Страница 4 из 118
Впрочем, Хозяину это было безразлично. Тьма перестала быть ему преградой. Перестали быть препятствием массивные каменные ворота, столько лет ограждавшие его от мира.
Впервые он подумал, что аскетическое убранство его обиталища не соответствует статусу Хозяина. Поэтому, когда раздалось шуршание в нише, куда снаружи подносили еду, он дождался появления корзинки, отодвинул её и крепко сжал руку бедного селянина, не в лучшее для себя время пришедшего покормить несчастного пленника. Рука дёрнулась, похолодела и покрылась крупными каплями пота, а снаружи раздался вопль ужаса.
– Хочешь ли ты жить, человек? – негромко спросил Хозяин.
Невнятное блеянье было ему ответом.
– Значит, хочешь! – Кошчи удовлетворённо кивнул сам себе. – Тогда запоминай хорошо и выполняй в точности. Первое: не смей убирать свою руку, пока я не позволю. Понял?
– Ва-ва-ва…
– Прекрасно! Здесь появился труп, ты его заберёшь, оттащишь в селение и скажешь, что я велел его похоронить. Это ясно?
– М-м-м…
– Затем, ты скажешь старейшине, что завтра он должен быть здесь и выслушать мою волю. Если старейшина не послушает тебя, то завтра в деревне будет новый старейшина. Запомнил?
– Ап-ап-ап…
– Вижу – запомнил. Я отпускаю твою руку, ты подходишь к воротам и забираешь этого несчастного.
Бывший пленник отпустил мокрую ладонь селянина, которая к тому времени тряслась, как осиновый лист на ветру! Чувствовалось, что больше всего тот хочет бежать как можно быстрее и дальше, но страх перед неведомым Хозяином сковал его ноги и приказал против собственной воли выполнять его указания.
Трясущийся, наполовину поседевший селянин, еле волоча ноги, подошёл к огромным каменным воротам, которые, на его памяти, всегда были закрыты. Он не слышал ни скрипа, ни шороха, но одна створка оказалась приотворена. К его счастью, не пришлось идти во тьму. Труп молодого парнишки с перерезанным горлом валялся почти на пороге. Селянин взвалил его на плечи и, подвывая от ужаса, потащил в деревню.
– Что случилось, папа? – Девчушка лет десяти смотрела огромными синими глазами на седого селянина, который подходил к дому. На спине тот тащил худого юношу в красных одеждах. – Что с этим человеком? Почему он так стонет?
– Маська, ступай сюда, негодница, – загрохотал бабий голос из избы. – О, воротился-таки, ирод… Чего приволок?
Девчушка и не думала слушаться мать. Она осторожно, по полшажочку, шла навстречу отцу и вглядывалась в его ношу…
– Мама! – вдруг взвизгнула она. – Он мертв! Папа убил человека!
– Кого убил, дуреха? – ворчливо поинтересовалась женщина, не выходя из избы. – Только что говорила, что стонет. Значит жив.
Но девочка уже со всех ног бежала к дому. Женщина выглянула из окна и удивленно проводила взглядом дочь. Ну и что? Они живут в горах, мало ли чудных людей, ищущих новых впечатлений, а может и старинных сокровищ? Они не раз уже спасали от гибели городских неженок, оступившихся на острых скалах. Шикнув на забившуюся под скамью дочь, женщина вышла во двор.
Селянин остановился перед калиткой и сбросил свою кровавую ношу. Женщина заметила, что голова мертвого юноши неестественно откинута. Приблизившись, она разглядела страшный разрез. Женщина побледнела и, охнув, тяжело осела на землю.
А муж её стоял, раскачиваясь и подвывая. Остекленевшие глаза его смотрели в никуда, а ветер трепал его белые волосы.
***
– Хозяин? Что за хозяин?
Новость в деревне распространилась быстро, словно пожар при сильном ветре. Селянина увели в избу к старейшине. Мертвого мальчишку пока оставили лежать у его дома, из-за чего с девочкой Маськой случился припадок. Они с матерью закрыли все ставни и заперлись в доме, не отвечая на зов и стук сердобольных соседок.
Стайка деревенских баб, которых не пустили в избу к старейшине, сгрудилась у дверей, обсуждая происшествие.
– Да Голомей просто свихнулся, – шепталась бабка Варья с соседками. – Свихнулся и прирезал какого-то бедного путника.
– Откстись, Варья, – замахала на неё молодая женщина с низким лбом и глубоко посаженными глазами. – Голомей в жизни и муху не обидел…
– Муху не обидел, – согласилась Варья, – а человека порешил!
– А поседел-то как! Вы видели? – задыхаясь от восторга, почти пропела маленькая сухонькая старушка. – А ведь еще и трех десятков не минуло…
– Утихните сороки, – вышедший на крыльцо старейшина был стар и сед, но властность и живой ум позволяли соблюдать порядок в деревне, за что люди его уважали, и каждый раз вновь переизбирали на должность старейшины. – Не убивал Голомей. Он сам пострадал… умом тронулся.
– Я же говорила, – с присвистом зашипела неугомонная Варья.