Забудь меня, любимая!

Раньше она уже целовалась — с Крошкой Юрой и ещё одним мальчиком из летнего лагеря, но сейчас всё было иначе. Из-за травки или пережитого стресса, или из-за того, что Лёша нравился ей в тысячу раз больше, чем Юра и другие ребята.

Она таяла и млела от поцелуя, от того, как Лёша налегал на неё всем телом, стискивал пальцами затылок, как он дышал, как осторожно исследовал кончиком языка её рот. В его поцелуе не было ничего вульгарного или наглого, одна лишь пылкая нежность. Они рассоединили губы, взглянули друг на друга и рассмеялись.

— Мне это не приснилось? — спросил Лёша. — Давно хотел тебя поцеловать.

— Правда? — удивилась Настя.

— Я думал, у тебя есть парень. Ты всегда после учёбы убегаешь, как будто тебя кто-то ждёт. А на парах мне неудобно к тебе подкатывать.

Настя бы с удовольствием оставалась погулять с однокурсниками, сходить в кофейню или суши-бар, но у неё никогда не было денег. И она впервые честно в этом призналась. После того, что случилось на её глазах с Лёшей, она перестала стесняться такой ерунды, как отсутствие карманных денег.

— Я из бедной семьи. У меня есть только мама, она работает в «Пятёрочке» на кассе. Я даже в Макдак не могу с ребятами сходить, поэтому убегаю раньше. Остальные в группе намного богаче — тратят деньги, не считая. Не хочется на их фоне выглядеть сиротой казанской.

— Понимаю, — ответил он. — Чай пить будем?

— С «Суворовским»? Будем.

***

После курения разыгрался зверский аппетит, и они выпили чайник чаю и съели полкило печенья. Лёша смеялся, наблюдая, как быстро она поедает одно печенье за другим. Предложил открыть тушёнку, сгущёнку, сухую яичную смесь, грибочки или варенье. На варенье Настя согласилась, и они вдвоём опустошили пол-литровую баночку клубничного. Неутолимое желание жрать чуть притупилось.

— Мне пора домой, — сказала Настя. — Скоро мама придёт, надо курицу сварить. Да и поздно уже.

— Я тебя провожу, — ответил Лёша, засовывая в её рюкзак банку белых грибов.

— Не надо, Лёш. Что я маме скажу? Где я их взяла?

— Скажешь правду: угостил однокурсник Алексей Веснин. Ботаник и лучший ученик на курсе. Или она жёстко настроена против всех твоих поклонников, кроме сына подруги? Как там его, Крошка Енот?

— Крошка Юра, — поправила Настя. — Выходит, ты не против, чтобы мама о нас узнала?

— Конечно, не против. Мы же не дети. У меня далеко идущие планы в отношении тебя.

Он сказал это вроде бы серьёзно, но с улыбкой. Настя фыркнула.

Приятно, что он не отмораживался после поцелуя и не делал вид, что всё произошло случайно. Её подкупала его прямота. Но банку грибов из рюкзака пришлось вытащить и поставить на полку:

— В другой раз, ладно? Я пока не готова откровенничать с мамой.

Они выбрались наружу, где с неба начали сыпаться снежинки.

Непроизвольно Настя поежилась и оглянулась по сторонам. В каждом тёмном углу ей чудился Печа-отморозок. Лёша как будто прочитал её мысли:

— Не переживай, больше этого не повторится. Я смогу себя защитить. И тебя тоже, если они посмеют нас тронуть.

Настя кивнула. Храбрый ботаник. Куда он против троих бандитов?

Он проводил её до самых дверей квартиры. В подъезде они обменялись телефонами, а ещё Лёша записал свой адрес на всякий случай. Он жил недалеко от станции метро, которой Настя пользовалась каждый день.

***

Утром, как она и предполагала (надеялась, с замиранием сердца ждала), Лёша караулил её у входа на станцию. Выцепил из толпы, взял крепко за руку:

— Теперь будем ездить вместе.

Стало легко и радостно от его слов. Они шагали в людском потоке, прижатые друг к другу. На эскалаторе он встал на ступеньку ниже, чтобы их лица находились на одном уровне: Настя была невысокой девушкой, а он вымахал выше ста восьмидесяти сантиметров. Они смотрели друг на друга, пока ехали вниз. Переносица Лёши была заклеена лейкопластырем, а царапина смазана зелёнкой. Как будто сосновая иголка прилипла к щеке. Он совершенно не стеснялся своего покоцанного вида. Как многим красивым парням, ему было плевать на свою внешность.

