Шестерки сатаны (Black Box - 7)

Леонид Влодавец

Шестерки сатаны

(Black Box 7)

Часть первая. ОДНАЖДЫ УБИТЫЕ

ОДНОРАЗОВЫЙ КИЛЛЕР

- Капрал, мы его доставили, - доложил Варан. - Посмотришь? - Только через щелочку, боюсь испугаться. Сам выбирал или кто посоветовал? - Считай, что сам. Об ответственности за подбор предупрежден. О мерах взыскания - догадываюсь. - Это приятно. Ты вообще очень повзрослел, как мне кажется, за прошедшие годы. Мне тут пояснили, что ты, оказывается, уже на прямой связи работаешь? Быстро подняли, однако. Покойный Джек четыре года до этого подрастал. - Не знаю такого. Я сам за себя. Между прочим, никто еще не жаловался. - Это я догадываюсь. Ладно, показывай своего кадра так, чтоб он меня не видел. Конечно, Варан меня ни к какой щелочке или дверному глазку не повел - не то время, как-никак XX век на финише. Телевизор включил какой-то - и пожалуйста, любуйся гражданином во всей красе. Если, конечно, это можно назвать "красой". Поскольку протеже Варана "красивым" мог показаться только жуткому сюрреалисту. Сказать проще, Варан со товарищи раздобыли стопроцентного бомжа. То есть представителя славного интернационального племени люмпен-пролетариев, которые уже и цепи потеряли, и остатки человеческого облика. Однако и при социализме эти самые бомжи появлялись как-то сами собой, без посредства ЦРУ, и при переходе к рынку их размножение началось тоже спонтанно, а не благодаря вредительской акции бывшего КГБ. Впрочем, ежели взять более древнюю историю, то бомжи на Руси были всегда. В незапамятные времена, как мне как-то раз поведал отец, таких ребят называли бродниками, попозже - бродягами и босяками, к которым, например, одно время относился небезызвестный Максим Горький. В общем и целом, Варан привел мне на погляд типичного представителя этой древней профессии, которые при всех режимах и общественных формациях считались отбросами цивилизации. Подразумевалось, что их надо держать минимум за 100 километров от Москвы, на том самом знаменитом 101-м, где, как полагали соответствующие органы, наличие оборванцев уже не может бросить тень на достижения династии Романовых и Петра Аркадьевича Столыпина, потом - на завоевания КПСС и Советского государства, ну а теперь - на успехи демократии и рыночной экономики. Впрочем, хватит истории. В конце концов, Варан и его ребята привели мне бомжа не в качестве музейного экспоната или объекта социологических исследований, а для вполне конкретного дела. Сейчас мне предстояло принять довольно ответственное решение. От этого решения зависело прежде всего, будет ли этот бомж продолжать свое существование еще пару дней или накроется медным тазом уже сегодня к вечеру. Если я скажу "нет", то Варан спровадит нашего нового знакомого в топку кочегарки, а то, что останется, разотрет в порошок шаровой шлакодробилкой. Если скажу "да", то господин бомж превратится в одноразового киллера, который должен будет сделать одно небольшое, но гнусное дело, после чего опять же исчезнет совершенно бесследно и начисто. Неприятно, но я решал не то, будет ли этот почти человек жить, а лишь то, когда и каким образом он умрет. Конечно, духан, шедший от кандидата в покойники, по телевизору не передавался, за что я, естественно, претензий предъявлять не собирался. Но о том, что таковой имеет место, можно было судить по поведению Бето, находившегося вместе с бомжем в одном помещении. Бедный парень то и дело морщился, отворачивался, делал глубокие вдохи и еще более глубокие выдохи. По собственному опыту я знал, что после трех-пяти минут нахождения с бомжем в одном помещении у нормального человека появляется нервный зуд на коже, охватывает горячее желание вымыться с ног до головы, обработать себя чем-нибудь дезинфицирующим и даже сделать какую-нибудь профилактическую прививку. На вид этому начавшему лысеть и седеть мужику, можно было прикинуть далеко за полста. Морщин у него было на все 60 с гаком. Нос приплюснутый, малиновый, весь в каких-то пупырышках или, наоборот, дырочках. Пасть огромная, щербатая, уцелевшие зубы даже не желтые, а коричневые и черные. А вообще его рожа была чисто обезьянья, очень похожая на те, которые бывают у некоторых умных орангутангов. Возрастных таких, долго поживших, но так и недоразвившихся до homo sapiens. Человеки такими становятся только на пороге глубокой старости и подступающего маразма, годам к 90, если доживают, конечно. - Ну что, хмырь, знакомиться будем? - спросил Бето. - Будем, - ответил бомж, протягивая свою темно-бурую, в три слоя заросшую грязью лапу. - Спасибо, - вежливо отстранился Бето, - ручкаться мне с тобой без надобности. Лучше скажи просто, как тебя зовут? Меня, например, зовут Костя, а тебя? - По паспорту? - спросил орангутанг, удивительно по-обезьяньи почесав лоб. Это и обнадеживало, и настораживало. Если этот мужичок еще помнил насчет того, что существуют паспорта, то не был полным дебилом. С другой стороны, он вполне мог и вовсе иметь здравый ум и трезвую память, что тоже не позволяло его считать пригодным кадром. - А у тебя и паспорт есть? - недоверчиво поинтересовался Бето. - Был, - кивнул тот, - только я его потерял... А закурить не будет, начальник? - На. - Бето выдернул из пачки сигарету и подал бомжу. - Спасибо. Огоньку тоже, если можно. Бето подпалил сигарету, бомж глубоко затянулся, едва не искурив "мальборину" в одну затяжку до фильтра. - Ну, паспорт ты потерял, - вернулся к теме разговора Бето, - а как звали-то, не забыл? - Тимофеев Иван Петрович, - гордо ответил бомж. - Год рождения? - Тысяча девятьсот сорок восьмой. 6 июля родился. - А где? - В Саратове. - В самом городе или в области? - В самом городе. - Долго там жил? - Долго. - Улицу, номер дома помнишь? Бомж наморщил лоб, не то действительно вспоминая, не то делая вид, что вспоминает. - Как вы вообще на него вышли? - спросил я у Варана, воспользовавшись паузой. - Или первого попавшегося сцапали? - Зачем первого попавшегося? - обиделся тот. - Все культурно. Посадили Чупу принимать посуду на недельку, с задачей по ходу дела приглядеть подходящего. Ну, она вот этого и присмотрела. Сегодня прибрали его, под видом ментов... В это время гражданин Тимофеев, или как его там, соизволил прекратить мучительные воспоминания и произнести: - Забыл. Улицу помню, Чернышевского, кажется, а дом забыл, на фиг. - Родителей как звали? - спросил Бето. - Отца не знаю, не было. А мать - Валентина Петровна. У меня отчество по деду. Это вроде бы было логично, хотя и ровно настолько, чтоб не пробудить у нас подозрений в том, что он соображает лучше, чем нам требуется. - Год рождения матери помнишь? - Не-а. Лет семьдесят с гаком должно быть, если жива. - Проживала там же? - Нет. Уехала куда-то, пока я в армии служил. - А когда ты служил? - Не помню. При Брежневе еще. Гречко министром был. - В каких войсках? - В стройбате. Я только восемь классов закончил. - Судимости есть? - строгим тоном дознавателя спросил Бето. Надо же, как подросли мои крестнички! Поглядишь на такого юношу и подумаешь, будто он честно отбарабанил свое в школе милиции. - Нет. Не было. Забирать, вот как сейчас, забирали, а судить - не судили. - А за что забирали? - Не знаю. Я ничего такого не делал. Пьяный был иногда, а так ничего такого. - Ладно. Когда, ты говоришь, из армии пришел? - Не помню, я ж говорил. Нет, по-моему, он все-таки косит. Четко держит свою линию. Действительно придурковатый бомж наверняка бы запутался. А этот нет. Следит за тем, чтоб не брякнуть чего-нибудь противоречащего ранее сказанному. Зачем? Может, за ним какая-нибудь мокруха есть? Или просто что-нибудь такое, чреватое статьей? А может, он вообще не случайно "показался" нашей милой Чупе? Как там в старом фильме говорилось? "Батьков казачок, а выходит, засланный..." В общем, я пришел к выводу, что надо этого кадра для страховки забраковать. - Не нравится он мне. - Серьезно? - озабоченно спросил Варан. - Да, Сашок. Очень не нравится. Можно нарваться на какую-нибудь ерунду. Надо бы подстраховаться, хотя как тебе объяснить свое мнение, я не знаю. - Капрал, может, еще послушаешь? - Нет. У меня на это дело времени нет. То, что он слишком хитрый, чтоб выполнить эту работу, мне уже ясно. В принципе, ты мог его и не показывать, решай сам. Если считаешь, что прав, - делай все сам и сам отвечай перед Чудом-юдом. Сроки работы остаются те же, так что думай. За ручку я тебя уже не обязан водить. Ты созрел, два года сам работаешь. Просил совета - я тебе его дал. - Понятно, - вздохнул Варан, - значит, не поглянулся мужик? И его теперь за просто так - в печку? - Саша, это вообще не тема для обсуждения. Порядок ты знаешь. Оставишь наделаешь проблем. В общем, я поехал. ПЕРЕСНЯТАЯ КИНОЛЕНТА От подвальчика, в котором происходили "смотрины", я добрался пешочком до метро и, проехав одну остановку, поднялся наверх. Там меня дожидался Лосенок. Читал себе "Спорт-экспресс", сидя за баранкой родного "Чероки", и в ус не дул. - Домой поедем, - сказал я. - Если вводных не было. - Не было, - ответил Юрик. - Ну и нормально. А то все вкалывай и вкалывай, так и загнуться недолго с устатку... Тем более что жара, блин, офигенная. В тропиках и то полегче. Лосенок завел мотор, я отвалился на спинку сиденья, под свежачок от кондиционера. - Какой-то ты странный стал по жизни, - заметил Лосенок, выворачивая в поток машин и встраиваясь в средний ряд. - Извини, конечно, может, я это не в кассу говорю, но не один я это замечаю. Мое, конечно, дело телячье... - Твое дело - лосячье, - хмыкнул я. Прикол был давнишний, но любимый, Лосенку он тоже нравился. - Правильно, лосячье, - кивнул он, - но все равно, с тех пор, как ты с заграницы вернулся, какой-то не такой стал. Целый год уже прошел, а ты все не в себе немного. - И ты целый год сидел да помалкивал? - ухмыльнулся я. - Терпеливый, однако. - Ну, сам понимаешь, вопросы-то задавать неудобно. Мало ли чего... Но тут намедни сам батя твой спросил, не вижу ли я в твоем поведении чего-то странного. Я, конечно, сказал, что вижу. - Та-ак, мистер Лосенок, стало быть, вас уже за стукача работать приспособили? - Ща обижусь... - Пардон, эскюзе муа. Так что же странного вы соизволили заметить? - Сказать по-честному? - Обязательно. - Короче, впечатление такое, будто ты мне две штуки баксов задолжал за что-то и теперь не знаешь, как вернуть. - А я точно у тебя ничего не одалживал? - Нет, наоборот. Я тебе двести должен. - Странно, а я за тобой ничего странного не замечаю. Может, это тебе так кажется оттого, что я тебе счетчик не включил? Шутка, конечно. А вообще-то ты прав, Юрик. Только рассказывать, что и как, я не буду, ладно? Потому как в нашей жизни многие вопросы надо держать внутри и не вытряхивать наружу. Лосенок пожал плечами и сосредоточился на баранке. Не знаю, что он там подумал, но разобъяснить ему, что и как, мне и впрямь было сложно. Как объяснить живому и здоровому парню, что меньше года назад я его наяву видел мертвым, а этот самый джип, который он лелеет, холит и вылизывает ежедневно, был взорван и сожжен выстрелом из гранатомета? Не поверит, подумает, будто я над ним издеваюсь, а если начну убеждать, что все это всерьез, решит - крыша у Барина поехала. И будет прав по большому счету. Только я один и никто другой на этой планете знал (хотя и здорово сомневался нынче), что дважды прожил период с октября 1996-го по январь 1997-го. Никто! И никто из тех, кто меня окружает сейчас, не поверит или не захочет поверить в то, что в упомянутый период произошла целая куча самых обычных, не совсем обычных и вовсе не вероятных событий, в которых участвовал не только я, но и они, то есть десятки других людей. Там, в этом параллельном, перпендикулярном или диагональном - хрен поймешь, в каком, мире, все кончилось неизвестно чем, может быть, мировой катастрофой. Но память об этом сохранил я один. Ни Чудо-юдо, ни суперсолдаты Валет и Ваня, ни инженеры Борис, Глеб и Богдан, ни "научная мышка" Лусия Рохас, ни Зинуля не помнили абсолютно ничего. Для них время текло непрерывно и прямолинейно, не описывая мертвых петель. Конечно, я поначалу был явно не совсем в норме. Но могу поклясться, что крыша у меня, в общем и целом не поехала, хотя заметные позывы к тому ощущались. Может быть, в мозгах что-то и сдвинулось, но не настолько сильно, чтоб найти этому научное название и поставить диагноз. Я говорю это с полным пониманием ситуации, поскольку честно и благородно рассказал о своем путешествии во времени и пространстве Чуду-юду. А уж он-то и в нейрофизиологии, и в нейролингвистике, и в психологии, и в психиатрии кое-что смыслит. Кроме того, я лично убежден, что никто, кроме него, не разбирается в содержимом моей памяти. Честно скажу, что мне до сих пор не очень понятно, что из содержимого моих "запоминающих ячеек" происходило в натуре, а что понапихано туда отцом родным ради эксперимента. Впрочем, кроме него, в загрузке моей памяти поучаствовали и мистер Джон Брайт, и компаньеро Умберто Сарториус, и законная супруга Хрюшка Чебакова, а возможно, и еще какие-то неучтенные лица. Все, что прокрутилось в первый раз с октября 1996-го по январь 1997-го, отец родной в моей памяти обнаружил, скопировал на искусственный носитель и подверг всестороннему изучению. Сергей Сергеевич, будучи по своей природе и прежней профессии, шибко охочим до чужих секретов, никаких феноменов без внимания не оставлял. Тем не менее после длительных корпений и пыхтений он все же решил, будто все, о чем мне отчетливо помнилось, есть не что иное, как некая наведенная реальность, которую мне погрузили в мозги через микросхему в архивированном виде, коротким импульсом с высокой степенью сжатия информации. Кто и когда - Чудо-юдо определить не сумел, но грешил на своего любимого ученика Сарториуса-Сорокина. Так или иначе, но, по версии профессора Баринова, вся эта прессованная информация, угодив ко мне в память за очень короткий промежуток времени, расширилась за период в два-три часа - по его представлениям, по крайней мере, - и я приобрел память о том, как прожил четыре месяца, которые вроде бы к тому времени еще не прошли. Чудо-юдо не был бы самим собой, если б не попытался хотя бы частично проконтролировать, имело ли место что-то похожее в том мире, куда меня, условно говоря, послали. То есть там, где я теперь находился. Действительно, что-то похожее место имело. Но только похожее, а отнюдь не то же самое. Сначала об исходных обстоятельствах. То есть о том, что происходило непосредственно после того, как Чудо-юдо отправил меня с Викой из Эмиратов в Москву, сопровождать раненого Васю Лопухина, который к тому же при неясных обстоятельствах заполучил какую-то тяжелую мозговую болезнь, от которой и преставился. Но вот тут-то и начинались различия. В первый раз Вася Лопухин долетел до Москвы живым и скончался только через некоторое время, а во второй - умер еще в самолете. Дальше - больше. После этого как бы сама собой отключилась та цепь событий, которая явилась следствием того, что Васю довезли живым: Вика, уезжая из аэропорта, села не в "скорую помощь", а поехала на "Чероки" вместе со мной и Лосенком. Соответственно, на пьянку к Игорю Чебакову мы не поехали, а потому меня и не похитила залетная команда во главе с Агафоном. Правда, серую "Волгу" мы где-то поблизости от Шереметьева вроде бы видели, но познакомился я с этой славной четверкой совсем не так, как в прошлый раз. Об этом будет отдельный разговор. Главное, что эти самые ребята, Агафон, Налим, Гребешок и Луза, не взяли меня дуриком с чебаковской пьянки, не увезли на дачку к подмосковному уголовничку дяде Саше и не посадили в подвал. Именно поэтому и мне не пришлось их убивать. Я, правда, не очень помнил, кого тогда досмерти уработал, а кого с недоделками, но все равно, не очень это приятно, когда видишь живыми тех, кого однажды убивал. Конечно, у Агафона, которого я "розочкой" битой бутылки ткнул в горло, были некоторые шансы выжить, но шрам от такого удара остался бы у него надолго. Я, забегая вперед, уже познакомившись с Агафоном по новой, много раз непроизвольно поглядывал на его кадык, словно бы пытаясь рассмотреть этот несуществующий шрам. Но это уже лирика. Следующим звеном в цепи событий был побег с дачи дяди Саши. Сбежав оттуда, я спрятался на чердаке другой дачки, принадлежавшей нищему кандидату наук Родиону. Утром этот самый Родион с другом детства Федотом - именно так они мне запомнились, хотя я позже полностью их Ф.И.