Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 61 из 101



Глава 5.

 

Штаны не рейтинг, упали - можно поднять.

Народная мудрость.

 

            Ременная петля кистеня совсем поистерлась, но сменить ее на новую все не удавалось: то коней держать велят, то дозором спровадят, то и вовсе снедь варить оставят, покуда управишься – глянь, уже все путное разобрали. Расторопные ребята в шайке – и своего не упустят, еще и вовсе чужого полные охапки нагребут. Впрочем, и он не распустеха: за два коловрота почти неношеную обувку из юфти раздобыл, сукмань новую прихватил, на опрошлой седмице гачи крепкие с одного тяглового снял. Прочие побрезговали: уж больно в руде перепачкались, а ништо, на ночь в ручей кинул, камнями придавил, чтоб  не снесло, а поутру лишь пятна кой-где темные остались – носить можно.

            В схроне тоже добра чуток припрятано: кабать нитками золотыми расшитая, корзно, посеченное малость мечами да  зато с фибулой большой с каменьем самоцветным, да баба любая его вмиг залатать сподобится, сыскалась бы иголка костяная. Было еще и запястье с монетами блестящими на посконных нитях, и кольца височные бусинные, и гривна, в тряпицу увязанная, и жменя серебрушек. Глядишь, зиму-другую со шпынями походит – и двором справным обзаведется. Избу поставит, козу выторгует, птицу заведет, а там, помогай Род, и коня сладит, камешек на плуг сменяет, пару колод для пчел поставит, от деда малость уменья перенял, пока мальцом голоногим бегал. Только обживаться он в глуши непролазной станет, куда ни ворог, ни свой пути-дороги не отыщут…



            …Кто огнем пустил его родное селище да собрал щедрую дань кровью – Вигарь не ведал. В лес сошел на седмицу – по первому зимнику гость обещался ехать, с которым еще по весне уговор был на три вязки шкурок. Вот и выбрался зверя искать. Ходил налегке: на плече – лук из ясеня да березы клееный, тул со стрелами, на поясе – нож, второй – засапожник, кошель с солью да трутовик,  в руке – топор от людей лихих или волков отогнать, на плечах – полсть ладная. А больше ничего и не надобно: лес и прокормит, и согреет. Да и зазорно славному охотнику припас с собою брать.

            А он и верно был лучшим из селищанских, даром, что только третий раз у Перуновых костров грелся[1]. Впрочем, то и не диво: хилым мальчишка уродился и росточка малого, да и силы в руках не было, вот и приходилось сносить смешки да подначки прочих. За обиду спросить с них Вигарь не мог, оттого и сбегал во владения лешего, в ягодную али грибную пору с плетеным лукошком, на травород – с котомкой полотняной. Так меж баловством да забавами много чему выучился: и травы добрые да злые отличал, и следы зверья разбирал, из лука дичину мелкую бить навострился, и с ножом отцовым освоился.

            На никчемного мальчишку поначалу все рукой махнули: бадейку воды поднять не может, по хозяйству ничего путного не умеет. Да и помощи с такого: щит в руки дай -- так и повалится. Правда, грибов да ягод изрядно набирает, но этим разве девка малая хвалиться станет. На девятую свою зиму Вигарь подстрелил из самодельного лука матерого волка. Деревянную стрелу с плохо оструганным наконечником мальчишка метнул, когда до зверя меньше сажени оставалось. На вопросы селищанских: «Чего ждал-то?», Вигарь потом только отмахивался: «А чтобы наверняка… полсть не портить!». Но это так, отговорки, с большего расстояния выпущенная из слабого лука стрела просто стукнула бы зверя, лишь обозлив.

            Шкура у волка целой осталась, стрела точно в глаз вошла. Пометался серый малость да издох. А маленький охотник едва живот не надорвал, покуда волоком тащил зверя до тына. Кабы без добычи воротился да рассказывать стал, кого подстрелил, то на смех бы подняли. Вот и пришлось вязать лапы елочные да перекатывать на них тушу, что раза в два тяжелее его самого, а потом отдыхая после каждого шага, тянуть по снежному бездорожью. Волк убитый огромен был, не всякий мужик такого добыть сподобится. Над мальчишкой смеяться перестали, отец ему лук добрый помог сладить.

            Из лесу без добычи Вигарь не приходил: то зайца подстрелит, то птицу добудет. На одиннадцатую весну парень наравне со всеми в Перунов костер руду свою пролил. Даром, что мальчик-то небаский, однако девки на него заглядываться стали: еще бы, удачливый охотник, с голоду с таким не пропадешь. А что ростом невысок – так, глядишь, еще и вытянется. Впрочем, он седмицами в селище не является, так что надоесть не сможет. Когда четырнадцать коловротов отсчитал, к Ладиному дереву с Миряной пошел, смешливая девка, и у печи проворная. По весне свой дом поставили, родичи в подмоге не отказали, как один пришли – за пару дней сруб сложили. Дранку Вигарь сам настругал, да в новострое, куда оком не кинь – повсюду то одно, то другое надобно. Вот и плата за шкурки лишней не будет. Радовался парень, зверя на две вязки набил, еще столько же в доме лежат. Коли гость согласится четыре взять – то и вовсе хорошо будет.

            Запах гари он почуял на перелеске. Ветер поменялся, и у Вигаря слезы из глаз прыснули -- до того сладковато-приторным был дух. Он побежал, ног не жалея, падал, жадно хватал пересохшими губами пригоршни рассыпчатого снега. Пепелище было еще теплым, кое-где курились дымки, уродливо щерились оскаленные черепа, чернели выгоревшие кости. Мальчишка захрипел страшно, повалился ничком. Ужас и боль душили его, но еще горше жег стыд – он понимал, что даже если и найдет убивцев, то посчитаться с ними ему не силам.