Страница 22 из 28
…Так было всегда – где бы Карпов не появлялся, он сразу начинал сканировать пространство на наличие самой красивой и ухоженной молодой особы женского пола, а потом говорил сам себе: «Это!». И, как ни странно, «это» через некоторое время оказывалось у него в постели.
Все вокруг считали, что Карпов умеет что-то такое, перед чем ни одна баба не устоит. Даже Зимина, умная и образованная тётка, не раз доверительно говорила своей подруге - начальнице отдела дознания Елене Измайловой, которую Боженька тоже умом не обделил, что «в Стасике определённо что-то есть», на что Измайлова утвердительно кивала головой, цедя через соломинку очередной коктейль.
А разгадка заключалась в том, что Карпов никогда не «клеился» к тем бабам, которые могли его «отшить», но перехватывал любой заинтересованный женский взгляд, брошенный в сторону его скромной персоны. Если обладательница этого взгляда не вызывала у Стасика отвращения, он начинал демонстративно избегать общества этой особы, но при случайных встречах время от времени бросал на неё взгляд «зовущий, обволакивающий и одновременно раздевающий», о безотказном действии которого прочитал когда-то у Стефана Цвейга. К тому времени, когда избранная Карповым для совместного времяпровождения дама слышала от него «Здрасьте!» вместо обычного молчаливого кивка головы-кочана, она уже была в состоянии лёгкой влюблённости в Стасика и терпеливо ждала его отмашки, чтобы прыгнуть к нему в постель, потому что всем было известно, что Карпов приветствует инициативу только при выполнении оперативно-следственной работы.
А Карпов ловил кайф, когда ему постоянно вешались на шею влюблённые барышни и клялись ему в вечной любви, он и сам мог сказать, что тоже любит: ему не тяжело, а человеку рядом - приятно. Только такая своеобразная любовь быстро сходила на «нет», потому что многим его пассиям хотелось логического завершения такой любви с походом в ЗАГС и переездом на ПМЖ к Карпову, а он отвечал, что ему и так хорошо.
Годы шли, и Карпов, который до сих пор предпочитал проводить время с молодыми девицами, понял, что интересует их исключительно как спонсор. Да, его поезд ушёл, но он не стал делать глупостей типа скоропалительной женитьбы на ком попало c предъявлением обществу кучи наследников. Не стал он и менять любовниц, как перчатки, чтобы успеть насладиться последним приступом молодости. Карпов, как и раньше, продолжал сканировать пространство вокруг себя, потом подзывал очередное «это» и называл свою цену. И получал то же, что и раньше, но сразу и в заранее оговоренном объёме.
***
Так бы и жил Карпов долго и счастливо, достойно и без лишней суеты, время от времени заменяя одну надоевшую содержанку на другую, если бы не разгрызло его душу сознание того, что с ним не хотят иметь дела. Первым звоночком было то, что женщину он теперь мог получить только за деньги.
Не успел он смириться с этим фактом, как выяснилось, что все, работающие с ним в одном отделе, хоть и считают его грамотным и опытным сотрудником, но предпочитают не обращаться к нему за помощью.
А потом оперативник Антошин не пригласил Карпова на свою свадьбу с бывшей проституткой Настей, хотя, когда раньше у этой его бабы возникали проблемы, Дэн сразу же звонил ему и просил разобраться…
Тарасов, умнейший следователь, единственный в отделе, которому Карпов хотел составить протекцию взамен на согласие работать в паре, воротил от него нос…
Зимина при разговоре с ним раскачивалась на высоченных каблуках, засунув руки в карманы форменной юбки, нервно улыбалась и время от времени стреляла глазами куда-то в область пряжки от его брючного ремня, а потом выдыхала контральто: «Та-а-ак, Ка-а-арпов!», после чего он некоторое время даже думал, что «это что-то значит». Но потом он видел, как Зимина точно в такой же позе раскачивалась перед своим любовником - начальником отдела следствия Глухарёвым, а потом из-за двери кабинета следователей слышалось её контральто: «Та-а-ак, Ага-а-апов!», которым она распекала самого нерадивого и непрофессионального человека в ОВД.