О. узнал, - приехали на дачку. Родион пытался ее продать богатому дружку, но тот на сарайчик не польстился. Тогда нищий кандидат решил предложить другу самое ценное: некий ящик-вьюк, где хранился архив сверхсекретной экспедиции НКВД, отправленной в сибирскую тайгу на поиски таинственного аэродрома, на который якобы прилетали из-за кордона вражеские летательные аппараты, а обнаружившей некий космический шлюз, через который некие инопланетные корабли переходили из одного пространства в другое. Точно мне, конечно, никто не объяснил, но я так потом догадался. В общем, вьюк попал ко мне, что потянуло за собой дальнейшие события: экспедицию в район таинственного объекта "Котловина", появление там Сарториуса и "соловьевцев", кучу перестрелок и смертоубийств, встречу с трехметровыми инопланетянами, пропажу Лусии Рохас и, наконец, побоище с большим "черным ящиком", в результате которого меня, собственно, и перекинули в другой поток времени. В такой, где ничего подобного не было. Нет, дачка, похожая на ту, где я ночевал на чердаке, была в натуре. Правда, не совсем такая. Поухоженней, поприличней намного, хотя и стояла на том же месте и по планировке мало чем отличалась. Только вот принадлежала она вовсе не Родиону. Там проводила летние месяцы чета пенсионеров Пеструхиных, которые знать не знали никакого Родиона, хотя прожили на этой дачке уже лет пятнадцать. И на чердаке у них никаких секретных архивов не лежало. Чудо-юдо, конечно, обшмонал негласно и дачку, и городскую квартирку стариков и как следует прочесал их мозги ГВЭПом на случай, ежели чета что утаивает или позабыла по причине склероза, но не нашел не только сведений об архиве группы "Пихта", Родионе или Федоте, но и каких-либо "хвостиков", уцепившись за которые можно было поискать причины, изменившие судьбу дачи. Тем не менее мы стали искать и Родиона, и Федота. С Родионом Соколовым все оказалось до ужаса просто. Хотя мы не знали его отчества, но нашли очень быстро. Правда, толку от этого не случилось никакого, поскольку гражданин Соколов Родион Романович - физиономию его я по фотографии опознал безошибочно - уже пять лет, как был покойником. Его привели в исполнение за двойное убийство и разбойное нападение. Кандидатом наук он отродясь не бывал и обладал в лучшем случае восьмилетним образованием. Ни жены, ни ребенка у него не имелось. Но рожа была именно его, по крайней мере, она была больше всех похожа на ту, которую я запомнил. Правда, та была менее испитой и более покорябанной, ибо Родиона, как мне помнилось, в тот злосчастный день нашего знакомства отдубасил друг детства журналист Федот. Федот, или Федотов Кирилл Матвеевич, в природе существовал, точнее, существовали, потому что граждан с такими реквизитами оказалось только в Москве несколько штук. А по Руси набралось еще больше. Но тот, который был нам нужен - морду я более-менее помнил! - в Москве начисто отсутствовал. Чудо-юдо дал мне возможность посмотреть сведения и по другим градам-весям, но ничего похожего не нашлось. Уже после этих двух обломов я понял, что поиск по персоналиям - самое дрюшлое из того, что можно придумать. Очень кстати сработала прописавшаяся у меня в башке память Майка Атвуда, который минимум дважды перемещался из одного потока времени в другой. Во всяком случае, я так помнил. После того как он переместился во времени на пару недель назад, оказалось, что в этом потоке времени его отец вовсе не бизнесмен, а лейтенант полиции, а его учитель географии - вожак наркоманов-хиппи, который свалился со скалы, протестуя против войны во Вьетнаме. Ничего удивительного не было бы и в том случае, если б, вернувшись из января следующего года в октябрь предыдущего, я обнаружил бы, что по-прежнему существует СССР со всеми своими негативными и позитивными причиндалами, а Чудо-юдо, например, вовсе не глава мафиозной империи, а кристально честный генерал КГБ с холодной головой, чистыми руками и горячим большевистским сердцем. Меня, конечно, здорово заинтересовал и вопрос о том, нет ли у нас с ним, да и у всего семейства, каких-либо изменений в прошлом. Во всяком случае, в том прошлом, о котором мне дозволено было что-то знать. Напрямую я Чудо-юдо не спрашивал, но вскользь вопрос проскакивал. Оказалось, что нет, вроде бы все так, как было. По крайней мере, никаких расхождений между тем, что я помнил о наших делах, и собственной биографией заметить не удалось. Не знаю, отчего, но на ум мне все время приходили какие-то киношные ассоциации. Может быть, потому что человеческая память, в общем и целом похожа на некий длиннющий фильм-сериал. Глаза как бы постоянно "снимают" и закладывают в какие-то отведенные для этого уголки мозга. Звуки тоже кое-какие записываются. Но при этом все подряд человек не помнит. Там, в голове, какой-то монтажер сидит с ножницами и выстригает по кусочкам отдельные эпизоды, а оставшееся склеивает в одну ленту. Самое яркое, занятное, остросюжетное, если можно так сказать, помнится лучше всего. Все это, как рекламный ролик, может, фигурально выражаясь, промелькнуть перед глазами за пять минут или даже быстрее. Но можно, если постараться, "смонтировать" и более подробные "фильмы". Что-то типа киноочерков. Вспомнить, например, как в первый класс шел или как с первой девушкой целовался. Свадьбу свою вспомнить или как первый раз на похороны ходил. Это все люди так или иначе запоминают. Ну а если совсем поднапрячься, то можно и какой-нибудь "художественный фильм" соорудить. Правда, в нем уже не только подлинная память будет, но и что-нибудь такое, мягко говоря, "дорисованное". Вроде сюжет из жизни взял, но в натуре слишком уж все скучно получилось - стало быть, для оживления надо придумать. Один раз придумал - подкрасил серость, а потом, глядишь, и запомнил все это в том приукрашенном виде, который глаз радует. И когда-нибудь, на старости лет, будешь на полном серьезе думать, что так оно и было. Когда-то, помню, ржали, что набралось 200 стариков, которые с Лениным бревно носили на субботнике. Наверняка среди них были и такие, которые в том самом 1919 году только и ждали, когда Деникин подойдет. А потом, когда увидели, что власть удержалась, а им на старости лет и вспомнить-то нечего, стали придумывать про бревно. Погодите, ежели демократы еще 50 лет у власти продержатся, то беспременно найдется человек 500, которые Ельцина на танк подсаживали в 1991 году. А вообще я слыхивал, что некоторые настоящие фильмы по каким-то причинам переснимали или доснимали. Раньше, конечно, при тоталитаризме, то есть, когда у киношников денег больше было. Не понравится худсовету, что главного героя убивают - ну-ка, блин, чтоб жил! - и переснимают. Или, скажем, какая-нибудь передовичка не так показана, слишком не пролетарского вида - давай, падла, чтоб была пролетарского! А с этой "непролетарской" в кадре - больше половины фильма. Но переснимали, не вякали. Были и какие-то несчастные случаи, типа того, когда один артист на съемках помер или погиб, а половина фильма или даже больше уже была отснята. Опять же переснимали. И выходил на экраны фильм, где ту же роль играл совсем другой человек. Но где-то на киностудии или в Госфильмофонде оставалась отснятая и, может быть, даже озвученная пленка, где запечатлелись никому из широкой публики не ведомые эпизоды, где во всех известных по вышедшему фильму сценах играли совсем другие актеры... Так или иначе, кинолента очень занятная вещь. Она ведь своего рода модель того, как можно пустить время вспять. Или как можно переиграть на иной лад то, что уже было сыграно. В аккурат, как в моем клиническом случае... Пока я размышлял, Лосенок уже проехал весь положенный нам маршрут и подогнал "Чероки" к подъезду "дворца Чуда-юда". Пора было думать о делах домашних. Хотя, скажем прямо, в нашем семействе семейные дела и дела служебные переплетались между собой так туго, что понять, где кончаются одни и начинаются другие, сам черт не сумел бы. ДОМАШНИЕ ДЕЛА В покоях, выделенных Чудом-юдом для проживания старшего сына с семейством, пребывали тишь, да гладь, да Божья благодать. Больше никого не было. Колька с Катькой катались на великах по поселку, а где законная пребывала, я особо не интересовался. Пожрать, что-то было оставлено - и на том спасибо. Ужинал в гордом одиночестве. Подкрепившись, завалился на диван. Впечатление было, будто я сегодня пару вагонов разгрузил или марафон пробежал - умаялся. А на самом деле я сегодня лишь немного покатался по городу, где были самые обычные рутинные дела. Сперва съездил к одному хорошему и понимающему человеку из некого солидного и уважаемого учреждения, расположенного на одной из улочек перекопанного Китай-города, которому надо было завизировать пару-тройку бумажек. Обычным порядком такие бумажки оформляются очень долго и требуют многочисленных поездок в течение минимум месяца, а иногда и двух-трех. У меня все заняло полчаса. Потом я немного покрутился в офисе родной фирмы "Барма", где пообщался с брательником Мишкой и передал ему оформленные бумажки, заодно объяснив в меру своего понимания, как надо с этими бумажками обращаться и что полезного в них заложено. Мишка рассказал мне о какой-то очередной бабе, которую он трахал прямо на палубе приватизированного речного трамвайчика, особо упирая на то, что дело было средь бела дня и на глазах пассажиров большущего двухтрубного теплохода, шедшего встречным курсом. Правда, они с бабой были завернуты в тонкую простынку и особо не отсвечивали. Я порадовался за смышленого братца надо же, догадался насчет простынки! - и на полном серьезе сказал, что, не будь ее, рулевой теплохода беспременно обалдел бы и вылетел на мель. При этой беседе присутствовала секретарша Люся, которая весело подхихикивала. Из "Бармы" мне удалось уехать около полудня, хотя Мишка не прочь был потрепаться еще часок-другой. Вообще-то можно было и не спешить, но в 12.30 мне нужно было объявиться к Соломонычу, поскольку предстояла встреча с одним типом, жаждущим сообщить небольшую новость, и показывать этому типу свою настоящую рожу мне не следовало. Соломоныч быстренько сделал из меня какого-то кудрявого усача неясной национальности, после чего я пешкодралом отправился на это мероприятие. Стукач пришел относительно вовремя, уселся за столик в летнем кафе и мирно попил пивка. Сигаретку выкурил с душой, не торопясь. Говорить ничего не стал, просто "забыл" на столе спичечный коробок. В наши дни, когда большая часть населения пользуется зажигалками, это слишком приметно, но не ругать же этого чувырлу при всем народе? Я по-тихому прибрал коробок в карман, дохлебал из горла "Carlsberg" и не спеша отвалил из кафе. Снова вернулся к Соломонычу, преобразился в нормального Баринова и опять уселся в тарантас Лосенка. Уже едучи в "Чероки", слегка поинтересовался запиской. Она касалась не меня, а бывшей бригады Кубика-Рубика, которую с тех пор, как ее бывший начальник подался в арабские шейхи, возглавлял сильно поумневший Утюг. Начальник близлежащей ментуры скромно намекал, что такого-то числа "город" будет слегка шмонать торгашей по поводу нелегальной водки и желательно навести порядок на точках, дабы потом не переплачивать. Само собой, что своей запиской я Утюга сильно порадовал, он весь напрягся и помчался работать согласно диспозиции. Вообще в период подготовки к 850-летию любимой столицы надо было быть умненькими и благоразумненькими. Вслед за тем я взял курс на офис Варана, которому, видишь ли, захотелось по старой памяти посоветоваться насчет кандидатуры на роль одноразового киллера. Строго говоря, мне не стоило соглашаться на эту консультацию. Если б это было необходимо, то такую задачу мне поставил бы лично Чудо-юдо. Потому что моей башке вовсе не обязательно знать все, а в некоторых случаях даже просто противопоказано. У Сергея Сергеевича обычно строго соблюдался принцип, согласно которому человек, проявлявший интерес к делам, которые его лично не касались, брался на специальный контроль. Чаще всего это заканчивалось "удалением с поля" или "увольнением без выходного отверстия". В отношении меня таких резкостей не допускали, но втык за несанкционированное вмешательство я получал обязательно. Чудо-юдо, конечно, не мог ежесекундно контролировать все мои действия и передвижения, даже с учетом того, что микросхема, стоявшая у меня в голове, постоянно докладывала ему обо всем. Но все, что эта микросхема настукивала, непрерывно писалось на какой-нибудь магнито-оптический диск или иное вместилище информации. Совершенно автоматически или под контролем какого-либо оператора - этого я не знал. Просматривал ли Чудо-юдо эти записи перед сном или в обеденный перерыв, докладывал ли ему обо всяких интересных делах этот самый гипотетический оператор - меня не информировали. Очень может быть, что микросхема вообще передавала информацию непосредственно в мозг Сергея Сергеевича, а все эти примитивные "операторы" и "магнито-оптические диски" вообще не существовали. Но так или иначе, в последнее время Чудо-юдо знал обо мне буквально ВСЕ. И более того, мог в любую минуту напрямую подключиться к моей микросхеме и дать какие-нибудь ЦУ, что-нибудь запретить или просто обматерить. То, что он никак не отреагировал на мое решение съездить к Варану, могло пониматься трояко: либо ему по фигу, что я поинтересуюсь этим делом, либо он одобряет это решение, либо шибко занят и пропустил информацию, условно говоря, мимо ушей. При всем своем чудо-юдстве он все-таки всего лишь человек. Но я решил рискнуть и пообщаться с Вараном. Все же он в некотором роде мой крестник. С точки зрения общечеловеческих ценностей, конечно, нельзя сказать, что я вывел его на верную и прямую дорогу к светлому будущему, а с точки зрения старопрежней коммунистической морали - и подавно, но для нынешней социально-экономической модели Варан и его ребятки устроились не так уж плохо. Во всяком случае, значительно лучше огромного большинства людей. Оценивая свои советы, данные Варану, я считал, что ничего особо опасного с точки зрения вышестоящей инстанции, то есть Чуда-юда, не сотворил. Хуже было бы, если б я сказал наплевательски: "Знаешь, мне по фигу все эти бомжики один к одному". Саша наверняка воспринял бы это как одобрение кандидатуры. А я довольно четко сказал, что кадр мне не нравится, ищи получше. Так что если Варан теперь упрется и потянет этого Тимофеева, или как его там в натуре, на дело, а потом загремит, извиняюсь, "под фанфары", то я могу умыть ручки и назидательно сказать: "Тебе же говорили!" Ну а ежели Варан залетит с другим, самостоятельно подобранным кадром, никто не сможет доказать, что этот, забракованный мной, был лучше. Так что все культурненько, все спокойненько и нет проблем... От расслабухи и размышлений меня отвлекли щелчок замка и знакомые цокающие шаги. Вика пришла. Нет, хоть она и убеждала меня изо всех сил, что является всего лишь Хавроньей Премудрой в лягушачьей шкурке, то есть Ленкой, перегруженной на носитель Вик Мэллори, дело оказалось гораздо сложнее. То ли Чудо-юдо слишком торопился, то ли его знания о всяких там интротрансформациях и реноминациях личности были недостаточны, но, только забрав у меня и детишек вполне естественную и целостную Хрюшку Чебакову, он заменил ее каким-то новым существом, к которому я ни в прошлый, ни в этот раз так и не сумел привыкнуть. Сравнивая впечатления, полученные от общения с ней тогда и сейчас, я пришел к выводу, что никаких отличий она не претерпела и по-прежнему представляла собой составную сущность, в которой сочетались Ленка, Таня Кармелюк, Кармела О'Брайен и в самой малой степени Вик Мэллори. Вроде бы Ленка доминировала, но Таня и Кармела оказались куда более живучими, чем предполагал, должно быть, Чудо-юдо. Правда, что он там предполагал, мне, конечно, не докладывали. Не раз мне казалось, будто он поставил какой-то очередной эксперимент с неясными для нас целями. Может быть, хотел проверить, как уживутся между собой люди с составными сущностями? Так или иначе, но если в первые несколько недель (так было оба раза) я еще пытался заставлять себя называть ее Ленкой, Хрюшкой Чебаковой, Хавроньей Премудрой и другими наименованиями, выработанными в ходе семейной жизни с телом, которое содержало всего одну душу и в данный момент находилось хрен знает где, то позже уже не мог этого делать. И она тоже, должно быть, не без внутренней борьбы (мне она представлялась как некий кухонный скандал между четырьмя бабами, собранными даже не в одной кухне, а в одной голове) поняла, что восстановить "все, как было" невозможно. Как-то постепенно, исподволь, мы оба поняли, что придется привыкать друг к другу заново. Незаметно для самого себя я стал называть ее Викой, потому что гораздо хуже было назвать ее Таней или Кармелой. Ленкино доминантное "я" заставляло морщиться рябоватую и неброскую, хотя и довольно симпатичную мордашку. В зеркало бабоньке тоже было нелегко смотреться. Хрюшке очень нравились ее прежние пышные и нежные телеса, длинные золотистые и очень яркие волосы. Не такой уж я непонятливый, чтоб не догадаться: она себя чувствует, как обворованная. Дескать, была я красавицей, а вы меня поуродовали. С Чудом-юдом, естественно, на этой почве - он, гадский гад, меня в лягушку превратил! - Ленкино доминантное "я" ладило плохо впрочем, остальные "я", прежде всего Танино, конечно тоже не жаловали свекра. Вика, как целое, вообще стала куда более жесткой и резкой. Иногда мне казалось, что Ленкой в ее душе и не пахнет, "осталась одна Таня", как было написано в каком-то дневнике, забыл чьем. Правда, ночами иногда на волю вырывался темперамент Кармелы О'Брайен - а у нее, если б была жива, уже климакс наступал бы! Не знаю, чем природа одарила в этом смысле собственно Танечку, поскольку никогда не имел дела с ней, так сказать, "в чистом виде", но то, что она унаследовала от потаскухи Кармелы, зачастую выглядело полномасштабным безумием. Все это обрушивалось отнюдь не на пылкого юношу, а на мужичка с заметно поскромневшими запросами и к тому же проводящего дни в разного рода трудах и заботах конечно, иной раз я с удовольствием купался в этом море сумасшествия, например, если не шибко уставал и был в хорошем настроении. Но иногда Викины фейерверки приходились на такие дни, когда мне хотелось только одного: упасть в койку и вырубиться, причем в некоторых случаях было горячее желание помереть во сне, чтоб наутро не просыпаться. Ленкино доминантное "я", конечно, хоть и с трудом, но гасило эти "души прекрасные порывы", но Вика как целое испытывала явный дискомфорт. Она уходила в тренажерную комнату - это нововведение в нашей части дома появилось только после повторного прилета из Эмиратов - и начинала с остервенением наносить удары по боксерским мешкам и макиварам. Мышечная память Танечки сохранилась полностью, и мне оставалось только благодарить Господа, что эти удары достаются бессловесным чучелам, а не мне, грешному. И вообще многое в нашей семейной жизни пришлось перестраивать и переналаживать. А если еще учесть, что я знал то, что не знала Вика эпопею, происшедшую после первого возвращения из Эмиратов, я доверил только Чуду-юду, - то сложностей еще прибавлялось. Нет, с одной стороны, после тех событий, происшедших предположительно в параллельном потоке времени, мне было легче подстроиться под ее нрав, предсказать ее реакцию на то или иное слово. Но то, что было тогда и сейчас, различалось очень серьезно. Во-первых, в прошлый раз совместная жизнь начиналась со всяких экстремальных ситуаций. Сначала Васю везли, потом меня Агафон с товарищами зацапал и пришлось бежать. После этого я пережил налет на джип и смерть Лосенка, простудился, заболел. Затем во сне каким-то образом, сам того не желая, связался через микросхему с Васей Лопухиным, начал воевать с вирусом по кличке "Белый Волк", узнал