Страница 81 из 101
-- И за что ей такое везение? – стенала Верочка. Плакаться на такую неудачу на людях она себя не позволяла, зато дома отрывалась по полной. Вчера нервно расколотила два блюдца, позавчера объелась шоколадным конфетами для поднятия тонуса, а сегодня даже и не знает, чем себя утешить. Можно в кафе с кем-нибудь из подружек собраться, но тогда заказ придется оплачивать из собственного кошелька. Можно принять приглашение на свидание, но тогда придется кокетничать и строить из себя девушку высшего общества. А можно просто сбегать в угловой магазин, запастись чипсами и квасом, и завалиться на вечер перед телевизором. Поразмыслив, Верунька предпочла третье, так как не было ни сил, ни желания наводить марафет.
-- Ничего, проедет и по моей улице олигарх заморский в белом лимузине, -- подбадривала себя Вера, зашнуровывая непрезентабельные кроссовки.
Она любила гулять под дождем. Без зонтика, не накидывая капюшон. Ходишь, вслушиваясь в непритязательную, но такую успокаивающую мелодию падающей воды. Под стук капель так легко рождаются новые сюжеты, они приходят в голову бесшумной походкой и расцветают целой гаммой новых полутонов. Весь цветовой спектр можно отразить в легких аспектах серого, черного и белого. Коллеги называли ее «сплошным парадоксом», потому что никто и представить себе не мог, что Алеська, всегда такая живая, яркая и солнечная, стойкий фанатик монохромной палитры. Ей казалось пошлостью расцвечивать свои работы радужным колером. А аксиома творчества молодой художницы звучала так: «Если не хватает фантазии или воображения выразить себя в черно-белом, то незачем браться за кисточки и марать бумагу».
Алеся балансировала на тонкой грани между графикой и аллегорической живописью. Ей нравилось играть понятиями, придумывая новую трактовку конкретным образам. Она смешивала отвлеченные идеи, манипулировала канонами реальности, цитировала в картинах оригинальные афоризмы, и переплетала хвосты повседневного и мифического времени. Вороной конь с призрачно белой гривой, взбивающий копытами пену морских волн, а за спиной распахнуты серые крылья. Или белый единорог, с удивительно-печальными глазами, одиноко ступающий по молочной дороге млечного пути среди межзвездной пустоты.
Алеся познакомилась с Андреем на очередном внеплановом городском пленере. Когда приходило творческое настроение, девушка брала легкий этюдник, совала в карман коробочку с кусочками угля и отправлялась бродить по городу. Ей нравилась тихая грусть старых двориков с деревьями, переросшими крыши пятиэтажек, с лавочками, укромно прячущимися под раскидистыми кустами посаженного возле подъездов боярышника, со скрипучими качелями и облупившимися каруселями. Но больше всего ей по душе были две чудом сохранившиеся, после бессчетных канализационных раскопок, вымощенные камнем улочки. Высокие ступени плиточной лестницы и стоящие по обе стороны дома, построенные сразу после войны. Щеголявшие среди серости многоэтажек фигурной балюстрадой балкончиков, изящной лепниной узких карнизов, причудливой изломанностью линии чердаков, и по-стариковски прищуренными окнами-глазами.
Будущую картину Алеся представляла себе очень четко, в мельчайших деталях: пустынный гриф, поселившийся на заброшенной мансарде. Девушка устроилась на лавочке как раз перед домом с загадочным чердаком, пристроила на коленях доску, кнопками прикрепила лист бумаги. Рука с кусочком угля быстро заскользила, заполняя белое пространство короткими черными штрихами.
Погрузившись в работу, художница и не заметила, как рядом присел какой-то парень. Лишь где-то на периферии сознания, машинально отметила, что у незнакомца, нахально заглядывающего в ватман, темные волосы, черная куртка, камуфляжной расцветки штаны, заправленные в пыльные берцы. Парень что-то рассказывал в полголоса. Привычки вслушиваться в чужое бормотание у Алеси никогда не было, да и мало ли помешанных, предпочитающих мирно беседовать с самим собой? А если он нормальный, но просто лишку хватил? Вот и тянет мужика на разглагольствования без разницы в чьем обществе. Выслушивать пьяную чушь Лесе не хотелось, все равно созидательный порыв был сбит да и дождик стал накрапывать. Эскиз можно и на диване доработать. Алеська профессионально оценила получившийся набросок, еще раз взглянула на позировавший ей дом: не упустила ли чего? И замерла – парень читал стихотворение про грифа:
Раскатан холст следами белых пятен
Рассыпан уголь чередою тихих рифм
И в пустоту, как в круговерть объятий
Упал с небес подбитый болью гриф.
В мистику художница упорно не верила, хотя в ее рисунках придуманные персонажи жили своей детально прорисованной картинной жизнью. Они ходили по несуществующей земле, марая в дорожной пыли бесполезные крылья, никогда не наполнявшиеся воздухом. Они пили кристальный эфир и плакали от переизбытка окружающей их бесчувственности. Они творили и создавали новый миф, не представляя, насколько он реален. И чердачный гриф был из той же когорты сказочно-обыденных существ. Только вот стихи, созвучные настроению картины она услышала впервые.