Оперативники Карпова постоянно «подставляли» его, зная, что он «отмажет» их по-любому, ведь они были в курсе почти всех его «левых» дел.
Его молодой любовнице - фотомодели Юле было мало покладистого дяди Стасика, поэтому она сошлась с «мажором» Глебом, порезавшем её на меха.
Сначала Карпова всё это бесило, затем он начал специально вести себя так, чтобы вывести окружающих из себя. И ему это понравилось. Делать назло другим и знать, что все будут это терпеть, потому, что куда ж его, Карпова, деть… Вот тогда он и начал ловить кайф от сознания своей власти над людьми, и вышел из этого своеобразного обдолбанного состояния, только увидев перед собой стопку с заявлениями о переводе на другое место работы…
***
…А потом была палата в психбольнице и три психа на соседних койках. Неряшливых, с жуткими привычками, хихикающих или что-то бормочущих каждые пять минут… Карпов, обучаясь на каких-то курсах повышения квалификации для руководящего состава милиции, слышал про синдром замкнутого пространства, в результате которого люди, находясь длительное время в одном и том же помещении и ни с кем больше не общаясь, начинают чувствовать друг к другу симпатию. Так вот всё это – враньё! По крайней мере, на него этот синдром не распространился, потому, что единственным желанием Карпова все эти два года было выгнать из комнаты своих вечно захезанных соседей вместе с их вонючим гамузом, вымыть с хлоркой палату и проветрить помещение.
После выписки из психбольницы Карпов купался по несколько раз в день, ежедневно стирал всю свою одежду, не закрывал форточку в квартире даже в самый сильный мороз, но всё равно ему казалось, что он до сих пор насквозь пропитан запахом той грязной больничной палаты. Он старался ни к кому не подходить близко, боясь, что окружающие почувствуют этот убийственный аромат, и, только попав в душную и пропахшую краской квартиру Светы, он впервые смог расслабиться. Когда Света, переселившись к нему, начала целыми днями рисовать какие-то картины с орнаментами из детского калейдоскопа, называя их заумным словом «фракталы», по всей квартире Карпова тоже распространился аромат масляных красок, и это окончательно раскрепостило Карпова.
***
А сегодня, думая, что он изменил ей с Таней, Света решила вымыть Карпова, чтобы на его теле не осталось и следа от Таниных прикосновений. И когда Света изо всех сил тёрла намыленной мочалкой его спину, Карпов вдруг почувствовал, что запах больничной палаты, преследуемый его последние месяцы, исчез. Поэтому, вылезши из ванной, он начал действовать по отношению к Свете решительней и жёстче, чем обычно.
Он, наконец, высказал свое «фе» её бесконечным супчикам, которые она варила в пятилитровой кастрюле. Конечно, в день приготовления этот суп был достаточно вкусным, но через три дня он приобретал специфический помойный привкус и запах, а ведь Карпову приходилось питаться таким супом каждый день на завтрак, обед и ужин.
Затем он наглядно показал Свете, что может сделать с ней всё, что ему захочется, и чуть не придушил её одной рукой.
А потом ему захотелось, чтобы она узнала, каким он может быть ласковым и заботливым, и он делал всё, что могло произвести на неё впечатление, но при этом ни на мгновение не выпускал инициативу из своих рук. Доведя свои любезности до конца, он на руках отнёс её в ванную, а потом завернул в полотенце, принёс обратно на кровать и попытался расчесать её мокрые волосы. Света улыбаясь, отобрала у него расчёску и начала расчёсываться сама. Карпов сначала молча смотрел на неё, а потом пошёл на кухню, заварил чай и насыпал на большую тарелку печенье.
Они сидели на кровати и пили чай с печеньем, а потом молча лежали, обнявшись. Света давно уже заснула, держа его за руку, а Карпов лежал и думал о том, что раньше он никогда никого не носил на руках и не поил чаем, и дело тут было не в том, что он хотел показать Свете, как ей может быть хорошо с ним.
«Расслабился я, захотел получить очередную порцию тепла и ласки», - оправдывал он себя, хотя в глубине души понимал, что виновником его поступков являлся синдром замкнутого пространства, который незаметно подобрался к Карпову на мягких лапах.