какую-то фантастическую историю о том, как Вася Петра I регенерировал. Потом мы с Викой вместе какой-то препарат на себе испытывали, а затем отходняк от него переживали. Далее Чудо-юдо велел мне изучать документы группы "Пихта" и, наконец, отправил в экспедицию на объект "Котловина", которая так неожиданно закончилась. В общем, нам не так уж много времени пришлось быть вместе, но уж когда мы добирались друг до друга, то даром времени не теряли... А сейчас развитие событий шло по рутинно-утомительному графику. Чудо-юдо не поручал мне ничего серьезного и опасного. Я ездил на какие-то встречи, вел беседы по заданным программам, передавал какие-то конверты, инспектировал разные группы, типа групп Варана или Утюга. Два раза прокатился на пару деньков в другие города, чтобы привезти оттуда какие-то "дипломаты". Что в них было, неизвестно. Вообще вся эта деятельность, в которой я участвовал, была для меня темным лесом. В принципе, ею мог заниматься любой мальчишка на побегушках. Во всяком случае, за все время, прошедшее с октября 1996-го (по второму варианту), я ни разу не стрелял по реальной цели и ни для кого не служил живой мишенью. На хвост "Чероки" и всех других машин, на которых мне приходилось ездить, ни разу не садилась "наружка". Ни казенная, ни частная. Это было совсем не похоже на ту жизнь, которую мне приходилось вести до лета 1994 года, когда у меня по крайней мере раз в неделю случалось по разборке. Пожалуй, более спокойную и безмятежную жизнь я вел только тогда, когда два года провалялся на Гран-Кальмаро в псевдокоматозном (Чудо-юдо так сказал) состоянии. Конечно, за это я мог только поблагодарить отца родного, но на отношениях с Викой, как ни странно, это мирное бытование сказалось не лучшим образом. Во-вторых, тогда меня многое удивляло, я ощущал новизну и был намного внимательнее к Вике. И у нее это чувство новизны было. Мы как бы переживали медовый месяц, помаленьку притираясь друг к другу. Сейчас новизну (в постельном смысле) ощущала только она. Мне, по большому счету, ничего особо нового Вика предложить не могла. Я уже знал ее по прошлому разу, и лишь изредка ей удавалось чем-то меня удивить и порадовать. Приходилось помаленьку имитировать восторги там, где я их не испытывал, играть страсть, превозмогая скуку и усталость. Иногда неплохо получалось, иногда - похуже. Вика не была дурой и наивной девочкой, как бывшая хозяйка ее материального носителя. Она довольно быстро стала разбираться в моем поведении. И, в свою очередь, взялась играть. Тоже с переменным успехом. В каких-то случаях мне казалось, что я эту игру насквозь вижу, в других Вике удавалось меня убедить, будто она верит моей имитации. В-третьих, значительно большую роль стали играть Колька и Катька. Именно при такой спокойной и нормальной вроде бы жизни проблема подрастающего поколения выходит на первый план. Вику за маму они не признали и на этот раз. Более того, еще и на меня обозлились. Особенно Екатерина Дмитриевна. Само собой, что для десятилетней дамы бесполезно придумывать истории насчет того, что "мама изменила внешность", тем более что для сравнения всегда рядом тетя Зина. Поглядела на мамину копию - и все ясно. Папа новую бабу привел, а с мамой развелся. Сволочь, как все мужики. Ситуация, в принципе, житейская, таких вокруг тысячи. Но в нашем случае особенная. Ведь Вика, строго говоря, только по внешности была им мачехой. Ленкино доминантное "я" в этой части безжалостно давило индифферентность к детям, исходившую от других "я", содержавшихся в этой коммунальной черепушке. Она воспринимала их не как детей мужа от первого брака, а как своих, в муках рожденных. Хотя мучилось, справедливости ради скажем, совсем не то тело. Поскольку ни Колька, ни Катька за весь "отчетный период" так ни разу и не назвали ее "мамой", я мог догадаться, что у Вики в душе ломило. И сильно. А следствием этого явилась неприязнь к Чуду-юду. Гораздо большая, чем за то, что он ей тело поменял. От детишек проистекала и некая напряженность между Викой и Зинкой. Сестры Чебаковы, выражаясь по-научному, были однояйцевыми близнецами. Почти три десятилетия каждая из них считала, что в понятие "сестра" входит почти то же самое, что "я сама". То есть то же лицо, те же волосы, те же телесные формы и даже одинаковая одежда. Различие было лишь в мелких деталях, типа Зинкиной родинки на шее, которой у Ленки не имелось. И дети у них тоже были почти общие. Во всяком случае, сами поросята больших различий между мамами не находили. А тут, выражаясь языком классика, "такой реприманд неожиданный". Сестрица-дубликат по форме исчезает, а вместо нее появляется рябая брюнетка с железными мышцами и нежным девичьим голоском, в котором то и дело проскальзывают западноукраинские нотки. И существо это по внутреннему содержанию ощущает себя Ленкой, считает старшим братом Игоряшку Чебакова, а мужем - Димочку Баринова. Умом, конечно, кандидат филологических наук 3. И. Баринова всю справедливость этих положений осознавала, но сердцем все это принять пока не сумела. Она привыкла, что гражданка с описанной внешностью является Танечкой Кармелюк, подконтрольным и управляемым спецсубъектом, за которой надо глядеть в оба и не проморгать, если она в очередной раз взбрыкнет. Наверно, окажись все наоборот, то есть если б Викой стала Зинка, этой напряженности в отношениях было бы поменьше. При всем внешнем сходстве сестры Чебаковы по характеру заметно различались. Зинуля - должно быть, от своего не шибко удачного замужества в первую очередь - была позлее, пожестче, построже. Ленка, наверно, при том же рациональном понимании ситуации постаралась бы припрятать все негативные эмоции, не стала бы наступать на больные мозоли, сыпать соль на раны и так далее. У Зинки это не получалось. Отчужденность между сестрами по сознанию быстро росла. И, как мне казалось, Ленкина доброта и благорасположение к сестре, натыкаясь на холод и сухость, все больше угасали. В этой сфере Викиного сознания медленно, но уверенно утверждалось нечто иное, присущее, по-видимому, Танечке: осторожность, расчетливость, некая оборонительная боеготовность. Таким образом, оснований для того, чтоб признать свою семейную жизнь идиллической, у меня не было. Итак, в нашем обиталище зацокали каблучки Вики. Конечно, надо было оторвать спину от дивана и встретить миссис Баринову. Может быть, хотя бы поинтересоваться ее самочувствием и чмокнуть в щечку. Все это было очень уж в лом, но я героически себя преодолел. То есть сумел встать и выйти в прихожую, где Вика уже стряхнула свои цокающие туфли на высоком каблуке бедняжка, выходя в люди, пыталась компенсировать заметную потерю в росте, связанную с переселением в новое тело. В момент моего появления она как раз всовывала ноги в шлепанцы. С очень сердитым видом. - Привет, - сказал я, чмокая фурию в заранее намеченное место. - Ага, - отозвалось существо, даже не попытавшись изобразить какую-то радость на мрачной мордочке. При этом оно еще и отпихнуло меня, как нечто мешающееся под ногами у жутко озабоченного делами человека. Впечатление было такое, будто она не просто устала и торопится в душ, а вообще разъярена и вот-вот начнет крушить мебель, бить посуду или, того хуже, начнет отрабатывать на мне свою ударную технику. Поэтому я не стал приставать к ней с расспросами - себе дороже. Пусть окатится прохладной водичкой, глядишь, и остынет. Из душа она вышла, действительно чуточку подобрев или, по крайней мере, успокоившись. - Ел? - спросила Вика, появляясь на кухне в халатике на голое тело. - Так точно. Думал подождать тебя, но потом раздумал. - Правильно, - буркнула она. - Я вообще могла сегодня не прийти. Если бы решила вкалывать до упора. А тут еще Зинуля с Лариской прибежали, довольные, как свиньи. У них там в восьмом секторе очередная трудовая победа. Решили с благоволения Чуда-юда отметить это дело и нажраться, как клизмы. Через полчаса завалятся к нам. О том, что этот самый восьмой сектор в течение прошедшего года стал играть одну из первых ролей в деятельности Центра трансцендентных методов обучения, я мог судить по тому, что он то и дело упоминался в разговорах между Викой, Зинкой и Чудом-юдом. Однако чем данный сектор занимается и какие мировые проблемы решает, до меня, малограмотного, не доводили. Сам я этим тоже не интересовался - своих дел хватало. Вообще в последнее время, то есть уже в данном временном потоке, я значительно меньше интересовался не только тем, чем занимается ЦТМО, но и тем, какие последствия должны вызвать мои собственные текущие действия, протекающие в жестко очерченном Чудом-юдом "коридоре". Иногда я как-то невзначай догадывался, что проведенные мной под диктовку отца родного переговоры вызывали переход какого-то пакета акций из одних рук в другие, внезапное разорение или ликвидацию какой-то фирмы или, наоборот, столь же неожиданную раскрутку оборотов другого заведения, но о своих догадках скромно помалкивал. Тем более если при этом группа товарищей взлетала на воздух, расстреливалась из автоматов или внезапно травилась грибками в сметане. Впрочем, почему Зинуля с Ларисой собрались отмечать свою трудовую победу у нас с Викой на хате, я все же решился спросить. Главным образом потому, что ожидалась в гости Лариса. Ее я лично в глаза не видал, а раз так, то прибытие незнакомки подразумевало, что я должен надеть штаны, галстук, упаси Господь, еще и пиджак, а может быть, даже побриться второй раз за этот день. Перед Зинулей мне не стыдно было появиться не то что небритым или без галстука, но и без штанов, а тут как-никак незнакомая тетя. То есть я кое-что слышал об этой даме и прежде. Например, о том, что она и есть заведующая этим самым 8-м сектором ЦТМО. Судя по отзвукам бесед Вики с Зинкой, она медик-биолог, а не нейролингвист, но каким-то образом работы сестер Чебаковых с ее деятельностью связаны. Причем, как я опять-таки сам по себе уловил, Ленка-Вика и Зинуля вначале очень скептически относились к тому, что затевала Лариса, но потом Зинка вроде бы прониклась и все поддержала, а Вика вовсе вышла из этого дела и занялась чем-то совсем иным. - А чего они к нам собираются? - спросил я, даже не стараясь особо замаскировать свой недовольный тон. - Если охота нажираться, так шли бы к Зинке. - Ты у меня спрашиваешь? - буркнула Вика. - Зинуля жаждет тебя обнять и познакомить с новой подругой. - А послать их к едрене-фене у тебя желания не было? У нас тут что, ресторан, что ли? - Желание послать было и есть, - не стала скрывать Вика, - но вот возможности нет. Чудо-юдо намерен посетить наше скромное торжество. Для того, чтоб поставить трудовые успехи Зинули с Ларисой в пример мне, несознательной отстающей, а то и вообще гнусной саботажнице. - Однако! - воскликнул я. - Саботаж - это уже сурово! Десять лет без права переписки - минимум. Вредительство не шьет? - Пока нет, - хмыкнула Вика, - но до того дойдет, пожалуй. Пока, в качестве наряда вне очереди, придется изготовить стол на пять персон за свой счет и на своей территории. - Бриться и надевать галстук обязательно? - осторожно поинтересовался я. - Прием неофициальный. Можешь появиться перед Ларисой в шортах и маечке, надеюсь, не сглазит. Я ей тогда так "сглажу" - забудет, когда мама родила. Что под этим заявлением имела в виду Вика: то ли воздействие на Ларису методами нейролингвистического программирования, то ли чисто физическими мордобойными, я не успел понять. Потому что зазвонил внутренний телефон. "001", высветившийся на табло аппарата, означал, что звонит Чудо-юдо. - Алло! - отозвался я, думая в этот момент, что отец жаждет осведомиться о ходе подготовки фуршета. - Поднимись-ка ко мне, малыш, - прозвучало из трубки. - И быстро, в чем есть, одна нога здесь - другая там. Голос у папаши был несколько холодненький, и ожидать, будто он призывает меня для поглаживания по головке, представлялось излишним оптимизмом. Судя по тону, предстояло что-то клистирное, но чем я мог проштрафиться? - Я к бате! Если не вернусь - считайте коммунистом. Вика тревожно поглядела мне вслед. ВТЫК На третий этаж, в домашний кабинет Чуда-юда, я поднялся минут за пять. В шортах, майке и шлепанцах. Сергей Сергеевич с кем-то общался по телефону, должно быть, слушал доклад какого-то "шестеря", потому что сам ничего не говорил, сидя мрачнее тучи. На мое появление он отреагировал молча, ткнув указующим перстом в стул: дескать, садись и жди, пока до тебя руки дойдут. Наконец тот товарищ, которого заслушивал Чудо-юдо, заткнулся. Папаша грозно спросил его: - У тебя все? Должно быть, товарищ пискнул, что все, потому что Сергей Сергеевич, оставаясь столь же мрачным, повелел: - Составишь подробную объяснительную. Упаси Бог, если что не сойдется. Ты меня знаешь. Возможно, что на том конце провода еще чего-нибудь бубнили, заверяя в своей искренности, совершеннейшем почтении и преданности, но Чудо-юдо уже повесил трубку. Теперь его взор был обращен на меня. Он был несколько теплее, чем минуту назад, но все-таки ничего хорошего не предвещал. - Офис Варана разгромлен, - объявил он безо всяких преамбул. - Ровно через двадцать минут после того, как ты оттуда уехал. Варан и Бето убиты. По пять дыр в каждом, считая контрольные в голову. С аппаратуры изъяты аудиои видеозаписи, а также все информационные носители, какие смогли найти. Плюс какой-то скот проинформировал ФСБ, и сейчас там вовсю роются. Приятно?! Я как-то машинально поглядел на часы. Выходило, что еще и двух часов не прошло с тех пор, как я мирно общался с Вараном. - Что ты там делал, недоносок?! - взревел Чудо-юдо, вперив в меня примерно такой же взгляд, каким царь Петр I, должно быть, смотрел на своего скурвившегося сына, царевича Алексея. - У Варана? - переспросил я самым дурацким образом, чуя, что во рту пересохло, и язык предательски прилип к небу. - Да, у Варана! - рявкнул отец. - Кто тебя туда посылал? - Никто... - Теперь у меня еще и дрожь в коленках появилась, потому что у меня было вполне оправданное беспокойство насчет своей личной жизни и здоровья. - Меня Варан пригласил, хотел показать одного бомжа. Проконсультироваться по старой памяти. - Козел! - резюмировал Чудо-юдо, хотя я не очень понял, мне это почетное звание присваивалось или покойному Варану посмертно. Кулак Сергея Сергеевича весомо опустился на столешницу, и все предметы, стоявшие и лежавшие на письменном столе (включая увесистый компьютер), подпрыгнули сантиметров на пять. Если б он эдак меня по черепу приложил - все проблемы потеряли бы для меня актуальность. Но легкой смерти ждать не приходилось. - Варан тебя сам пригласил? - Отец произнес эту фразу более спокойным тоном. - По сотовому? - Да. По кодированному. - Когда он тебе звонил? - Сегодня, около часа дня. - Он тебе говорил, для чего ему нужен этот бомж? Все это начинало походить на допрос. Я ответил медленно, стараясь помаленьку успокоиться. Если отвечать на вопросы так же быстро, как их задавал Чудо-юдо, недолго брякнуть что-нибудь невпопад. - Ну, только в общих чертах. Он сказал, что ему нужен одноразовый. - По телефону сказал? - Нет, по телефону он просто пригласил побеседовать и проконсультировать по "кое-каким" вопросам. Это почти дословно все, что произносилось по сотовому. О том, что он подбирает киллера, Варан уточнил только у себя в офисе. - Для кого он подбирал одноразового, знаешь? - Об этом разговора не было. Я не интересуюсь чем не надо. - Ну и что ты ему посоветовал, господин консультант? - Я сказал, что этот тип не подходит. - Почему, интересно? - Потому, что мне показалось, будто этот бомж слишком хитрый. Не наркоша, да и вообще... - Что "вообще"? - Папаня долбил меня вопросами без передыху. - Ну, это не объяснишь. Интуиция такая. Лучше перебдеть, чем недобдеть. - Кто его наметил для Варана? - Чупа вроде бы. По каким прикидам - надо у нее спрашивать. - Спросим. О чем ты с бомжем беседовал? - Ни о чем. Мы с Вараном сидели в другой комнате и смотрели их беседу с Бето по телевизору. Все вопросы задавал Бето. Меня бомж в глаза не видел. - Варан с твоей точкой зрения на перспективы использования согласился? - По-моему, да. Правда, он задал такой лишний вопрос, который позволял судить, что ему жалко этого типа отправлять в кочегарку. А я ему напомнил об общем порядке и о проблемах, которые можно создать нездоровым гуманизмом. - Молодец, - саркастически процедил Чудо-юдо, - очко в твою пользу... Варан тебе говорил, в какие сроки ему нужно подобрать исполнителя? - Конкретно ничего не называл. Сказал только, что в ближайшие несколько дней и что сроки жесткие. Чудо-юдо задумчиво почесал бороду, спросил менее строгим тоном: - Когда ты уезжал, этот Тимофеев еще оставался в офисе? - Да. Только я не уезжал, а уходил пешком. Лосенка я ни к старой, ни к новой хате Варана не допускал. - Смотри, какой молодец! - с издевочкой произнес Чудо-юдо. - Пай-мальчик, япона мать! Зря я подумал, будто он начал успокаиваться. Хрена с два! - Димуля, - проворачивая во мне сквозные дыры своим убийственным взглядом, произнес Сергей Сергеевич, - мы сколько раз с тобой говорили насчет откровенности? А насчет того, чтоб ни одного лишнего шага без контроля не делать?! Ты когда-нибудь уразумеешь это, ублюдок?! Если что и остановило его лапищу, уже сжавшуюся в кулак, от нанесения удара по морде, то отнюдь не соображения гуманности и отеческой жалости к неразумному чаду. Исключительно прагматические расчеты. Врежешь дураку, а у него в башке все перемешается, микросхема, допустим, отклеится, Браун оживет или там Сесар Мендес... - Но ты ж мои мысли читать можешь, - пролепетал я тоном ребенка, безнадежно пытающегося оправдаться в преддверии порки, - микросхема тебе все докладывает... - Она-то докладывает! - рявкнул Чудо-юдо, звучно шмякая ладонью по столу. - А вот ты не удосуживаешься! Ты пойми, лох несчастный, что во всякий канал связи может подключиться "третий лишний". И в тот, что твоя микросхема обеспечивает, - тоже. Принцип одинаковый. Точно так же, как при современной технике можно обмануть автоматический определитель телефонных номеров, подсунув вот с этого аппарата любой желательный номер на табло