Страница 6 из 101
Взятый за основу принцип «От жизни надо брать все!» срабатывал не всегда, не везде, и не со всеми. Почти пять лет назад, когда дружок на телек устроил, думал — все, наконец-то в жизни повезло, нашел дело по душе, где можно раскрыться творчески и всесторонне, получая за это неплохие деньги. Мечты наивные развеялись очень быстро. И полгода не прошло, а Роман уже на собственной шкуре познал, все прелести телеоператорского искусства. Начальство занимается самодурством, журналистки сплошь «звезды» в крайней степени стервозности, коллеги сплетничают почем зря. К тому же, как ни работай, а всегда найдется козел, который трудится гораздо меньше, а получает на порядок выше.
Единственный светлый момент в трудовых буднях, кроме дней зарплаты и аванса, это Аленка. Веселая, улыбчивая, такой светлый человечек на солнечных батарейках с неисчерпаемым зарядом энергии. Никогда не командует, только просит вежливо, если чего-то не выходит, мордашка сразу такой грустной становится, и ямочки на щечках пропадают. Все операторы не любят молодых, неопытных, и горящих пламенным энтузиазмом журналистов, он не исключение. Но с Аленкой получилось иначе. Рома сам стал стараться получше снять, выискивал поярче ракурсы, работал тщательнее со светом, проверял как пишется звук синхрона, старательно выстраивал кадр, внимательно выслушивал все ее указания. Может, действительно любовь. Правда, Ленок этого или не замечает, или не хочет замечать. Нет, скорее не замечает, все ж таки ей двадцать один год, да и в голове сплошное творчество. И еще литература, о которой они как-то и беседовали больше сорока минут, зимой, пока ожидали машину после вечерней съемки. Аленка оказалась весьма эрудированной, и Роман, чтобы не уронить себя в ее глазах, перешел на стишата собственного сочинения. Было дело, пописывал по молодости лет, и до сих пор бережно хранил записи где-то в закромах письменного стола. Ленок внимательно слушала, Роман уже приободрился. Однако продолжения история пока не имела, и сближения душ не произошло.
Чашка совсем остыла. Оставшиеся до выхода минуты стремительно заканчивались. Чертыхнувшись, Роман в два глотка допил кофе, подавился и, откашливаясь на ходу, рванул в прихожую, сунул ноги в ботинки, цапнул болтавшуюся на зеркале куртку, захлопнул дверь. К остановке пришлось бежать наперегонки с автобусом. Успел, сказались давнишние абсолютно не систематические занятия спортом. Упорство и преодоление трудностей ради спортивной цели — это не по нему. Плавание, баскетбол, футбол — нигде подолгу не задерживался, не любил он ни напрягаться, ни подчиняться. Оттого и от армии откосил, и в спортзале бывал не часто, так за компанию подкачался немного, чтобы девушкам нравиться. А Ленка не оценила. Вот и сейчас в битком набитом транспортном средстве вспоминал о ней, и, наверное, страдал. Даже упивался своим страданием: ему нравилось часами копаться в себе, и порой такие глубокие ямы вырывал, что самому становилось страшно. По крайней мере, он пребывал в полной уверенности, что мучается и переживает и от недопонимания в любви, и от опостылевшей работы, и оттого, что первый выезд будет с крашеной стервой, которая много о себе воображает, считается любовницей замгенерального, и ни разу не подготовила сама кассеты для съемки и не выучила стендапы.
Уже не раз Чудаков собирался внести коренные изменения в свою жизнь: найти работу получше и поинтереснее, пригласить Ленку на нормальное свидание, сделать наконец-то хотя бы видимость капитального ремонта в своей однокомнатной холостяцкой, доставшейся от родителей квартире, или на крайний случай ограничиться генеральной уборкой. И все почему-то не получалось. Проще оставить все как есть: и беспорядок, и Ленку, и работу. Авось, само разрешится, образуется. За размышлениями едва не проехал нужную остановку, вовремя опомнился, стал пробиваться к дверям. Все, рабочий день начался.