванула окончательно. Я отвернулся и присел, а когда понял как меня разрывает от боли, просто завыл и схватился за грудь. Завыл так, что из дверей вылетели санитары.

— Уезжай, Хан. Ты уже ничем ей не поможешь, — мужик за моей спиной продолжал спокойно курить, а я не верил, что вот таким должен быть конец. Что вот такой исход у моей первой любви, что вот это небо мне покажет, как пример на всю жизнь о том, что с человеком может сотворить другой человек.

— Она в состоянии апатичного катарсиса, который поддерживается медикаментозно. Если я выведу её из этого соматического состояния она не сможет совладать с собой и со своим страхом. Она помнит всё, но не может самостоятельно останавливать приступы. Проще говоря, Малика психопат.

— Это не правда. Что это за место? Почему она в таком… — я встал и вытерев лицо руками, прорычал, — Почему вы не нашли меня?!!! Почему ничего не сказали? Почему она в этом… Это тюрьма!

— А чтобы ты сделал, идиот малолетний?! Что-то я не вижу, чтобы ты был на дорогущей тачке и с охраной? Значит, ты сбежал! А если ты сбежал от собственных проблем, ты вдвойне идиот! И видно теперь ясно, что лишили тебя отцовского воспитания напрочь!

Это были не просто слова, это были пощёчины. Звонкие удары прямо по моему лицу и точно в цель. И я впервые видел, как человек способен оскорбить настолько правдой.

— Дай угадаю, зачем ты приехал сюда и чего ты сейчас хочешь? Наверное, чтобы я собрал её вещи и отправил с тобой, да? А тебе есть куда привести женщину, которая при виде любого мужчины, начинает вопить так, словно её на куски режут? Сможешь жить с такой бабой, господин Ким? За ней нужен особенный уход и постоянный присмотр врачей. Не будет походов в рестораны, киношек и других прелестей, потому что она в толпе устроит неконтролируемую бойню!

— Она этого не сделает! — возразил глухим голосом, и продолжил, — Лика сильная. Я видел это своими глазами. Она справиться.