АОНа твоего клиента, так можно и меня, старого дурака, надуть, убедив, что я получаю информацию с твоей микросхемы. Ничего технически не осуществимого в этом нет. Можно и пароли вычислить, и частоту нащупать. Доходит до тебя? - Доходит... - пробормотал я. - Как до жирафа, по-моему! - прорычал Чудо-юдо. - Да нет, мне все ясно... - Не вижу! Мы еще три года назад обсуждали те же проблемы, и после того еще не один раз - как об стену горох! Хоть бы спросил у Варана, согласован со мной вопрос или нет. Да если на то пошло, мог бы просто вспомнить, что весь порядок твоей работы на каждый текущий день определяю я лично! И послать Варана на хрен. А представь себе, дорогой, что кто-то более умный, чем ты, мог с помощью оцифровки смоделировать голос Варана? А потом сделать тебя в этом самом офисе, как котенка? Что молчишь?! Страшно стало? Ни хрена, раньше надо было бояться! Жалко, блин, что ты там, в офисе, не задержался еще минут на двадцать! Одним дураком меньше бы стало! Я молчал. Чудо-юдо раздавил меня, как танк давит легковушку - легким движением гусениц. - Сопляк! - пропыхтел батя. - Тридцать пять стукнуло, а ума даже меньше, чем в двадцать было. Ведь уже кое-что повидал, знаешь, с чем приходится иметь дело. Неужели ничего в башке не отложилось? - Да понимаю я все! - вырвалось у меня. - Ты сам приучил, что вмешиваешься со своей РНС, когда тебе вздумается. Если знаешь, что за тебя "фюрер" думает, на фиг мозгами шевелить? Я прикинул: ты не тормозишь - значит, согласен... Сказал бы: "Стоп!", так ни хрена бы я к Варану не поехал. - Больше мне делать нечего, как только тобой заниматься. - Голос у Сергея Сергеевича понизился, и мне это показалось благим знаком. - Да, я могу вмешаться, если пройдет сигнал острой опасности. Или, допустим, если просто найду нужным и возможным вести тебя какое-то время. Но постоянно извини, никак не получится. Если бы я только на тебя время тратил, мы бы сейчас в подвале пятиэтажки обитали. И по-моему, ты не так глуп, чтоб этого не понимать. Кстати, не худо бы даже в тех случаях, когда я тебя веду, проводить контроль. Ведь схемка у тебя производства Сарториуса, он сам может подключиться и тобой, дураком, вертеть. Как уже было неоднократно! Это я помнил. Прыжок с парашютом в океан под диктовку компаньеро Сорокина имел место. Создавалось впечатление, что на Сергея Сергеевича опять находит приступ ярости, и он сейчас снова начнет орать и молотить кулаками по столу. Но тут я не угадал. Чудо-юдо, должно быть, все-таки стравил пар, довел давление до нормы и решил, что с этим самым "педагогическим взрывом" пора завязывать. Я о таком понятии краем уха слышал, но кто этот самый "взрыв" придумал, Макаренко, Сухомлинский или доктор Спок, имел представление смутное. Чудо-юдо, конечно, знал это лучше меня, но именно поэтому и решил, что перегибать палку не стоит, поскольку криком делу не поможешь. Его недоступные для моего понимания мозги уже прокручивали какую-то разработку чрезвычайного характера, некий экстренный вариант которой надо было осуществить в кратчайшие сроки вместо той, что, возможно, долго готовилась, но сорвалась, вероятно, на завершающем этапе. Может быть, действительно из-за моей неосмотрительности. Хотя, если честно, прямых доказательств, что это я "малину" обгадил, мне еще не привели. Скажем так, пока я не видел связи между своим приездом к Варану и налетом на его офис. Конечно, Чуду-юду видней, он обозревает картину этого мероприятия с птичьего полета или, минимум, с высокой колокольни, а я - из полуподвального окошка или вовсе - из отдушины. Но при всех недостатках моей собственной многострадальной башки она еще сохраняла кое-какие способности к логическому мышлению. Выстроить эту логику после взбучки, которую задал мне Чудо-юдо, вестимо, было непросто. По голове еще мертвая зыбь гуляла. Но папаня, задумавшись, дал мне тайм-аут, чем позволил чуток успокоиться и посоображать маленько. РАЗМЫШЛЕНИЯ В ТАЙМ-АУТЕ Прежде всего, стоило подумать над тем, кого, собственно, Чудо-юдо собирался мочить при посредстве подобранного Вараном бомжа. Во-первых, фигура эта представлялась мне малозначительной. Человек, которого способен ухойдакать тип, подобный господину Тимофееву, должен быть безоружен, слаб физически и не иметь средств на содержание хотя бы одного телохранителя. Кроме того, такой человек не может жить ни в охраняемом коттеджном поселке, ни даже в престижном многоэтажном доме с видеодомофоном и консьержем на лестничной клетке. И вряд ли такой клиент имеет хоть какой-либо автотранспорт, кроме иномарки типа "Запорожец". Соответственно можно с гарантией считать, что речь шла не об уборке политического деятеля, крутого мафиозника или солидного предпринимателя. Сомнительно даже, чтоб Чудо-юдо нацеливался на владельца коммерческой палатки. Бомжу Тимофееву, на мой непросвещенный взгляд, даже в похмельном состоянии нельзя было доверять ничего стреляющего. Для него было бы серьезной проблемой попасть с двух шагов. Такие товарищи, как Иван Петрович, убивают топорами, кухонными ножами, водопроводными трубами и кирпичами. Как правило, в состоянии умопомрачения и недопития. И в основном убивают либо себе подобных - лишний глоток из пузыря сделал, падла! - либо каких-нибудь беззащитных дедулек и бабулек из-за отказа дать купюру на приобретение все того же пузыря. Конечно, если их соберется двое или трое, а алкогольная недостаточность будет шибко острой, могут рискнуть напасть и на менее легкую жертву, скажем, на нестарую бабу или хилого мужичка. Но в общем и целом это не характерный для них промысел - открытое похищение чужого имущества, разбой-грабеж. Сумку спереть, оставленную без присмотра, выдернуть картошку с огорода, взломать пустую дачу зимой или квартиру с плохой дверью летом - это они делают чаще. Однако опыт применения бомжей как одноразовых мокрушников в нашей конторе имелся. Лично мне пришлось участвовать в двух таких "разработках", а вообще их было намного больше. Первый "мой" случай был аж при Советской власти, когда Чудо-юдо еще состоял на комитетской службе. Была ли это боевая задача, поставленная тогдашним руководством Сергея Сергеевича, или его частная инициатива, мне и сейчас неизвестно. Факт тот, что некий гражданин оказался случайным свидетелем чего-то такого, чего не должен был видеть. Чего именно - опять же не знаю, поскольку тогда гласность еще не совсем раскрутилась, газеты еще дописывали статьи в поддержку антиалкогольной кампании, и никто из журналюг всерьез в этой грязи не копался. Гражданин вообще-то в милицию настучать не спешил. Очень может быть, что он и вовсе туда не собирался. Вероятно даже, что он и не усек ничего такого. Но была опасность, что следствие как-нибудь само по себе на него выйдет и потянет за ниточку, которая могла вытащить на свет божий нечто неудобоваримое. Мне опять же не сообщали, что именно. В те времена пальба в Москве еще являлась относительно редким метеорологическим явлением, и расстрелять этого ненужного гражданина на лестничной клетке было стремно. Слишком много шухера поднялось бы, и скромная персона убиенного привлекла бы к себе совершенно излишнее внимание. То есть был бы достигнут эффект, совершенно противоположный тому, что требовалось Чуду-юду. Возможно, батя прорабатывал и всякие другие версии типа отравления грибками в сметане, самоубийства путем выбрасывания с седьмого этажа, но почему-то остановился на той, которая реализовалась. Обнаружили - кто-то ведь наблюдал за этим несчастным! - что мужичок вечером выгуливает собачку рядом с домом, чаще всего затемно. Собачка - типа болонки, кроме визгливого лая, пользы от нее никакой. Долго ли каким хулиганам обидеть этого гражданина, который имел рост метр с кепкой и телосложение блокадника? Сперва прикидывали навести на него компанию пацанов, которые балдели в подъезде, но тут вышел облом. Как выяснилось, в этой компании один из самых заводных доводился мужичку родным сыном, причем вполне любящим и готовым, если что, заступиться. Вот тут-то и вышли на бомжей, которые по летнему времени дрыхли в скверике посреди двора, а собачка на них гавкала и писала. На Джека - Царствие ему Небесное, если это возможно! - выпала почетная миссия с ними выпить. Он преотлично изобразил расстроенного мужа, с женой которого якобы болонковладелец амуры крутит. Очень клево у него этот спектакль сыгрался. И сказал, что, мол, убил бы сам, да жалко сидеть из-за такого дерьма, а то и под расстрел идти. А бомжи, высосав по двести грамм, распалились, засочувствовали, свои счеты с болонкой вспомнили и про то, как их пацаны во главе с сыном нашего клиента отметелили. В общем, Джек поставил им вторую бутылку и тихо удалился в большой печали - с понтом дела, жену воспитывать. Бомжи поллитру наскоро высосали, одурели, и когда мужичок со своей собачкой вышел в скверик, налетели на него, сшибли с ног и, мягко говоря, затоптали. На шум-гам, правда, выскочили пацаны, сын клиента начал, в свою очередь, бомжей метелить. Ментура приехала и всех, кто не смылся, прибрали в КПЗ. Бомжей упаковали и до вытрезвления решили не беспокоить, потому что они уже и на ногах не стояли. А утречком оказалось, что они холодненькие, потому что вторая бутылка была не с водкой, а с метиловым спиртом. И рассказывать, за что и почему мужичка порешили, оказалось некому. Сошло все за чистую бытовуху, безо всякой раскрутки в ненужном направлении. В этом деле фактор случайности был очень большой, и Джеку, прямо скажем, повезло, что все так устроилось. Вполне могло что-нибудь не связаться. Вторая история была намного позже, и там было все куда продуманней, с меньшей импровизацией и меньшей степенью риска. Еще бы! В ней ведь нынешний шейх Абу Рустем, тогдашний Кубик-Рубик, был задействован. И бомж был более толковый, не совсем свернувшийся. Там тоже речь шла о потенциальном свидетеле. Бабка какая-то, постоянно торчавшая у окошка, углядела, что в подвале одного из подъездов какой-то склад оборудовали без вывески, куда по ночам чего-то завозят, а потом куда-то вывозят. Взяла и пошла, на свою беду и на счастье Кубика, к участковому. Мол, разберись, касатик. А касатик-то был уже капитально обашлен от господина Рустамова, который в данном подвальчике держал товар, заигранный от гуманитарной помощи, а иногда по просьбе земляков и наркоту притыривал. Само собой, что участковый пообещал разобраться, но тут же проинформировал Кубика. Кубик поначалу хотел просто склад перекинуть на другое место, но это оказалось не так-то просто. Участковый решил успокоить бабку: мол, все проверено, законность не нарушена, мирные коммерсанты честно аренду платят. Бабка на какое-то время беспокоиться перестала, но у Кубика то и дело под ложечкой сосало. Менту он, правда, зарплату прибавил и, в общем, в его надежности был уверен, на складе провел разъяснительную работу по технике безопасности, но бабка ведь, если ей чего-то в голову взбредет, могла и в отделение намылиться, и даже в прокуратуру. То есть в бабкином молчании Курбан шибко сомневался. А такие люди, как Кубик-Рубик, почитают за строгое правило: сначала режь, потом сомневайся. Конечно, проще всего было отправить к бабке пару своих хлопцев под видом сантехников или традиционного "Мосгаза". Дали бы бабке разводным ключом по кумполу - и все тип-топ. Но Кубик был человек очень осторожный. При всем том, что ребята у него были очень квалифицированные, могли они наследить, засветиться, и, так или иначе, привлечь внимание к складу и самому Кубику. Надо было задействовать посторонние силы. Не без моей помощи - что да как, рассказывать долго - Кубик нашарил постепенно спивающегося молодца, который страсть как хотел приобрести московскую прописку. Гражданину назвонили в уши, что ежели он замочит бабушку-старушку, то ему помогут получить ее квартиру. Естественно, что его подпустили только к самым дальним от Кубика "шестеркам", которые встретились с ним на какой-то бесхозной дачке не то в Малаховке, не то в Томилино. Там раскатавшего губишки юношу порадовали тем, что обеспечат ему прикрытие и автотранспорт для отхода. Этот нео-Раскольников, не мудрствуя лукаво, взял на дело плотницкий топор, свистнутый на ближайшей стройке, ковырнул дверь и, попросту вломившись ночью в квартирку, очень неумело, а потому жестоко порубал старушку. Шуму и кровищи было много, но никто, конечно, на помощь не поспешил. Благодаря этому убивец, кинув на месте злодеяния топор со своими отпечатками пальцев, дунул вниз и относительно благополучно добежал до грязного "Москвича", ждавшего его в проходном дворе. "Москвич" два дня уже как числился в угоне, выстаиваясь в гараже на той же самой дачке. Поездка оказалась не слишком долгой. Покрутившись по дворам, заехали в тупик, где тихо и скромно, соблюдая правила санитарии и гигиены, удавили дурачишку гитарной струной, после чего кинули в сменный кузов для мусоровоза, не побрезговав опрокинуть поверх покойничка пару больших мусорных бачков. Потом проехали еще пару ночных улиц, бросили "Москвич" и пересели на дожидавшуюся их "шестерку". Утром приехал мусоровоз, оставил пустой сменный кузов и забрал кузов с покойником. По-моему, нео-Раскольников так и гниет сейчас в недрах свалки. Слыхивал я и о других случаях применения бомжей на уборочной страде, но так или иначе все они работали против разного рода мелких людей. А мелкие люди, как можно догадаться, даже узнав о том, что на них готовится покушение, не смогут принять такую превентивную меру, как присылку группы боевиков на разгром противной стороны. Отсюда напрашивался вывод, что либо налет на офис и убийство Варана с Бето были никак не связаны с подготовкой "одноразового киллера" Тимофеева, либо роль бомжа была более сложной и главной целью было не убийство какой-либо мелкой фигуры, а какая-нибудь подстава или провокация против человека весьма крутого. Во всяком случае, такого, который был способен на принятие вышеупомянутого превентивного действия. Сразу возникал вопрос: а кто, собственно, мог рискнуть на такой шаг? Еще меньше чем год назад, угодив в лапы Агафона и К5 после первого возвращения в Москву и размышляя по поводу того, кто меня похитил, я был твердо убежден, что никто из господ, разбирающихся в московской конъюнктуре, не попрет против конторы Чуда-юда и даже против любой из ее низовых ячеек типа группы Варана. Разве только какие-нибудь иногородние оглоеды, не уразумевшие, что жизнь дается человеку один раз, а крутость - не каждому. Сегодня все было гораздо сложнее. О реальном положении во всей системе я никогда не имел полного представления. ВСЕ о своем деле знал только Сергей Сергеевич, и никто больше, если не считать Господа Бога. Но по многим признакам его влияние сильно пошатнулось. Нас явно меньше боялись, перед нами заметно меньше дрожали, меньше было подобострастия в голосах тех, с кем доводилось вести разговоры. С чем конкретно было связано падение влияния, я мог лишь догадываться. Но скорее всего - с деньгами. Должно быть, мы тратили больше, чем зарабатывали. И кто-то усердно помогал нам в разорении, вел против нас жестокую войну, как в России, так и за всякими там ближними и дальними кордонами. Должно быть, еще и распространяли слухи о том, что мы уже на пределе, что нас вот-вот раздавят. Не сомневался я и в том, что нас оттирают от верхов, что те люди, которые поддерживали нас в госструктурах, постепенно вытесняются другими, настроенными враждебно. А раз так, то вполне мог найтись некто, решивший, что пора нам и вовсе на покой... В общем, он, конечно, поторопился, но если мы сейчас простим эти трупы, то через недельку наших людей начнут валить по всей стране и в зарубежье. Поэтому Чудо-юдо скорее всего уже намечал какую-нибудь впечатляющую акцию возмездия. А в качестве ответственного исполнителя, возможно, намечал мою кандидатуру. Вот сейчас он сузит глаза до китайского формата, сдвинет углы рта вниз и скажет: "А ну, Димуля, хватит балдеть и пузо наедать. Пора поработать как следует. По-моему, какие-то козлы очень хотят, чтоб мы на них налетели, раздолбали и пошмаляли от души к такой-то матери!" Именно какого-нибудь такого приказа: налететь, раздолбать, пошмалять от души, я ждал от Чуда-юда. Даже был морально готов хоть сегодня куда-нибудь сгонять и отвести душу в помин Варана. Но опять не угадал. Чудо-юдо, словно бы впервые меня увидев, рассеянно пробормотал, еще не совсем оторвавшись от своих размышлений: - Ты чего тут торчишь? Иди к себе, там у тебя сейчас три бабы гуляют. Скрасишь их одиночество своим мужским обаянием. Меня не ждите. Спросят почему - отвечай, что срочные дела накатили. Я вышел из кабинета, по большому счету так и не поняв, за что мне дали втык... ХЕТ-ТРИК Когда я вернулся на кухню своих апартаментов, то был встречен не очень дружным трио, исполнявшим бабский народный хит "Вот ктой-то с горочки спустился". По частоте исполнения российскими дамами в состоянии подпития средней тяжести он уступает только суперпопулярному деревенскому романсу "Ромашки спрятались, поникли лютики". Песнопение очень соответствовало текущему моменту, ибо после заглавной фразы там говорилось: "Наверно, милый мой идет". Вике и, с некоторой натяжкой, Зинуле вполне допустимо было именовать меня "милым". Правда, я спустился не с "горочки", а всего лишь с третьего этажа на второй. Судя по моим часам, экзекуция, учиненная мне в кабинете Чудом-юдом, продолжалась менее часа, включая "тайм-аут", когда папаша над чем-то размышлял минут десять, а я пытался прикинуть, в чем же, собственно, мог напортачить. Так или иначе, но меня не было минут сорок пять. За этот относительно короткий промежуток времени милые дамы пришли в очень веселое расположение духа, поскольку успели высосать на троих поллитровку экологически чистого напитка производства завода "Кристалл". Пожалуй, даже мужская тройка не успела бы сделать это так быстро, хотя бы из эстетических соображений, поскольку в культурной пьянке главное - это общение, а зю-зю само придет. Милые дамы сидели за кухонным столиком, на котором, помимо опустевшей бутылки, стояла еще одна такая же, по-видимому, тоже обреченная на