Страница 3 из 148
Тем не менее, правый глаз у меня закрылся. Как сказать, что я понял, но не все, доктор не объяснял.
- Я, - для убедительности лекарь ткнул себя пальцем в грудь, - ваш лечащий врач, доктор Херардо Энрикес, а это сестра Пилар Эчеверрия. Все поняли, сеньор?
Тут все было ясно, и правый глаз уверенно закрылся.
- Отлично! - доктор Херардо похвалил меня за понятливость. - Надо думать, что с этого дня ваше состояние начнет улучшаться. Самое главное, чтобы восстановилась ваша речь, тогда нам будет легче судить о вашем состоянии. Вы меня понимаете? Врачу надо знать, что болит у пациента.
Это я понимал. Хотя у меня ничего не болело. Совершенно. Потому что, кроме носа, глаз и ушей, я вообще ничего не чувствовал. Даже не очень был уверен, что у меня все в комплекте. Шею и ту не ощущал.
Но я поверил доктору Херардо насчет того, что главное - восстановить речь. Потому что мне очень хотелось задать самый простой вопрос: "Доктор, вы знаете, кто я?"
Память вернула мне дикую чушь, если бы ее превратить в видеообразы, клипмейкеры всех времен и народов удавились бы от зависти.
Доктор с медсестрой отошли подальше от моего ложа, должно быть, чтобы поговорить на тему, что со мной делать. В принципе как они меня будут лечить и от чего, меня особенно не волновало. Если б язык ворочался, тогда можно было полюбопытствовать, сколько мне еще тут лежать, и так далее. Хотя они наверняка точного ответа не дали бы, но зато мог бы прикинуть, насколько все хреново.
Я задремал, врач ушел, а сестра принесла чашку с бульоном. Именно с этого бульона началось "возрождение моей личности".
Сестра стала осторожно, по чайной ложечке, вливать этот бульон мне в рот. При этом, чтоб я ненароком не захлебнулся, она приподняла мою голову, и я сразу ощутил, что у меня есть шея, а также затылок, потому что прикосновение пальцев сеньориты Пилар пришлись именно на эти части тела. А поскольку шея крепилась одним концом к затылку, а другим концом к позвоночнику - да простят мне специалисты издевательство над анатомией! - то я очень быстро начал чувствовать спину, лопатки, плечи и прочие элементы конструкции.
Пока я глотал бульон, мне удалось обнаружить, что язык у меня никуда не делся и даже, может быть, начнет ворочаться. Для начала этот самый язык почуял вкус бульона. Потом, отогревшись и отмокнув, действительно пошевелился. Но сказать ничего не смог, потому что забыл, как это делается.
Когда вечером появился доктор Энрикес, я, не отдавая себе отчета, спросил:
- Кто я?
Первый диалог
Сеньор доктор к этому вопросу был явно не готов.
- Он говорил до этого? - Энрикес обратил свой взор на сестру Сусану, которая перепугалась так, будто только тем и занималась, что обучала меня говорить по-испански.
- Нет, сеньор доктор. Он только шевелился, - пролепетала бедняжка.
- Невероятно! - вырвалось у доктора. - После двух лет пребывания в коме восстановление речи в течение первых суток! Надо бы посмотреть, описывались ли такие случаи в литературе...
- Кто я, доктор? - Мне было наплевать, описывались такие случаи раньше или нет. А вот знать, кто я такой, представляло для меня проблему насущную. Поэтому напомнить о себе повторно я счел нелишним.
- Кто вы? - переспросил Энрикес с легкой задумчивостью. Именно после этой задумчивой паузы мне стало ясно, что с тем же успехом я мог поинтересоваться о себе у подушки или кровати. - А вы сами о себе ничего не помните, сеньор?
- Ничего, - выдавилось из меня.
- Совсем ничего? - удивился Энрикес.
- Да, - ответил я.
- Хорошо, - сказал доктор Херардо, - вы помните что-нибудь из того, что я вам рассказал днем?
- Помню, - ответил я. - Вы говорили, что я поступил сюда 24 августа 1994 года. А сегодня 12 сентября 1996 года. Как я к вам попал? - Язык мой очень быстро обретал былую спортивную форму, и даже мозги ему не очень мешали.
Лекарь опять задумался. Мне показалось, что он либо не знает, что соврать, либо размышляет над тем, что мне можно говорить, а что нельзя.
- К сожалению, - произнес доктор, - мы сами знаем о вас немного. 23 августа 1994 года вы были обнаружены на отмели у северо-восточной оконечности острова...
- Какого? - перебил я.
- Гран-Кальмаро, естественно. Вам это что-нибудь говорит?
- Это Атлантический океан?
- Да. Более конкретно - Карибское море.
- Кто меня обнаружил?
- В полицию позвонил сеньор, пожелавший остаться неизвестным. Сообщил, что на отмели метрах в пятидесяти от берега лежит труп. Полиция прибыла туда через полчаса вместе с медицинским экспертом, который должен был...
Доктор замялся, видимо, опасаясь повредить моему психологическому состоянию, но я, поскольку уже ощущал себя живым, сам произнес то, что он произнести стеснялся:
- ... констатировать смерть и произвести осмотр трупа.
- Да, именно так, - подтвердил Энрикес, - но оказалось, что у вас прослушивается сердцебиение и дыхание. Несмотря на полное отсутствие сознания и каких-либо реакций на внешние раздражители. Поэтому полиция приняла решение доставить вас в нашу клинику. Это прекрасное лечебное учреждение, и - что особенно важно - лечение у нас абсолютно бесплатное. Наша клиника является составной частью университета "Сент-Николас де Гран-Кальмаро". Мы не только занимаемся лечебной практикой, но и ведем научную работу.
Само собой, что бесплатность медицинского обслуживания я как-то пропустил мимо ушей - чисто рефлекторно, но вот когда услышал о научной работе, то почти сразу же понял: то, что меня два года держали тут бесплатно, наверняка связано с какой-нибудь монографией или диссертацией на тему о коматозном состоянии.
- А какое-нибудь расследование проводилось? - спросил я. - На тему того, как я угодил на ваш остров?
- Не знаю. Вероятно, полиция изучала этот вопрос, но нас не информировала. Более того, нас обязали сообщить, когда вы придете в себя и сможете разговаривать. В течение первых двух или трех месяцев они регулярно звонили в клинику и справлялись о вашем самочувствии, но затем, видимо, решили, что вы ...
Деликатный доктор опять замялся.
- Решили, что я так и не приду в сознание? - подсказал я снова.
- Да, вероятно, так. Впрочем, они, по-моему, не имеют оснований считать, что вы стали жертвой преступления. У вас не было каких-либо серьезных ран и иных травматических повреждений, которые свидетельствовали бы о том, что вы подверглись нападению.