Страница 5 из 101
Прогуляться согласилась охотно, а вот насчет второй части предложения — ну не готова она в кадре работать: старые джинсы, кроссовки потрепанные, свитерок простенький, да и без макияжа. Однако подружка не слушала никаких возражений, чуть ли не силой возле рябины поставила, заставила улыбнуться. А дальше пошло-поехало, увлеклась, и позы как заправская модель принимала, и дурачиться стала, даже на дерево полезла — Ирка азартно пощелкав фотиком, принялась ахать, как она слезать будет. Ничего, спустилась, вернее, сползла. Зато весело. Не удержалась, комп включила, еще разик посмотреть. Замечательные фотки получились, великолепные, особенно вот эта вот — стоит на коленях посреди золотистой листвы, в талии перегнувшись, и вот эта — в пол-оборота и глаза просто сверкают, на губах загадочная полуулыбка. Суперские фотки! А там и стих пришел в голову. Стих...
Перечитала вслух. Неясно только, кто ОН? Герой моего романа?! Или не моего?! Высокий, плечистый, глаза, как вода озерная, синие, как омут глубокие, волосы русые. Точь-в-точь Сашин портрет, правда, с небольшими корректировками – шевелюра у него темная, глаза серо-зеленые. А в остальном – идеальный романтический образ: острый меч, прочная кольчуга, собственноручного плетения, да и дерется он ловко. Так у нее не скоро получится, хотя и ходит к нему в рыцарский клуб три раза в неделю… В стихах, и вообще, и в частности, много разного непонятного, и почему рифмы так подбирались, и почему именно эти слова в голову приходили, а не какие-либо другие — она не знала. Получалось и все.
Упс, почти четыре. Уже и выспаться, как следует, не выходит, хотя бы просто чуток вздремнуть. Погасила свет, улеглась, свернулась калачиком. За окном проехала машина, свет фар скользнул по потолку, за стеной яростно и неразборчиво заговорили, заспорили соседи. Ночью почему-то все звуки становятся очень громкими, специально что ли?
...Ночь взорвалась протяжным криком
Славен...
Под новой стих она незаметно заснула. Странный сон, невнятный, пугающий. Дорога, ровная, прямая, как стрела. По обе стороны деревья высокие. А какие и не разобрать — очень уж быстро мимо проносятся, мелькают за окнами автомобиля. Машина? Тогда понятно, откуда скорость такая, бешеная. Кто водитель — неизвестно, но педаль газа явно в пол вдавлена. Вперед, стремительно, еще быстрее. За окошком уже и не лес даже, а сплошная зелено-золотисто-алая стена. А на острие дороги зависло солнце. Красное, закатное, невероятно огромное, огненное. Оно приближалось с немыслимой скоростью и вдруг в какой-то момент застыло прямо над головой... Над головой?! Такого не может быть!..
****
Самый простой способ возненавидеть любимый мотивчик — сделать его звонком будильника. «Последняя осень»... Да осень, но, увы, не последняя. С каким наслаждением Роман прихлопнул бы этот ненавистный предметец с оглушительным музыкальным сопровождением, сбросил с отвесной скалы, утопил в океанической впадине, или просто-напросто выкинул в форточку. С детства не любил рано вставать. На будильник, в третий раз запевший о том, как уходят в последнюю осень поэты, Чудаков посмотрел как на кровного врага. Ничуть не смутившись, тот продолжил свою партию, поведал «о закрытых ставнях», Роман сердито нашаривал тапки. При упоминании «о замерзшем лете», Чудакову стало совсем тоскливо, два быстрых шага по комнате, решительный взмах рукой — и мелодия замолкла на словах «Осталась любовь».
Любовь в его жизни тоже была. Уже не первая, неразделенная, и не взаимная. Честно говоря, он сам не мог разобраться, то ли любит, то ли нет. Скорее уж пародия на служебный роман. Вместо посещения дорого ресторана — перекус в перерыве, на скорую руку, в кафешке. Разнообразная культурная жизнь: совместные визиты в театр на премьеру, на концерт популярной группы — ограничивалась тремя плановыми часами съемки. Ленок суетится с микрофоном, заводит новые знакомства, а он, как идиот, с тяжелой камерой и громоздким штативом шкандыбает следом. Попробовал как-то пригласить девушку в кино, а она в ответ вытащила свой объемный ежедневник, быстренько пролистала его и сказала, что вечером у них съемки нет. А в кино они идут в следующую среду на юбилей какого-то там супер-пупер режиссера. Романтика, блин горелый.
Роман поплелся на кухню, лениво включил электрочайник. Тот обиженно зашипел — воды на донышке меньше чайной ложки. Налил фильтрованную апатичную жидкость, поставил на подставку, кое-как ополоснул чашку, прочая посуда покорно дожидалась своей очереди, едва умещаясь в раковине. Щедро насыпал кофе, гадость растворимая. Хотя и хотелось побаловать себя, любимого, настоящим, крепко заваренным кофейком, но ни времени, а пуще того желания возиться не было. Чайник пикнул, Роман, не вставая со стула, потянулся, подхватил за ручку, плеснул кипятка, размешал. Хорошо так посидеть за чашечкой коричневатой жидкости, пофилософствовать. Только вот плохо, что минут через двадцать надо стоять как штык на остановке, в конце очереди на маршрутку, либо втискиваться в переполненный автобус, где каждый считает свои долгом пхнуть в бок или наступить на ногу, а то и окатить плотной волной вчерашнего перегара или пота. Потом целый день таскаться с камерой, выслушивая назойливые команды от корреспондентов, ладно еще по делу, а чаще так, чисто для вида, чтобы показать, кто в группе главный. Летишь куда пошлют, язык на плечо заложивши, промокший, замерзший, голодный, уставший, замученный. Неудивительно, что мужики после трудового дня по очереди в магазин бегают. Посидеть, выпить, обсудить все сплетни, хуже баб языками треплют, — тоска зеленая.