заклание. В сервировке женское начало почти не просматривалось. Девушки употребили стопки калибром 75 миллилитров (у нас с Викой в хозяйстве были рюмашки и гораздо меньшего объема), то есть, даже с учетом некоторого недолива, могли поконать бутылку максимум тремя тостами. На подготовку закуси молодицы много времени не потратили. Покромсали на ломтики черкизовскую салями из нашего холодильника и какое-то копченое сало (у нас в холодильнике такого не было), вскрыли упаковку с красной рыбкой (тоже с собой принесли), банку шпрот (по-моему, из наших запасов) и банку маринованных огурчиков иностранного производства. Даже салата никакого делать не стали. Хлеб, правда, нарезали - "чебаковскими" ломтями в два пальца толщиной. Колбасу, сало и хлеб свалили на общее блюдо, а все остальное брали вилками прямо из фабричной упаковки. Честное слово, ежели бы ко мне в гости пришли, допустим, Лосенок с Игорем Чебаковым, то мы бы наверняка приготовили стол культурнее. Хотя и Вика, и Зина при желании могли бы сделать это вполне прилично. Кстати замечу, что Вика в отличие от чистокровной Ленки готовила прекрасно. Вероятно, она унаследовала это от Танечки Кармелюк, готовку которой я сподобился попробовать некогда на даче цыгана Бахмаченко. Лариса оказалась миловидной шатенкой, немного постарше Зинки, но постройнее. Улыбка у нее оказалась очень симпатичная, хотя зубки были уже фарфоровые. Радовали глаз кудряшечки, которые у нее сами по себе завивались, без всякой химии и прочего инструмента. Конечно, она выглядела намного элегантнее и женственнее, чем Вика с ее короткой стрижкой и заметной мускулатурой на руках. В трезвом виде Лара, конечно, смотрелась бы намного интеллигентней - мне так казалось по крайней мере, - но и в подпитии отталкивающих чувств не вызывала. Печальная песнь о товарище с золотыми погонами и светлым орденом на груди, повстречавшемся лирической героине на ее жизненном пути, закончилась довольно быстро. Потому что певицы заметили мое присутствие. Я, правда, ни погон, ни ордена не имел, к тому же пребывал в паршивейшем настроении, которое Вика, даже будучи в сильно пьяном виде, могла определить безошибочно, но все-таки являлся мужиком, а следовательно, мог внести какую-то новую струю (не поймите буквально!) в это алкогольное мероприятие. - Та-ак! - воскликнула Зинуля. - Те же и Баринов. А где отец? - У себя, - ответил я устало. - Сказал, чтоб его не ждали, у него проблемы накатили. Срочные дела. - Жаль, - вздохнула Лариса. - Вот это, Димуля, - поглаживая Ларису по кудряшкам, довольно твердым языком произнесла Вика, - наша восходящая звезда! Лариса Григорьевна! Героиня сегодняшнего дня! Ее бюст отольют из бронзы, если не успеют в этом столетии, то в будущем - наверняка. - Только бюст? - Лариса уморительно хлопнула ресницами, как маленькая девочка, хотя в том, что ей за тридцатник, я был уверен. При этом она сделала весьма игривое движение, подхватив себя под груди - совсем не девчоночьего калибра, минимум четвертый номер! - мол, бюст я понимаю в узком смысле слова. - Почему? Не только бюст, - невозмутимо свинчивая пробку с бутылки, сказала Вика. - Еще ее нужно высечь на мраморной доске! - Ой, не надо! - Теперь Лариса ухватила себя за попку, как бы прикрывая ее от грядущего сечения. - Это больно, а я не мазохистка. Зинка поставила мне стопарь все того же калибра, Вика набулькала его до краев. Водка, должно быть, еще не простояла на столе после того, как ее вынули из холодильника, и прогреться не успела. Мне подумалось, что нажраться самое оно. Тогда не придется всю ночь ворочаться и мучить мозги бесплодными мыслями о том, как именно я насвинячил Чуду-юду, когда поперся консультировать Варана. Тем более что ни Варана, ни Бето с того света не вернешь. Разве только удастся "Black Box" раскочегарить... Но на это надежда была плохая. Уже около года прошло с тех пор, как "черный ящик" прибыл в Москву и был спрятан где-то в таинственных недрах ЦТМО, но, судя по всему, не фурычил. Я пару раз как бы невзначай поинтересовался у отца, как, мол, та фигулина поживает, которую я у Ахмад-хана выдернул, но Чудо-юдо только хмыкал. "Изучаем..." - и давал понять, что теперь это меня не касается. Точно так же он помалкивал и о том, продвинулось ли вперед изучение перстней Аль-Мохадов. Ежу было ясно, что после смерти Васи Лопухина это дело тоже застряло. И поточное производство "Зомби-7" в мировом масштабе отчего-то не запускалось. Нет, точно, "какая-то есть в царстве Датском гниль"! Впрочем, на роль Гамлета, чтоб разбираться в этой фигне, я не претендовал. Я человек управляемый, биоробот. Сегодня вот дозволили назюзюкаться - назюзюкаюсь. А не разрешили бы - капли в рот бы не принял. Завтра прикажут, скажем, Кэмп-Дэвид брать или там "Волжский утес" - пойду, хотя и буду знать, что ни фига из этого не выйдет. Потому что привык быть марионеткой. С детства привык. И даже если выдается возможность самому что-то решить, все время сомневаюсь. "Ох, ахти мне, да куды же я попер, с ничтожеством-то своим! Без высочайшего указа и соизволения!" - Будем! - сказал я один из самых кратких тостов, употребляемых на территории бывшего СССР, и четыре стопки, весело звякнув, столкнулись где-то над серединой стола. Хлебнул залпом все 75 граммов, не нюхая. Наколол на вилку маринованный огурчик, взял ломоть хлеба... Не, нормально пошла, клево! В общем, стакашек очень приятно повлиял на состояние моего внутреннего мира. Неприятные мысли смыл, словно дерьмо в толчок. На хрен гадать чего-то? Пить будем, гулять будем, а смерть придет - помирать будем. - Колбаски возьми, сальца! - потчевала Зинка. - Закусывай, а то развезет... Я, конечно, об этом раньше не знал ни хрена. Спасибо, просветила несмышленого! Хотя сама Зинуля еще до этой (для нее уже четвертой!) стопочки уже порядочно окосела. Вика и Лариса держались покрепче. Впрочем, в тот момент они все мне казались очень милыми. Вика опять захотела попеть и завела что-то по-украински. Ухо восприняло это примерно так: - "Знов зозули голос чуты в лиси, ластивки гнездечко звили в стриси..." Но слов, кроме нее, никто не помнил, тем более на иностранном языке. - Давай чего-нибудь попроще, - сказала Зина. - "Ромашки спрятались..." - Нет, - замахал руками я, - это слишком тяжко. И грустно. Последовал непродолжительный обмен мнениями между бабами, которые говорили одновременно, пытаясь перекричать друг друга, а потому галдели, как вороны над полями орошения. Я лично не разобрал ни одного членораздельного слова, но они каким-то образом друг друга поняли и в конце концов завыли довольно стройно: Огней так много золотых, На улицах Саратова. Парней так много холостых, А я люблю женатого! Пожалуй, в рейтинге дамско-алкогольных хитов России, после двух уже упомянутых, этот занимает третью строчку. Однако вот что еще занятно, если первые два хита не шибко трогают сердца мужиков, то третий вызывает у них некое подсознательное влечение. Особенно у женатых, которые слушают эту песню в исполнении чужих баб. Поскольку громадное большинство мужиков всех возрастов, особенно находящихся в подпитии, обладает завышенной самооценкой собственной личности - я тоже не исключение, - то как бы исподволь примеряет на себя костюмчик того счастливчика, которому признается в любви безымянная саратовская девица. А ежели исполнительница песни по ходу дела состроит этому лоху глазки, то он уже на 80 процентов убежден, будто тайная воздыхательница прямо-таки жаждет бултыхнуться в его объятия. Конечно, у меня после первой стопки еще сохранялось более-менее адекватное мировосприятие. То есть я в общем-то понимал, что бабы поют эту песню вовсе не по моему конкретному адресу, а просто так. Тем более что женатым я был на Вике, а с Зинкой, особенно в период до 1994 года, спал даже чаще, чем ее родной муж. И не украдкой, а "токмо волею пославшей мя жены", ибо Премудрая Хавронья Хрюшка Чебакова, будучи убежденной, что "мужику завсегда одной мало", - а братец Мишка это подтверждал постоянно предпочла делить своего законного мужа с сестрой-близняшкой, а не с какой-нибудь неучтенной бабой. В основном эта тактика приносила успех, и я изменял Чебаковым намного меньше, чем мог бы. Теперь, правда, такой доверительности между Викой и Зинкой уже не существовало. К тому же я и с одной Викой с трудом справлялся, потому что по сравнению с Ленкой она была куда ненасытнее. Допев до конца про всю эту "печальную историю", дружно сказали: "Ох!" - и закатились хохотом. Вика сказала. - Нормально исполнили! Я балдею. - Можно вопрос, - поинтересовался я, - что мы все-таки конкретно отмечаем? Какую такую трудовую победу? "Зомби-9" изобрели, что ли? Или еще что похлеще? - Похлеще, - сказала Зинка, у которой глаза были заметно мутноваты. - Мы потомство получили в восьмом секторе, понимаешь? Точно в те сроки, которые программировали. Здоровое и жизнеспособное. - От мышей, что ли? Или от кроликов? - хмыкнул я. - Или мышей с кроликами скрестили? - Точно, - очень трезво и без улыбки произнесла Вика. - Скрестили двуногих мышей с двуногими кроликами. На страх мировому империализму. - Вика, не надо, - тоже вполне трезвым и к тому же строгим голосом сказала Лариса. - У меня все получилось, твои предсказания не оправдались. Мы же условились не болтать о делах, правда? Зачем Дмитрию Сергеевичу забивать себе голову нашими дрязгами? - Это не дрязги. - На левой скуле Вики дернулся желвачок. - Это очень серьезно. - Правильно, - примирительно кивнула Лариса, - если хочешь обсуждать результаты нашей работы серьезно, то не надо делать это во хмелю. В прошлом году у Зины были такие же сомнения, но теперь мы с ней единомышленницы. Ты слишком эмоционально подходишь к научным исследованиям. Верно, Зинуля? - Верно, - осоловело пробормотала Чебакова с родинкой. - Давайте еще по одной, а? - Наливай! - приказала Вика, и я разлил в рюмки по 50 граммов, после чего бутылка опустела. Ничего неожиданного в том не было, все по науке: первый тост в моем присутствии - 75x4=300, второй - 50x4=200, и поллитры как не бывало. Правда, приняв на грудь всего 125 за два раза, я особо не ослаб, а вот Зинуля ощутила усталость. Она облокотилась на стол, подперла ладонями подбородок и сказала, дав очень верную оценку своему состоянию: - Совсем бухая... - Это точно, - согласилась Вика, - идем, провожу тебя баиньки. - Отстань. Пусть Димуля проводит! - Может быть, лучше я? - предложила свои услуги Лариса. - Чтоб без ссоры, без спору? - Димулю хочу! - грозно заявила Зинка и грохнула кулаком по столу, должно быть, копируя своего папашу старого шабашника Ивана Михалыча Чебакова, царствие ему небесное. Небось именно так он громыхал, поддавши: "Кто в доме хозяин?!", раздавал затрещины Игоряшке, Ленке и Зинке, а также иным образом буянил, пока не появлялась могучая Валентина Павловна и не отправляла супруга в глубокий нокаут. Когда-нибудь, лет через двадцать пять, Зинуля станет такой же массивной и багровой. И Ленка, если Чудо-юдо когда-нибудь ее вернет. - Хотеть не вредно, - пробурчала Вика, посмотрев на меня, как Ленин на буржуазию. - Ладно, отведи ее, а мы тут с Ларисой приберемся... Идти надо было всего ничего - по коридору из одного конца этажа в другой. Однако Зинуля неважно управляла своими ногами, и они водили ее от стенки к стенке. Чтобы она хотя бы приблизительно шла по прямой, пришлось обнять ее за талию. Зинке это понравилось, я тоже не испытывал особого неудобства. Охранники, дежурившие в коридоре, делали вид, что не замечают, в каком состоянии находится заместитель директора ЦТМО. Чудо-юдо не держал на службе непонятливых. Некоторое время Зинуля не издавала каких-либо членораздельных звуков, только сопела, невнятно хихикала каким-то непричесанным мыслям, бродившим в ее гривастой белокурой головке, и изредка произносила что-то похожее на матюки, когда ноги у нее в очередной раз заплетались. Однако, когда мы прошли уже половину пути и миновали главную лестницу, ведущую от центрального подъезда в покои Чуда-юда, Чебакова с родинкой пробормотала: - Тошно. Я подумал, что надо поворачивать к туалету, который располагался неподалеку от зала для приемов. Но Зинка имела в виду совсем другое. - Думаешь, меня тошнит? Ни фига подобного. Мне не физически тошно, а нравственно... - Отчего? - От всего. От дворца этого, от Мишки, от пира этого чумного... - От меня тоже тошно? - Нет, от тебя не тошно. Ты хороший. А мы - сволочи. Прислушиваться и искать какой-то смысл в болтовне бабы, принявшей примерно 300 граммов, - дело неблагодарное. Особенно если и сам не совсем как стеклышко. Но тем не менее, я, в общем и целом, был не пьян. Меня отчего-то заинтересовали Зинкины речуги. - Это почему это вы сволочи? - А потому. Потому что делаем всякую дрянь и радуемся. Хошь скажу, отчего Лариска ликует? - Скажи, если сумеешь. И если это можно, конечно. - И скажу! Думаешь, я папашу испугаюсь? Хрена с два! Пусть ему твоя микросхема все доложит. Я ему уже и в лицо говорила: пакости мы изобретаем. Возможно, вообще нам черти все это подсовывают, а мы души губим. Свои и чужие тоже... Так вот: восьмой сектор сегодня сделал хет-трик, понял? О том, что хет-триком называется ситуация, когда один футболист забивает три гола в матче, я слышал, хотя в последнее время футболом не интересовался. Но при чем тут 8-й сектор? Там что - футболистов обучают по методикам Чуда-юда? Вслух я спросил: - Чего-чего? Хет-трах? Но Зинка не улыбнулась. Она уже больше не хихикала. Более того, ее явно переполняла ярость. - Лариска получила потомство от трех пар людей, прошедших полный курс инъекций "Зомби-8", понял? - прошипела она. - А я запрограммировала день их рождения. Усек? - Ну и что? - Я не воспринял это как нечто экстраординарное. Наверно, 125 граммов все-таки сказывались. - Как что? Сегодня, точно в 12.00, родились первые в мире наследственные зомби. Три мальчика, поведение которых контролировалось еще в утробе. Каждый по четыре килограмма ровно. С точностью до миллиграмма одинаковые. Потому что их развитием управляли еще в пузе. Я ими управляла. Понял? - А Вика? - Вика нам на мозги капала в основном. Убеждала, что из этой затеи ни хрена не выйдет. А потом, когда стало ясно, что получается, стала орать, что мы изверги. И она права, зараза... Надо сказать, что, просвещая меня, Зинуля даже потрезвела. И язык почти не заплетался, и ноги шли ровнее. Когда мы вошли в апартаменты Мишки и Зинки, то сразу услышали галдеж из детской. Само собой, что обе пары двойняшек, предоставленные сами себе, от души балдели. Когда на четверых сорок лет - это прекрасно. Я надеялся, что потомство не обратит внимания на предков и мне спокойно удастся довести Зинулю до спальни. Просто для того, чтоб она улеглась и отдохнула. Оставаться с ней я не собирался. В конце концов давать Вике лишний повод для сопений было излишне, да и какой кайф тормошить хмельную бабу? У которой, кстати, тоже настроение неустойчивое. Да и возиться в спальне, когда ребятня по комнатам носится, - не в масть. Однако прошмыгнуть незамеченными не удалось. Иришка выглянула первой, а за ней из дверей детской высунулись еще три бариново-чебаковских гибрида. Их развитием никто и никогда толком не управлял: ни в утробе, ни после появления на свет Божий. - Мама пришла! - завизжали все четверо. Хотя Зинка, строго говоря, была мамой только Сережке и Ирке. Катька с Колькой, как уже поминалось, Вику принципиально называли тетей. Отчего-то я подумал, что не худо бы пристроить Вике какой-нибудь опознаватель типа того, что заставлял родственников Брауна признавать за своего Майка Атвуда. Поросята окружили нас, поначалу с улыбками на мордочках. Но тут все та же Иришка нахмурилась и по-взрослому строго спросила: - Вы что, водку пили? - Ага, - произнесла Зинка упавшим голосом. - Немножко... - Множко! - безапелляционно произнесла Иришка. - Ты шатаешься. - Я устала... - пробормотала Зинуля. - Пап, - посоветовал Колька, - уложи ее спать. А то она сейчас начнет оправдываться и врать. - Правильно, - кивнул Сергей Михалыч, поддержав кузена, - пусть спит. Это лучше, чем по дому шататься и околесицу нести, - А утром у нее голова болеть будет, - добавила Катюха. - Сейчас, сейчас, - поспешно поворачивая Зинулю в сторону спальни, заверил я, - сейчас она спать ляжет. - Я сама! - Зинуля попробовала меня отпихнуть и чуть не упала. - Пошли, пошли... - У меня аж уши горели от стыдобушки. Очень неловко было перед ребятней, будто это я Зинку напоил. В спальне я закатил Зинку на неразобранную кровать, сняв с нее туфли. Она что-то пробормотала, повернулась на бок и захрапела. Когда я вернулся в гостиную, маломерные Бариновы рядком сидели на диване и что-то обсуждали полушепотом. Увидев меня, они примолкли. Колька ткнул в бок Сережку, а тот Ирку: мол, говори! - Дядя Дима, - с некоторым волнением произнесла Михайловна, - мы тут сейчас подумали, что... Иришка засмущалась и осеклась, но зато духу набралась Катька и выпалила: - Тебе надо за маму Зину замуж выйти! А тетя Вика пусть на дяде Мише женится. - Ага, - подтвердил Сережка, - разве это папка? То его вообще дома нет, то пьяный приходит, как дурак, и в штаны писает. - А так мы будем все вместе жить, - сказала Иришка. - Ты все равно нашу маму любишь больше, чем Вику. Потому что мама на тетю Лену похожа. У Кольки, кажется, было свое особое мнение. Он дождался, пока все протараторят, и выдал на-гора: - Тетя Вика тоже пусть остается. Она стреляет классно и карате знает. Даже в футбол играть умеет. А дядя Миша пусть за Люську выходит. - Да он с ней совсем сопьется! - совершенно как взрослая баба, вздохнула Иришка. - Нет уж, пусть лучше папка на Вике женится. Она его спортом заниматься заставит, и он перестанет водку пить. И еще Вика Люське этой противной по морде надает. Осведомленность молодого поколения была просто обалденная. Я лично аж онемел минуты на две, пока господа поросята и поросюшки выступали в прениях. Точно, с ними не соскучишься... Я, правда, был не в курсе, какие нынче существуют детские организации для октябрятского возраста: "августята", может быть, или "демокрята" какие-нибудь, опять-таки, не знал, чему там учат