Он скользил глазами по лицу Насти, задержался на губах и машинально облизнулся. Она поняла, о чём он думает, и двинула кулаком в плечо:

— Не пожирай меня взглядом, как людоед!

— Ничего не могу с собой поделать, — шепнул он в ухо. — Ты мне нравишься.

Он протащил её в конец вагона и прижал к торцевым дверям, а сам расположился так, чтобы защитить её от давки. Упёрся ладонями по обе стороны от Насти. Вокруг них толпились люди, а она чувствовала себя как в уютном домике. Она много раз видела, как точно так же в метро стояли молодые люди: зацикленные на самих себе, не замечавшие никого вокруг, погружённые в собственные эмоции. Она тогда злилась: неужели нельзя потерпеть до дома, что за телячьи нежности на виду у всего вагона? А сейчас сама плавилась от близости Лёши.

Он словно прочитал её мысли. Склонился и нашёл губы.

Перехватило дыхание. Застучало сердце. Сегодня он целовался увереннее, чем вчера, — более смело и напористо. Посасывал губы, проникал в рот быстрым горячим языком. Настя растворилась в его поцелуях, закрыла глаза, позволила ему прижиматься всем телом — грудью, животом и даже бёдрами. Когда поезд набирал скорость, Лёша почти ложился на неё, и от этого всё внутри сладко вибрировало.

Что-то твёрдое упёрлось ей в живот. Настя прислушалась к ощущениям: это был не член (не на той высоте и слишком жёсткий), а нечто другое.

— Что это? — спросила она.

— Отцовский пистолет. Я же обещал, что смогу нас защитить.

5. Она лучшая

— Прямо настоящий? — прошептала Настя.

— Конечно, настоящий. Изобретенный конструктором Макаровым в сорок восьмом году и модернизированный в начале девяностых.

— С пулями?

— Двенадцать патронов калибра девять миллиметров.

— Шутишь? — спросила Настя, откинув голову и посмотрев в зелёные глаза.

— Нет.

— Где ты его раздобыл?

— Отцовский наградной. Он хранит его в сейфе, но я подобрал код.

Это было легко.

— Ты что, украл у папы пистолет?

— Позаимствовал.

— Лёша, это очень опасно! А вдруг ты нечаянно нажмёшь на курок?

Или куда там нажимают? Вдруг прострелишь себе ногу? Или попадёшь в другого человека — в меня, например?

Она отодвинула от себя Лёшу: страшно было представить, что между их телами покоилось смертельное оружие.

— Не бойся, я умею обращаться с пистолетом и прекрасно стреляю.

Отец с детства таскал меня в тир и на стрельбища — всё пытался сделать из меня бравого вояку. Затея провалилась, но в яблочко я попадаю в девяти случаях из десяти. Как-нибудь после учёбы поедем в лес, я тебе покажу. Сама постреляешь — это круто!

Предложение звучало соблазнительно.

— Ну всё равно… — Настя чуть успокоилась. — А если он выпадет из штанов? Прикинь, что будет? Наверняка тебя посадят за ношение огнестрельного оружия без разрешения. Это противозаконно.

— Да, я нарушаю закон. Я преступник. До зубов вооружённый головорез. Но об этом знаем только мы с тобой… — он выдыхал слова ей в рот. — Ты же меня не выдашь?

Его свежее мятное дыхание щекотало губы. Пассажиры метро выходили и заходили, позади Лёши происходило ежеутреннее броуновское движение, механический голос объявлял станции, а они целовались и перешёптывались. Настя пробралась пальцами под свитер Лёши и коснулась ребристой, нагретой телом стали.

Опасная игрушка, заткнутая за пояс джинсов, будоражила и заставляла прижиматься к Лёше ещё крепче. Он прав, теперь им нечего бояться. Достаточно помахать пушкой перед носом Печи и его прихлебателей — и вся гопота разбежится. Они смелые, только когда нападают трое на одного, но если дать им отпор — превращаются в трусливых шакалов и убегают с поджатыми хвостами. Пистолет — самый лучший отпор, какой можно придумать.