и какие морально-нравственные качества прививают, но то, как эти младенцы рассуждали, показывало, что новым мышлением эти граждане уже прониклись и готовность принимать нестандартные решения у них очень высокая. - Знаете что, юноши и девушки, - сказал я, когда ко мне вернулся дар речи. - Этот вопрос сложный. Его надо решать спокойно, по-деловому, без спешки и оголтелости. Кому на ком жениться и кому за кого замуж выходить, мы еще подумаем. Тем более что я тут только сам по себе, мама Зина в отрубе, дядя Миша где-то гуляет, а тетя Вика посуду мост. Да дедушка еще есть, который тоже может не согласиться. Отложим это дело, а? Молчание - знак согласия. Теперь вопрос практический к лично моим детям: где вы собираетесь ночевать? Здесь или дома? - Зде-есь! - завизжали Колька и Катька. - Места хватит? - Конечно! - пискнула Иришка. - Мы в "комнату страха" играть будем. - Только не визжите, а то маму разбудите. С чувством исполненного родительского долга я покинул Зинкины апартаменты и отправился восвояси. В родных пенатах обстановка несколько изменилась, но Лариса еще находилась там и, похоже, вовсе уходить не собиралась. Они с Викой убрали и помыли посуду, налили по здоровенной чашке кофе и, отхлебывая его помаленьку, вели беседу вполне трезвыми голосами. Больше того, это была научная дискуссия. На меня они почти не обратили внимания. Ну, подумаешь, пришел тут какой-то полуграмотный. Поэтому я даже не стал возвращаться на кухню, а сразу проскочил в койку. Мне казалось, что я сумею быстро задремать и, глядишь, до утра отосплюсь нормально. Однако не угадал. Бабы, которые в момент моего прихода говорили спокойно и вполголоса, вдруг перешли на повышенные тона. - Ты так говоришь, потому что ошиблась! - раздраженно воскликнула Лариса. - По-моему, уже достаточно ясно, что правы мы с Зиной. Мы экспериментально доказали свою правоту. А ты уперлась в свои дурацкие предположения, под которыми нет никакой рациональной основы, - и хоть кол на голове теши! Просто не хочешь признать, что проиграла, вот и все! - Я? Проиграла? - вскричала Вика. - Конечно! Вспомни, что ты говорила год назад, когда Чудо-юдо дал добро на эксперимент? Кстати, тогда и Зина была на твоей стороне. Как же вы тогда на меня набросились! Хорошо еще, что Сергей Сергеевич вас остановил, а то бы на части разорвали. У него, слава Богу, хватило ума настоять на продолжении работы. И сейчас мы имеем то, что имеем! - А что мы имеем? - вызывающе спросила Вика. - Ты же, по сути дела, толком не поняла, какие результаты получила. И вследствие чего эти результаты получились такими, а не иными, ты тоже не представляешь. Потому что ты биолог, генетик, а не нейролингвист. Больше того, ты вообще в данном случае больше выполняла функции зоотехника - ни больше и ни меньше. - Ты пытаешься меня оскорбить, потому что завидуешь, - зло усмехнулась Лариса. - Элементарно завидуешь. И поскольку сказать по делу тебе нечего, лезешь в бутылку, выдумываешь какие-то псевдоаргументы. Вроде того, что в ход эксперимента вмешались какие-то потусторонние силы, чуть ли не сверхъестественного происхождения. - Псевдоаргументы? - Вика прямо-таки кипела, я даже издалека, находясь в спальне, чуял это по голосу. - Это, милая моя, объективные физические параметры. И есть четкая корреляция... - ...Которая может быть чисто случайным совпадением. - По девятнадцати позициям? Случайность? - Бывает, когда и большее число совпадений не устанавливает закономерности. - Я тебе уже все нарисовала на салфетке. И мне уже сейчас ясно, что все Зинкины сеансы программирования сопровождались изменениями в спецпомещении с "Black Box'ом". По времени они совпадают почти до секунды. Сон начал постепенно отступать. Хотя я еще не очень врубился в суть бабьей перепалки, мне стало интересно. К сожалению, после того как Вика громко проорала последнюю фразу, они вновь перешли на спокойный тон, и я минут десять слушал их, очень плохо различая лишь отдельные слова, по которым было трудно разобрать, о чем речь. По интонациям, правда, мне удалось понять, что научные бабы не то вычисляют чего-то, не то чертят некие графики на салфетках. После этого десятиминутного затишья ор возобновился: - Ерунда все это! - упрямо выкрикнула Лариса. - Ладно, допустим, что все эти колебания температуры и давления, изменения в напряженности электромагнитного поля, а также все прочие явления в спецпомещении, где хранится "Black Box", каким-то образом связаны с его деятельностью. Хотя и это еще нелегко доказать. Хорошо, я даже готова допустить, что все эти выбросы, совпадающие по времени с сеансами работы Зины на ГВЭПе, имеют какое-то отношение к "ящику". Ну и что? Почему ты считаешь, что он вмешивался в управление эмбрионами? Вполне возможно, что он просто реагировал на включение ГВЭПа. Так, как компас реагирует на металл. И все! - В ЦТМО, - громко сказала Вика, - ежедневно включают ГВЭПы. Их больше десятка, причем есть намного более мощные, чем ГВЭП-10с, на котором работала Зина. Диапазон частот у всех ГВЭПов примерно одинаковый и довольно узкий. Многие из генераторов расположены гораздо ближе к спецпомещению "ББ", чем восьмой сектор. Спецпомещение, между прочим, находится в бывшем бомбоубежище тяжелого типа. Бетонный бункер заглублен на двенадцать метров, непосредственно камера, где находится "Black Box", имеет толщину стен полтора метра, двери двойные, раздвижные, с освинцовкой. Вокруг "ящика", чтоб тебе было известно, имеется трехслойная защитная сфера, наглухо герметизированная и практически полностью экранированная от волнового воздействия. По крайней мере, тех видов, которые известны. Я, конечно, не физик, но у нас их полно, и они убеждены, что даже если бы самый мощный ГВЭП-25мс врубили непосредственно в спецпомещении "ББ", не фокусируя на сферу, то напряженность поля внутри ее могла измениться лишь ничтожным образом. А ваш восьмой сектор находится черт знает где, почти в двухстах метрах, причем на поверхности земли. Тем не менее на каждое Зинкино включение "ящик" реагировал. Неужели тебе это еще неясно? - Ну ладно, - отнюдь не уступчиво произнесла Лариса, - поверю, что "ящик" реагировал только на включение ГВЭПа в восьмом секторе. Но где у тебя доказательства того, что он "вмешивался" в нашу работу? И вообще извини меня, как эта штука может во что-то вмешаться? Я, правда, мало что о ней слышала и никогда не видала. Ты что, считаешь, что она обладает интеллектом? У тебя есть подтверждения? - Да не знаю я, что это такое! - взвыла Вика. - Не знаю! И прямых доказательств насчет интеллектуальности "ящика" не имею. Но могу предположить, что раз такой объект избирательно реагирует на вашу деятельность в восьмом секторе, значит какая-то связь между ним и сеансами управления плодами есть! "Ящик" работает одновременно с Зинкиным ГВЭПом. Вот это я знаю точно. Теперь мне в общих чертах стало ясно, куда гнет Вика. Мол, нечего тебе ликовать, Лариска, вовсе не вы управляли внутриутробным развитием сегодняшних новорожденных, a "Black Box". На хрен ему это было нужно вопрос особый. Но Лариса, как оказалось, была жутко упрямой бабой. - Хорошо, - воскликнула она, - связь есть, и я даже готова условно принять за истину то, что она не случайна. Но почему тогда, если "ящик" вмешивался, мы не видели никаких отклонений от того, что задумали? Ведь все шло исключительно так, как программировала Зинаида. - То-то и оно, - выкрикнула Вика, - что по сравнению с вашими экспериментами на мышах, которые вы с Зинулей вели прошлым летом, все шло слишком гладко. Сколько у вас тогда мышек сдохло? Сколько мышат оказались мертворожденными или нежизнеспособными? Между прочим, при той же самой базовой программе, которую Зинуля на моих глазах наскоро переделывала "под людей". - Не забывай, что мы не изучали мышей столь же подробно, как девочек. Могли какие-то внутренние факторы повлиять. А потом последняя серия экспериментов с мышками прошла безукоризненно. В ноябре прошлого года. - И именно тогда было принято окончательное решение на этот нынешний опыт. Вопреки тому, что мы с Зинкой тебе говорили. - А что вы говорили? Что Зинкина программа еще "сырая"? Ну вот она ее и доработала. Наверно, она могла быть лучше, если б вы над ней посидели вместе. Но эта программа для "мышиного", так сказать, уровня была вполне работоспособной. Поэтому последняя серия удалась отлично. Будь покойна, если б Сергей Сергеевич не был уверен в успехе, если б даже чуть-чуть сомневался, то ни за что не разрешил бы экспериментировать на людях. Между прочим, он несколько дней изучал наши отчеты, все эти ваши с Зинкой докладные и "особые мнения", задавал мне вопросы. И пришел к выводу, что программа сработала без сучка и без задоринки. - Да, но это было уже после того, как был привезен "Black Box", - сказала Вика. - Его привезли в октябре. Он вполне мог вмешаться уже на этом этапе... А до этого, если судить по вашим отчетам, от 30 до 70 процентов мышей дохли или получали наследственные патологии. С чего это в последний раз получилось 100 процентов нормальных? - Зинуля же совершенствовала программу... - Эти усовершенствования, знаешь ли, напоминали покраску стен в доме, у которого крыши нет. Вам надо было еще лет десять, не меньше, ее дорабатывать... - Ну хорошо, пусть нам помог "черный ящик", - раздраженно проворчала Лариса. - Ну и что? Ведь помог, не напортил?! - А с чего это он взялся помогать? Ты ему что, премию обещала? - яростно вскричала Вика. - Какая нам разница? Допустим, просто из филантропии... - Ты такую поговорочку слышала. "Бойтесь данайцев, дары приносящих"? - Нет, мы это не проходили, - проиронизировала Лариса. - Мы естественники, сухари, вивисекторы. Лягушек режем, мышей морим... Но могу сказать, что тебе твое гуманитарное образование, как и Зине, порядочно мешает. Все время в какую-то политику, мистику, философию лезете. Ищете то, чего нет. Еще бы прямо сказала, что "черный ящик" - порождение Сатаны, сосуд дьявольский или еще какая нечистая сила. Ну, на худой конец какая-нибудь гадость, заброшенная гнусными инопланетянами, прямо-таки жаждущими нашу Землю-матушку колонизировать, а род людской ликвидировать как класс. - Между прочим, это действительно вещь внеземного происхождения. - Вполне допускаю. Но почему подозревать, что это некая "мина замедленного действия"? Ничего плохого пока от него не видели. Никто ничем смертельным от него не заразился, радиацию он не испускает, компьютеры не портит. А если правда, что он умеет выполнять желания, как лампа Аладдина, то это вообще прелесть. - Понимаешь, Лариса, ты этот "ящик" воспринимаешь, как вещь, в крайнем случае как сложный компьютер с искусственным интеллектом. То есть такую штуку, которая всецело подчиняется только физическим законам, которую можно путем определенного порядка действий включить, настроить, перепрограммировать, отключить. И если этот порядок не нарушается, а сама машина исправна, то она неизбежно будет управляемой и предсказуемой. Но ведь это может быть и разумное существо, которому присущи эмоции, воля, целеустремленность, которое может само выбрать, подчиняться или не подчиняться командам. Мы уже год изучаем материалы исследований, которым он подвергался в 70-80-х годах, просматриваем Димину память, в которой об этом "ящике" или "камне" много чего содержится. Мы облепили "Black Box" кучей датчиков, изучаем изменения в среде, которая его окружает. И хотя ничего еще толком не добились, но все-таки кое-какие впечатления уже имеются. В общем, я чувствую, что это не машина. - Который час, а? - спросила Лариса. - Я чувствую, что мне надо идти спать ложиться. А то завтра на работу просплю. - У тебя там дежурит кто-нибудь ночью? - Конечно. И педиатр, и гинеколог, и сестры. Если будут осложнения у мамочек или детишек, мне позвонят. Ну, до завтра! Лариса ушла, а Вика, побрякав немного на кухне - должно быть, кружки мыла, - погасила свет и притопала в спальню. - Спишь? - спросила Вика. Можно было промолчать, и она бы поверила, будто я сплю. Но уж больно любопытные вещи мне довелось услышать. - Вы бы и мертвого разбудили, - с деланной суровостью проворчал я. - Крику наделали - хорошо, что дети у Зинки спать остались. А то бы напугались небось. - Ты что-нибудь понял? - Понял кое-что. Ты Чуду-юду об этих сомнениях докладывала? - Неоднократно. Правда, пока не все, а только о корреляции между изменениями среды вокруг "ящика" и Зинкиными сеансами по управлению внутриутробным развитием этих несчастных. - Ну и что? - Пока ничего. Поздравил Ларку и Зинку с успехом. - А надо было поздравлять "Black Box"? - Думаю, что да. Хотя еще не понимаю, как ему это удается. Зинка работает ГВЭПом в режиме "У" (управление личностью), чередуя его с "Н" (наблюдение). При "У" энергия расходуется, при "Н" - восполняется. То есть имеют место колебательные процессы, которые по идее, если между работающим ГВЭПом и "ящиком" устанавливается контакт, должны были каким-то образом отразиться и на состоянии среды вокруг "ящика". То есть при работе ГВЭПа в плюсовом режиме температура воздуха вокруг ящика должна была повышаться, а при минусовом - снижаться. То есть получалась бы синусоидальная кривая. И в электростатическом поле вокруг ящика тоже должны были эти колебания отмечаться. Ан нет, синусоидальных колебаний через ноль датчики не регистрируют. Только быстрое повышение температуры и давления, скачок вверх напряженности поля и еще некоторых показателей в момент включения ГВЭПа, потом стабилизация на этом уровне на весь период Зинкиной работы, столь же быстрое падение всех параметров до прежнего уровня и стабилизация в таком виде до следующего сеанса. Для наглядности Вика вычертила указательным пальцем фигуру. - Понятно, - сказал я, позевывая, несмотря на определенный интерес ко всему этому делу. - Стало быть, тут у тебя тоже нет уверенности. - Наоборот, есть. Только попробуй втолковать это Лариске. Упрямая, самодовольная. А того не понимает, что, может быть, мы из-за ее научных интересов сунулись к черту в зубы. - Зинка, когда ее провожал, тоже что-то бормотала насчет чертей. Мол, они нам все это подсовывают, а мы и свои души губим, и чужие. - А трезвая поддакивает Лариске и Чуду-юду. Лариска - дура. Ей просто интересно, в какой степени можно влиять на формирование плода через мозговую деятельность матери, можно ли воздействовать на генетическую информацию нейролингвистическими методами. Чудо-юдо вытащил ее из какого-то загибающегося института, запер здесь наглухо, что называется, в золотой клетке: коттедж, все удобства, ребенок в школе, мужу нашли место в какой-то ремонтной службе. Она готова в лепешку расшибиться. Тем более что у нее довольно узкий участок работы и многого она просто не знает. Зинка хуже. Она все понимает, ей вся пакость нашего заведения известна, она может повлиять на Чудо-юдо, он ее слушает и, если почувствует, что Зинка нажимает, - делает, как она скажет. Но на сей раз она в лучшем случае мямлит, что, мол, не надо торопиться. Хотя не хуже меня знает, что ее программа не могла дать такого стопроцентного успеха. - Слушай, а может, это ты зазря паникуешь? - Нет, не зря. У меня вообще создается впечатление, что сейчас работой всего ЦТМО управляет "Black Box"... ЗАДАЧА Утром я проснулся от телефонного звонка. Время было армейское: 6.00. Я продрал глаза с большим трудом, потому что поспать удалось всего часиков пять или даже меньше. Проболтали почти до часу ночи, да еще и потрахались маленько на сон грядущий. Звонил внутренний, и даже спросонья, причем немного похмельного, я сразу сообразил, что это Чуду-юду неймется. Вика сонно заворочалась и проворчала: - Совсем сдурел, старый хрыч! Я так не считал. Во-первых, вчерашний разговор явно должен был вызвать некие последствия, а потому звонок в шесть утра был вполне предсказуемым явлением. А во-вторых, несмотря на то, что отцу уже стукнуло 58, он меньше всего подходил под определение "старый хрыч". Он никогда ни на что не жаловался, неизменно пробегал с утра по три километра, а с гирьками по два пуда делал все, что хотел. Когда я однажды увидел серию его ударов по мешку, то подумал, что ему еще и Тайсона под силу нокаутировать, если б, конечно, тот подставился. - С добрым утром! - глуховато произнес Чудо-юдо. - Проспался после пьянки? - Относительно. - Ничего, сейчас встряхнешься. Поднимайся ко мне. В любой форме одежды. Это немного обрадовало: может, даст время переодеться и пожрать, прежде чем пошлет куда-то. В том, что пошлет, и в том, что моя спокойная и размеренная жизнь прекращается, сомневаться не приходилось. Для страховки я все-таки напялил тренировочный костюм и кроссовки. По коридорам и лестнице пробежался бегом. - Пришел? - сказал Чудо-юдо, когда я закрыл за собой дверь его кабинета. Садись, слушай внимательно и запоминай. Надо будет работать быстро, даже нахально местами, но строго так, как я скажу. Конечно, в тех узловых моментах, которые выделю. Все не предусмотришь, но все-таки постарайся особо не отсебятничать даже в частностях. К сожалению, связь по РНС держать не будем. Кто-то на этом канале повис, а перекодировать его времени нет. Так что поправлять тебя по ходу дела не сумею. Перехожу к сути задачи... У Чуда-юда были воспаленные глаза, нельзя сказать, чтоб он совсем уж плохо выглядел, но наверняка прошедшей ночью он спал намного меньше меня, а скорее всего вообще не спал. - Первый узловой пункт. Один мой старый, но нехороший знакомый Абдулвахид Мирзоевич Максудов, более известный, как "Равалпинди", ибо большую часть времени проводит в этом городе, прилетел в Москву под именем пакистанского коммерсанта Джавад-хана. Сегодня вечером или завтра утром он улетает в Швейцарию. Известно, что при Равалпинди, этом известном паскуднике, имеется атташе-кейс с очень важными и опасными для нас бумагами, которые не должны попасть туда, куда он их везет. Бумаги эти обязательно нужно уничтожить. Начисто, чтоб и крошки пепла не осталось. Потому что это подлинники, на которых кое-где стоят нежелательные для нас автографы. - Это имеет какое-то отношение к фонду О'Брайенов? - спросил я, припомнив, что в Швейцарии у нашего семейства были кое-какие дела, благодаря которым меня, собственно, и женили на мисс Вик Мэллори. - Лишний вопрос, - нахмурился Чудо-юдо. - Повторяю, бумаги должны исчезнуть и желательно вместе с Равалпинди. Но трупа его никто и никогда найти не должен. - Уловил. - Не торопись, я еще не изложил твою задачу. Самолет Равалпинди, как я тебе говорил, вылетает либо сегодня вечером, либо завтра утром. Это мы знаем. Но точного времени еще не установили. Во-первых, потому что сам Равалпинди его еще не определил. Самолет частный. А во-вторых, потому что Абдулка парень хитрый и может заготовить запасной вариант с отлетом на рейсовом. - А он не может вообще сегодня утром улететь? - Здравый вопрос неинформированного человека. Отвечаю: не может. В данный момент он еще не получил кое-какие дополнительные, но очень важные материалы, которые ему достали вчера при налете на офис Варана. - Что ж там такого важного могло быть? - удивился я. - Это не твое дело. - Как это "не мое"? Я вообще должен знать, что искать, если ты мне поручаешь уничтожить документы. Тем более целиком и полностью. - Тебе надо знать ровно столько, сколько положено. И будь добр дослушать до конца, не перебивая. - Как скажешь... - Так вот, материалы, без которых юридическая ценность бумаг, содержащихся у Равалпинди, падает на 70 процентов, были добыты по заказу совсем другой конторы. Заказчики, заметим, пожадничали. Они воспользовались тем, что имели дело с малограмотными людьми, и установили какую-то смехотворную цену за услуги. Десять тысяч баксов примерно. Но у Равалпинди в Москве много друзей. В том числе и в той конторке, которая выполняла заказ по Варану. Узнав о заказе, они проинформировали босса, и тот тут же предложил миллион. Само собой, что эти несчастные заежились и пошли враздрай. Одним показалось мало и миллиона, другие заорали: "Годится!", третьи напомнили, что первый заказчик на перо поставить может и лучше десять в кармане, чем миллион в небе... Ситуация ясна? Короче, Равалпинди ждет итогов этого внутриконторного толковища, которое запросто может перейти в разборку. Номинально там есть какой-то пахан, но он сейчас медленно подыхает от цирроза печени. Минимум четыре бригадира оспаривают первенство, и предсказать исход базара очень нелегко. Само толковище начинается в девять утра, во всяком случае, к этому самому времени на одну скромную дачку съедутся основные. В принципе Равалпинди будет ждать их даже до завтрашнего утра, но не дольше. Если он не появится в Цюрихе со своим кейсом до полудня, то шансов выиграть дело у него не будет никаких. Поэтому он улетит утром, даже если будет иметь только то, что имеет сейчас. Все-таки 30 процентов лучше, чем ни шиша. Ясно, что ребята, в руках которых сейчас находятся остальные семьдесят, сразу не договорятся. Представителю Равалпинди дали связной телефон, по которому он должен позвонить в 11.00. Это первый контрольный срок. Потом он должен позвонить в час дня и в дальнейшем беспокоить их каждые два часа. По идее, эта шобла, даже придя к общему знаменателю (в том смысле, что сочтет нужным продать материалы Равалпинди), помаринует его до последнего. То есть минимум до вечера. Могут запросить два, пять, десять миллионов, а кроме того, оговорить наиболее выгодные для себя условия передачи материалов. В смысле того, чтоб их в последний момент не кинули. Улавливаешь логику? - Еще нет, - сказал я, хотя кое-что уже начинало проясняться. - Сейчас уловишь. На эту самую дачу придется наведаться тебе. Днем, где-то в 10.30 для страховки. То есть чуть больше, чем через четыре часа. Разумеется, не одному, а с хорошей и дружной компанией. В нее войдет оператор ГВЭП, который, надо полагать, будет основной фигурой, а также Ваня и Валет в качестве грубой традиционной силы. - Не мало ли будет? - посомневался я. - Вряд ли там, на толковище этом, соберутся только четверо основных. Если каждый приедет с парой телохранителей, то уже дюжина наберется. Конечно, я понимаю, что ГВЭПом, наверно, можно всю дачу в пыль превратить, но тебе это почему-то делать не хочется. - Тут ты прав. Мне этого делать не хочется. Потому что мне очень нужно и чтобы дача осталась более-менее целой, и чтобы кое-кто из обитателей ее уцелел. Больше того, никакой стрельбы с нашей стороны желательно не допускать. Только в случае какой-либо экстренной, совершенно необходимой необходимости... Затем Чудо-юдо популярно объяснил мне, как и что делать дальше, вручил план местности, где находилась дача, и рассказал, как туда проехать. Инструктаж он закончил ровно в 7.00, после чего объявил, что внизу меня ждет Лосенок. Я не задавал вопросов, можно ли пожрать. Согласно диспозиции Чуда-юда, Лосенок должен был быстренько подбросить меня в ЦТМО, где имелся вертолетный круг. Уже к 7.30 вся группа должна быть экипирована и занять места в вертолете. Вертолету положено доставить нас на небольшую поляну, примерно в десяти километрах отдачи, к 8.00. Оттуда мы, уже пешкодралом, через лес, обязаны добраться до нее к 10.30. Лосенок, видя мой встрепанный и небритый вид, посочувствовал: - Опять беготня? - Так точно, - кивнул я, - и на голодное брюхо к тому же. Ехать от дворца до Центра было всего ничего, говорить было некогда, да и не следовало. Лосенок, конечно, службу знал, помалкивал, само собой, не интересуясь, какая беготня начинается. А я почему-то опять вспомнил, что где-то там, в параллельном потоке времени, Юрка уже девять месяцев как покоился на кладбище. Впрочем, черт его знает, может быть, там вся Земля разлетелась на атомы, и июль 1997 года вообще не наступил. Экипировался я там же, где почти три года назад собирался в другую "поездку". Тогда, когда вез перстни Аль-Мохадов на некий полигон, но в результате попал в Нижнелыжье, а затем угодил в сибирское логово Сарториуса. Ничего хорошего о той экспедиции мне не вспоминалось, а плохого вспоминалось много. Тогда все четверо бойцов из СБ ЦТМО, которые ехали под моей командой, были перебиты. А выглядели, между прочим, крутыми профессионалами. Уж во всяком случае, намного круче Вани и Валета. Правда, я еще после прошлогоднею наезда в Афган знал, что на самом деле юные "зомби" стоят взвода профессионального спецназа. Вместе с тем мне припоминалось и то, как легко они могут сменить хозяина. Именно так произошло там, во время экспедиции к объекту "Котловина". Оператор ГВЭП по имени Богдан был мне тоже знаком. Правда, он об этом не догадывался, потому что был искренне убежден, что видит меня в первый раз. И был прав, ибо я-то его знал по работе у "Котловины", а этот Богдан там не был. В отличие от покойного Васи Лопухина Богдан выглядел посолиднее, покрепче, и можно было не сомневаться, что и безо всякого ГВЭПа может за себя постоять. К слову сказать, футляр, висевший на ремне у Богдана, был явно другой формы, чем у известного мне ГВЭП-12п. - Новый? - спросил я, ткнув пальцем в прибор. - Именно, - кивнул оператор. - ГВЭП-14пм. Допущен только я, поэтому подробного рассказа не получится. Для начала было неплохо. Мне сразу пришла в голову неважнецкая мысль о том, что будет, если какой-то нехороший человек случайно завалит оператора раньше, чем тот выполнит свою часть работы. Я поскорее отогнал это неприятное видение подальше. В общем, для работы в лесу мы были неплохо наряжены. Причем именно для этой жаркой, сухой погоды. Относительно легкие броники на голое тело, поверх камуфляжка, на ноги кроссовки. На голову кепочки армейского образца. Знаков различия никаких. Оружие у всех одинаковое, 9-миллиметровые "кобры" "ПП-90" и "ПСМ". Магазинов взяли по четыре на ствол. Предполагалось, что этого хватит. В 7.30 вертолет снялся с круга и потащил нас в нужном направлении. Никто меня, конечно, ни о чем не спрашивал. Летчики в салон не входили и старательно делали вид, будто гонят пустую "вертушку". Вертолет, судя по всему, был военный, но с пассажирскими креслами, что позволило долететь с комфортом. Наши тоже вели себя скромно, не выпендривались и не производили шума. Я помаленьку разглядывал карту, полученную от Чуда-юда, и делал вид, будто ужасно ей заинтересовался. Ваня и Валет вообще не интересовались ровным счетом ничем, как им было и положено, а Богдан читал прихваченную с собой газетку, точь-в-точь как делал бы это в электричке. Полчаса в воздухе тянулись очень долго, я даже забеспокоился про себя, не опоздаем ли мы минут на двадцать. Однако на живописную полянку мы, как ни странно, прибыли тютелька в тютельку. Вертолет не садился, завис на паре метров, и оттуда мы спрыгнули на травку. Потом, быстренько сориентировавшись на местности, торопливо юркнули в лес и двинулись туда, где за лесом находилась весьма уединенная дачка. КВАРТЕТ ИГРАЕТ, БОГДАН СОЛИРУЕТ Шли быстрым шагом, гуськом. Сначала по тропинке, а потом, пройдя примерно пару километров, свернули с нее вправо. Сделали мы это, как было предписано Сергеем Сергеевичем, у большого муравейника, располагавшегося под сосной. Именно там для нашей команды оставил условные знаки некий анонимный хороший человек, благодаря которому мы были информированы о шашнях Равалпинди и той самой конторы, которая сейчас собиралась проводить сходнячок-междусобойчик. Чудо-юдо дал мне минуту поглядеть на его фотографию, дабы я знал, что этого товарища желательно оставить в живых, но при этом и постараться не засветить. Этот самый "засланный казачок", дабы мы не сбились с курса и не перепутали муравейники - их тут было до фига и больше, - должен был приставить к дереву, около которого располагался муравейник, небольшую палку с вырезанным на коре поперечным желобком. Кроме того, на коре самого дерева - вдруг палку кто-то случайно заберет или переставит - должно быть вырезано: "А.Х.". Далее нам надо было идти прямо через лес, до заросшего кустами овражка, по дну которого бежал ручеек. После того, как свернули с тропы, на всякий случай приняли меры безопасности. Впереди, в роли головного дозора, отправился Валет. Следом, стараясь не слишком приближаться к нему, но и не терять его из виду, двинулся я, дальше Богдан с ГВЭПом и, наконец, Ваня. Само собой, шли намного медленнее, много петляли, старались не шуметь, хотя до цели было еще порядочно. В данном случае это было скорее тренировкой, чем оперативной необходимостью, поскольку мне хотелось узнать, сможем ли мы ходить более-менее скрытно поблизости от забора дачи. Валет - вот они, способности биоробота! - исключительно точно выдержав заданное от муравейника направление, вывел нас прямехонько к мосткам, перекинутым через ручей, протекавший в овражке. Правда, я, посмотрев на часы, подумал, что мы потратили на бездорожный путь несколько больше времени, чем следовало. Наверстывали вновь по тропке, причем временами переходили на бег. Не могу сказать, что мне бежать было легко и привычно, - вчерашние граммы немножко сказывались. Но постепенно притерпелся и разбегался, хотя держаться на нужном расстоянии от Валета было очень тяжко. Мальчик, правда, вовсе не напрягался, бежал в легком разминочном темпе, но тем не менее довольно быстро. По этой тропе мы без особых приключений пробежали и прошли еще километра два. Как и было положено, тропа вывела нас к небольшому и давно заброшенному песчаному карьерчику, сильно заросшему кустами, а также довольно большими деревцами. Из карьера надо было двигаться по столь же заброшенной дороге, когда-то служившей для вывоза песка. По ней уже лет 20 или даже 30 никто не ездил, в колее выросли березки и осинки. Тем не менее идти по этой дорожке было удобнее. Тем же предбоевым порядком мы дотопали до асфальтированной дороги, ведущей в тот дачный поселок, на отшибе которого стояла искомая дача. В принципе по этой же дороге можно было добраться и до нее, но нам такой маршрут, вестимо, не подходил. Поэтому, убедившись, что дорога с обоих концов пуста, мы пересекли ее бегом и вновь нырнули в лес. Здесь начинался самый ответственный и рискованный участок пути. Во-первых, потому что до поселка было совсем близко - чуть больше двух километров по прямой, и в лесу нам могли запросто встретиться какие-нибудь дачники. Конечно, оружие у нас наружу не торчало, и мы вполне могли сойти, допустим, за компанию солдат-самовольщиков или мирно прогуливающихся офицеров, решивших раздавить пузырь на природе, - по нынешней форме фиг поймешь сразу, кто есть кто. ГВЭП мог сойти за фотоаппарат "Polaroid" для моментальной съемки или видеокамеру. Но показываться кому-либо было некстати. Есть ведь и нервные люди, которые могут принять за чеченских террористов или за какую-нибудь бригаду "Рабоче-Крестьянской Красной Армии", которая памятник Николаю II рванула. Правда, здесь памятников вроде бы не было, но народ опасливый пошел. Не дай Бог, позвонят в милицию или еще какого шухера наделают. Можно считать, что все провалят без единого выстрела, потому что участники сходняка быстренько разбегутся. Так что мы, перескочив шоссе, устремились поглубже в чащу, причем даже маленько удалились от поселка, чтобы обойти его наиболее безопасным путем, через заболоченный овраг. Жители поселка через него обычно не ходили. Конечно, утонуть в этом болоте было нельзя, но нормальному человеку и ноги зря мочить не хочется. Мы были людьми ненормальными и полезли. На наше счастье, сухая погода сильно обезводила болото, и мы тоже не промочили ног. Более того, мы даже кроссовки почти не испачкали. Метров через двести справа показался большой трухлявый пень, около которого тоже стояла палка с кольцевым желобком, а на несгнившей еще части спила были вырезаны знакомые буквы: "А.Х.". Это означало, что наш наводчик приглашал подняться по склону оврага. Когда я в вертолете от скуки просматривал карту, мне не раз приходило в голову, что такую запутанную и длинную дорожку, по какой мы добирались до цели, можно было придумать по двум причинам: а) от большой дури и б) из скрытого садизма. Но когда мы поднялись повыше и, прикрываясь кустами, стали продвигаться по склону оврага, я изменил свое мнение. Похоже, что маршрут был здорово продуман и готовился задолго до начала нашего рейда. Вся его запутанность и кажущаяся нелогичность были результатом кропотливого изучения местности, а также привычек и обычаев здешних постоянных жителей, дачников из поселка и хозяев той самой дачи, которую поручили, так сказать, нашему попечению. В густонаселенном Подмосковье, в разгар лета и дачного сезона, то есть в период, когда в поселке полно народу, мы среди бела дня не встретили ни одного человека. Конечно, у нас был ГВЭП, но Богдан нес его в чехле и вряд ли успел бы прикрыть нас имитационной картинкой, если бы внезапно появился кто-то посторонний. Может быть, и стоило держать ГВЭП в готовности, но Чудо-юдо, кстати, буквально за минуту до моего отъезда с Лосенком, строго предупредил, что генератор надо включать только непосредственно вблизи от дачи, и порядок применения ГВЭПа - епархия оператора. Из этого следовало - отец не сказал, но я сам как-то догадался, - что Сергей Сергеевич опасается засветить ГВЭП перед кем-то, кто может обнаружить его работу. А людей, которые знают о наличии и свойствах ГВЭПа, не так-то много во всем мире. И еще меньше тех, у кого есть аппаратура, способная засекать его применение. Я лично знал, что такая аппаратура, может быть, не считая нас, у "джикеев" и "сорокинцев". Впрочем, время идет, технический прогресс так и прет, мог ведь и кто-то еще разжиться. За два с лишним часа перехода я успел передумать немало. И не только непосредственно о маршруте, но и о многом другом. Какой бы клевый агент ни был, меньше чем за сутки он все это не мог изучить. Тем более не по карте, а непосредственно на местности. А уж где меньше всего вероятность встречи с людьми, это и вовсе сразу не вычислить. Ясно, что нынешняя акция, вопреки моему первому впечатлению, вряд ли была каким-то эмоциональным экспромтом Чуда-юда, который тот предпринял с бухты-барахты, озлившись за нахальный налет на офис и убийство Варана. Весьма возможно, что он был загодя уведомлен и о прилете Равалпинди в Москву, и о том, что ему придется иметь дело с этой конторой. Но ведь Чудо-юдо говорил, будто жлобы с этой дачи уперли самое ценное, за что Равалпинди может и десять миллионов отвалить, именно из офиса Варана? Тогда, извините, получается, что налет на Варана был запланированной подставкой? И очень может быть, что необычно жесткий разнос за, в общем-то, пустячную провинность был следствием отцовского переживания за мою персону? Ведь задержись я подольше, и меня могли изрешетить за компанию... А Варан - он же Воронов Александр Андреевич, бывший морпех и неудавшийся рэкетир, - как и его старый корешок Бето или Бетто (по паспорту - Карпухин Роберт Анатольевич), были со спокойной совестью занаряжены С. С. Бариновым в плановые отходы производства. Нездорово это, если я верно догадался. Все-таки живые, молодые ребята, можно было и пожалеть... Но на то, чтобы заклеймить Чудо-юдо позором и нехорошими словами, у меня не было ни времени, ни возможности. Мне надо было еще малость поработать, чтоб хотя бы самому дожить до вечера. Итак, когда мы поднялись по склону оврага, то увидели, что вышли к высокому и довольно прочному деревянному забору, по верху которого тянулась колючка. За забором сквозь густые кроны деревьев просматривалась большая, рубленная из толстых бревен дача. Скорее всего, она была минимум довоенной, а то и дореволюционной постройки. Дерево было темное, крыша заметно ржавая. Ясно, что это не постоянное обиталище "нового русского", а остатки чьей-то прежней роскоши. Однако участочек при даче был просторный, верных полгектара, а то и больше. Да и ее блеклый вид был таким не всегда. Возможно, в прошлом дача имела какого-то настоящего, заботливого хозяина. То ли купца, шлепнутого в 1918 году, то ли комбрига, расстрелянного в 1937-м. Очень может быть, что побывала и у того, и у другого. Сколько у нее за прошедшие после гипотетического комбрига 60 лет еще хозяев поменялось, можно было только догадываться. На этой даче, как было указано Чудом-юдом, ни сторожей, ни собак давным-давно не держали. Для того, чтоб эта дача считалась заброшенной и бесхозной, хотя бы в глазах местной администрации. Здесь никто постоянно не жил, но периодически кто-то наезжал. По оперативным данным, тут изредка вылеживались те, кто за что-то разыскивался или просто не хотел маячить в Москве. Здесь же прятали заложников или должников, из которых вымучивали денежки. По-видимому, отсюда начинался и путь тех налетчиков, которые убили Варана и Бето. Наконец, именно за этим забором собирались руководители бригад для обсуждения своих текущих дел. Пройдя метров тридцать вдоль забора, мы обнаружили канаву, по которой с территории дачи, должно быть, стекала в овраг талая или дождевая вода. Понять, специально вырыли эту канаву или ее просто вода сама по себе промыла, было невозможно, зато пролезть по канаве под забор оказалось вполне удобно. - Я первым пойду, - сказал Богдан, расчехляя ГВЭП, подключая к нему небольшим кабелем приборчик, по форме напоминающий карманный калькулятор. Поглядев через плечо на действия Богдана, нажимавшего на клавиши "калькулятора", я сообразил, что оператор вводит в процессор ГВЭПа какие-то команды, поскольку комбинации цифр появлялись на экранчике, расположенном под защитной крышкой на задней торцевой стенке генератора. От знакомой мне двенадцатой модели ГВЭП-14пм ("пм" означало "портативный модернизированный") отличался довольно многими наворотами, назначения которых мне объяснять не собирались. Единственный из этих наворотов, который я сам по себе усек, была пистолетная рукоятка, которой на ГВЭП-12п не имелось. Именно за эту рукоятку Богдан взял прибор, когда полез в дыру под забор. Следом за ним в дыру пролез я, а потом - Валет и Ваня. Канава по случаю отсутствия дождей была сухая, но вокруг нее в почве, должно быть, кое-какая влага сохранялась, и мы очутились в буйных зарослях одичалой малины, которая, как водится, росла вперемежку с высоченной крапивой. Заросли эти занимали примерно семь-восемь соток, то есть побольше тех стандартных 6-соточных участочков, которые нарезают в садово-огородных товариществах и кооперативах. В принципе эти заросли нас отлично маскировали, и мы, почти не пригибаясь, прошли по пересохшей канаве между двух стен малино-крапивных зарослей до бревенчатой стены покосившегося и почерневшего от времени приземистого строения, покрытого рубероидом. Полурассыпавшаяся печная труба из когда-то красного, а ныне замшелого кирпича подсказывала, что во времена оны строение было баней. И канаву, видимо, все же прокопали целенаправленно, чтоб в нее стекала из бани мыльная вода. Полусгнивший трухлявый желобок, торчавший из отверстия в бревенчатой стене этого бывшего санитарно-гигиенического заведения, это убедительно доказывал. Баня была окружена крапивно-малиновыми зарослями со всех сторон, и никакой тропинки к ней, если не считать пересохшей канавы, ниоткуда не подходило. Судя по всему, нынешние хозяева в эту часть усадьбы вообще не наведывались. Заросли сплошняком стояли от забора до забора. Из них, правда, высовывались высокие кусты не то рябины, не то бузины, проглядывала столь же одичалая и вытянувшаяся кверху сирень, с уже давно засохшими и облетевшими коричневатыми гроздочками соцветий. А вправо от канавы, если стоять лицом к торцевой стене бани, крапивно-малиновое море упиралось в некие джунгли, когда-то бывшие, должно быть, фруктовым садом. Яблони, вишни, сливы, отстаивая свое право на выживание и презрев по возрасту обязанность плодоносить, вымахали и ввысь, и вширь, перепутались отсохшими и еще живыми ветками. А внизу, от корней, опять же вкупе с крапивой, лезли многочисленные побеги. Кроме того, одну из подгнивших яблонь поломало ветром - явно не в этом году, а гораздо раньше, - и ее черный высохший ствол повалился на живые деревья, так и не упав наземь. Получился своего рода завал, через который так просто не продерешься. А от торчащего из земли высокого остроконечного пенька, возрадовавшись свободе, поперли ветви, сделавшие этот завал еще более непроходимым. Впрочем, нам пока никуда проходить не требовалось. - Здесь развернемся, я думаю, - сказал Богдан. Он покрутил что-то на пистолетной рукоятке ГВЭПа и вытянул их нее довольно тонкий, но достаточно жесткий и устойчивый телескопический штатив, нижняя часть которого раскидывалась на три стальные ножки, острия которых легко вонзались в почву. Богдан прочно установил генератор со штативом на краю канавы и направил его "ствол" в сторону дачи. - Крапива не мешает? - спросил я. Богдан поглядел на меня, как на идиота. - Братан, - ответил он, почти не пряча усмешку, - это ж не пулемет... - Кого искать, знаешь? - спросил я. - Знаем, не протреплемся. Ты лучше расставь мальчиков на прикрытие. Богдан явно хотел сказать, что мне не фига вмешиваться в его технические вопросы. Но насчет мальчиков он подал весьма трезвую мысль. Прежде чем поставить задачу, я постарался как можно точнее сформулировать приказ, ибо юные биороботы, упичканные "Зомби-8" до полной потери самостоятельности, выполняли все приказы строго буквально. А это означало, что, если при постановке задачи ты прикажешь "наблюдать", но не доведешь до них, когда и в кого стрелять, они не сделают без команды ни одного выстрела. Даже ежели противник их самих начнет обстреливать или за носы таскать. Вместе с тем, если скажешь им. "Стреляйте всех, кто попадет в поле вашего зрения", то они тебя самого изрешетят. Не сомневаюсь, что именно эти неудобства в работе со спецсубъектами пока еще удерживали Чудо-юдо от проведения каких-либо массовых "вакцинаций" препаратами "Зомби-7" и "Зомби-8". - Валет, - приказал я, - раскрыть "ПП-90"! Навинтить глушитель. Продвинуться по канаве до забора, занять позицию у дыры, замаскироваться. Всех чужих, пытающихся пролезть в дыру или перебраться через забор в любой точке, - уничтожать. - Есть! - ответил "зомби" и принялся выполнять мой приказ точно в той последовательности, какую я установил. Потом я обратился ко второму молодцу. Ему было приказано скрытно выдвинуться на рубеж поваленной яблони и уничтожать всех чужих, которые попытаются пересечь линию забор - пень - поваленная яблоня - забор. Под словом "чужие" Ваня и Валет понимали всех, кто не входил в состав группы, поэтому если бы вдруг здесь, на даче, появился Чудо-юдо и попытался пересечь вышеупомянутую линию, перебраться через забор или пролезть сквозь дыру, то они застрелили бы его со спокойной совестью. Тем временем Богдан настроил ГВЭП. Стрелка переключателя режима стояла на "Н" (наблюдение), а на цветном жидкокристаллическом экранчике размером 4x4 мерцала довольно четкая телевизионная картинка, на которой хорошо различался полутемный интерьер. Очевидно, одной из комнат дачи. Там за столом сидели трое и вели между собой беседу, изредка прикладываясь к пивным бутылкам, расщипывая и разжевывая волоконца вяленой воблы. У Богдана к правому уху был прицеплен наушник, через который он прослушивал этот переговорный процесс. Второй наушник он молча подал мне, и я пристроил его себе на левое ухо. Сразу после этого картинка стала смотреться значительно интереснее, потому что всем телезрителям известно, как скучно смотреть изображение, если нет звука. - Не, ну мы опять не по делу базарим! - услышал я басовитый голос, скорее разочарованный, чем возмущенный. - Сколько можно, блин, воду в ступе толочь? Принадлежал этот голос мощному, но жирноватому, коротко стриженному бугаю в черной майке с увесистым - по прикиду граммов на 20 - золотым крестиком на мохнатой груди. - Как не по делу, братуха? - оскалился фиксами другой, почти налысо обритый, в распахнутой на груди безрукавке. - Это самое оно по делу. Сечешь логику? Если б ты был на белом свете один, то мог бы собрать все башли и ни с кем не делиться - тут я согласен. Но ты же, блин, на друзей хрен кладешь, согласись... - Зачем ты так резко? - Судя по всему, это произнес тот, чьими глазами мы смотрели на эту беседу, и потому практически невидимый. Лишь изредка в поле зрения попадали его мохнатые руки с татуировками на пальцах. - А как еще? Как еще это понять? - Фиксатый гражданин глянул как бы прямо на нас, но на самом деле он просто посмотрел в глаза нашей "живой телекамере". - Он на нас хрен кладет с прибором! - Какой хрен, ё-мое! Зачем пургу гнать, как в Арктике? Ты ж уже согласился, что товар взяли мы. Верно?! - Верно, - подтвердил третий видимый нами участник разговора, отхлебнув пива из горла и оторвав спинку воблы. Этот был красиво, художественно татуирован и вообще восседал с голым пузом, в одних шортах, с пейджером на поясе. - Но взять - это еще не продать, корефан. А товаром вещь становится только тогда, когда ее продают. Маркса читать надо хотя бы. - Ты это к чему, Твистер? - настороженно пробормотал крестоносный бугай. - Это к тому, блин, что если б не мы, то ты бы вещь спустил за десять штук и еще рад был бы до усрачки, - ухмыльнулся тот, кого назвали Твистером. - С чего ты это взял, братан? - опять встрял невидимый. - Самым умным себя считаешь, да? - Не, я человек скромный, - покачал головой Твистер, - но у Кири, похоже, с арифметикой в школе не ладилось. Не знает, что больше: десять тысяч или один миллион. - Между прочим, нам еще за этот перекид ответить придется, - с явной опаской заметил крестоносец. - Не простят, на фиг. - Отвечай, если надо. И перед Антоном отвечай, и перед Чудом-юдом. Ты же делал офис с корешами? Мокряк исполнил - исполнил, - прищурился фиксатый. - За двух жмуров тебе шланг от компрессора в задницу впиндюрят. Как Киборгу. Антон тоже за облом отыграется. Он этот "лимон" от Равалпинди в серной кислоте растворит и в глотку закачает. Помяни мое слово. - А я что говорю? - возбух бугай. - Прикинь, может, лучше десять кусков на руки, чем "лимон" в кислоте? - Не, Киря, ты тормоз какой-то, точно! - раздосадованно произнес Твистер. - По-моему, такие дела надо понимать быстро, а не тянуть резину. Чудо-юдо тебя здесь через пару дней найдет, усек? Антон - через неделю. Если они не подерутся из-за того, кто тебя канать будет, то эта самая неделя максимальный срок твоей предстоящей жизни. У тебя один ход - с нами за бугор. - Ну да, - осклабился Киря, - отдай вам "лимон" налом, а за бугром получи хрен с маслом? Клевый расклад, однако! - Да не кипешись ты, ё-мое, не по делу! Мы тебя кидали когда-нибудь, братан? Ты пойми, кореш, что тебе мы сорок процентов отстегиваем, а себе просим по тридцать. Ты хоть видел когда-нибудь четыреста тысяч баксов, а? Что в руках ни разу не держал - я и так знаю, - сказал фиксатый. - А я их и так не увижу, - пробурчал Киря. - Я за десять отдам Антону и слиняю. Клал я на все с прибором. - Куда ты слиняешь, чувак? В Турцию, что ли? Так Равалпинди тебя там в два счета достанет. И долго ты там на десять тысяч проживешь? За месяц пропьешь. А потом куда? Бабы хоть на панель уйти могут, а тебя даже вышибалой не возьмут. - Слышь, Твистер, я малый терпеливый, но могу и обидеться... - Киря угрожающе подался вперед. - Обижайся, обижайся... - вызывающе-презрительно сузив глазки, подзадорил Твистер. - Может, ты в пятак давно не получал, а? - Вот этого не надо, господа! - миротворчески произнес фиксатый. - На хрена козе баян? Надо мирным путем решать. Давайте по-деловому, без мордобоя. Короче, Киря, тебе жалко шестьдесят процентов, верно? - Да я вообще против того, чтоб Равалпинди продавать! Хрен этого чурку знает?! Впарит нам куклу или самопал, а то и вообще почикает, чтоб не рассчитываться. - А ты думаешь, что Антон не сможет впарить? Честного нашел, блин! - Да Антону десять тыщ скинуть - ерунда. Знает же, что врагов наживет, если на такой мелочевке обломит. А вот откуда у Абдулки миллион найдется не знаю. Если только вчера с вечера печатать начал... - И все-то ты знаешь, Киря! Везде-то ты бывал... - саркастически скривился Твистер. - Равалпинди эту вещицу не для себя берет, понял? Он сейчас за козырного валета играет. Но если вещь та, то ему в натуре и пять "лимонов" переведут, а могут и прямо нам. - Да, - поддакнул фиксатый, - если мы Равалпинди помаринуем до вечера, то можем с него больше содрать, усек? Базар, судя по всему, подходил к апогею. Богдан посмотрел на меня вопросительно: не пора ли завязывать с наблюдением? Я поглядел на часы. Время близилось к 11 часам. Вот-вот должен был позвонить по сотовому представитель Равалпинди. Начинать сейчас то, что было задумано Чудом-юдом, представлялось несвоевременным. - Подождем немного, - сказал я, - сейчас должен быть один важный звонок. Надо, чтоб они поговорили в спокойной обстановке. Тем временем и на даче вспомнили о первом контрольном сроке. - Сейчас "шестерка" от Равалпинди звонить будет, - заметил Твистер. - На мою "сотку"... Едва он произнес эти слова, как послышалось тюлюканъе. - Слушаю! - Твистер открыл крышку телефона. - Здравствуйте, уважаемый! Хорошо слышу, хорошо. Пока вопрос еще обсуждается, господин Хамид. Есть трудности с определением суммы. Да, конечно, звоните, как условились. Твистер спрятал телефон и сказал: - Видишь? Ребята уже нервничают. И это хорошо. Главное, я тебе говорю, выдержать марку. Когда позвонят в час, скажу, что есть мнение снять с них десять "лимонов". Если не согласятся и предложат, допустим, пару, то попрошу время на консультации, и при пятичасовом звонке соглашусь сбросить до пяти. На три они точно согласятся. - Это еще неизвестно... - Голос принадлежал невидимому. - Ладно, хрен с вами, - неожиданно изменил мнение Киря, явно прикинув, что три миллиона - это больше, чем десять тысяч. - Но при таком раскладе: мне два, вам один на двоих... - А хо-хо не хо-хо? - обозленно прошипел Твистер. - Это ж не "дерево", братан, это баксы. Не поплохеет тебе с пережору, а? - Это ты пережрал, кореш, - укоризненно произнес фиксатый, обращаясь к Кире. - Давайте, пацаны, попилим все поровну? Как при коммунизме. Как раз каждому по "лимону". Без ссоры, культурно. Миллион - это деньги. Если положим на мой кипрский счет через знакомый банк Твистера - можно хороший навар надыбать. - Мягко стелешь, блин, - засомневался невидимый. - А ты-то что все вякаешь, подпевала? - зыркнул на него глазами фиксатый. - Тоже, что ли, в долю хочешь? Тебя вообще здесь быть не должно, понял? - Не ори на него, - вступился Киря. - Он будет здесь сидеть, пока я сижу, уловил? - Хрен с ним, только ты его удерживай, ладно? Короче, давай свои условия, чтоб мы знали. - Три счета надо открыть, - потребовал Киря. - Чтоб каждый был при своих и снять мог только сам. - Потом сделаем, елы-палы! Главное перевести по-тихому. А на один счет это проще, чем на три. - Кому проще, а кому нет. Три счета, блин! Иначе прямо сейчас беру товар и еду к Антону. - Пошутил, что ли? - с явной угрозой произнес Твистер. - Ни хрена! Я уже и так вам готов две трети ни за хрен собачий отдать. А вы, блин, все хотите захавать. Нет уж, я лучше десять штук получу, но вы, халявы, хрен огребете! - Что ты сказал, козел? Повтори, падла! - Твистер сжал кулаки. Я подумал, что это самое оно. ЛУЧШЕ НЕТУ ТОГО ГВЭПу... - Переводи в "К"! - Богдан мгновенно переключился в минусовой режим. Картинка заметно поблекла и стала черно-белой, звук исчез. - Дай им волну на взаимоагрессию! - Уже, - усмехнулся оператор, - нехай теперь мочат друг друга. Без применения огнестрельного. И без крику. Правильно рассудил? А то в поселке напугаются и в ментуру позвонят. Конечно, кое-какой шум с дачи до нас долетел. Беготня, тупые звуки ударов, треск мебели. Но мы находились совсем близко. В поселке на другой стороне оврага вряд ли придавали какое-то значение этой возне, даже если и слышали. Там и в голову не приходило, что на даче идет резня. Конечно, на маленьком экранчике, к тому же очень блеклом, разглядеть, что происходит, было очень трудно, тем более составить общее представление о месиловке. Вдобавок изображение все время металось, прыгало, тряслось и иными способами извращалось. Ведь мы смотрели то, что видел своими глазами наш информатор. Кстати сказать, я как-то не усек, почему изображение вообще не исчезло, когда ГВЭП переключили в минусовой режим. По идее, теперь наш генератор излучал энергию и не мог принимать ее. Но задавать вопрос суровому Богдану не очень хотелось. Да и времени не было. Надо было приготовиться к тому, чтобы вмешаться в ход событий. На экране мелькали кулаки и морды, один раз на секунду показалось голопузое тело Твистера, распростертое на полу посреди темной лужи. Кровь это была или пиво из разбитой бутылки - мы не поняли, экран был черно-белый, напомню. Потом отчетливо промелькнуло помертвелое лицо какого-то мужика, видимо, из тех, кто не присутствовал при разговоре, а вбежал в комнату уже после того, как началась драка. Еще чуть позже он же был замечен на полу, опять же посреди лужи. Но тут, можно не сомневаться, была кровища - повыше ключицы у мужика торчала рукоять финки. Неожиданно наша "камера" задралась на потолок, и на фоне его появилась рожа фиксатого. Должно быть, он насел на нашего информатора и дубасил его кулаками по морде, потому что изображение стало мотаться из стороны в сторону. - Даю импульс в режиме "У", - сообщил Богдан, который, должно быть, тоже получил предупреждение о том, что информатора надо оберегать. Кадр дернулся, мелькнули дрыгающиеся ноги фиксатого, а потом изобразилась его морда, по которой усердно и интенсивно пинали кроссовкой. Информатор, который получил управляющий импульс и резко увеличил свои боевые возможности, отдавал должок обидчику. Минут через двадцать шум, и без того нешибко громкий, почти полностью стих. - Ваня, слушай задачу! - сказал я почти шепотом, но знал, что юный "зомби", находившийся метрах в десяти, меня услышит. - Скрытно подойдешь к даче, осмотришь, всех чужих, кто снаружи, - уничтожь! Тех чужих, кто высунется из окон с оружием, - тоже. Вперед! - Есть! - Ваня почти бесшумно перемахнул через поваленную яблоню и исчез в зарослях. - Валет, слушай задачу! - Боец находился намного ближе, и тут тоже не было проблем. - Быстро и скрытно обойдешь вокруг забора, войдешь во двор через ворота. Всех чужих - уничтожить. При отсутствии во дворе живых - подойди к поваленной яблоне со стороны дачи. Вперед! Валет исчез в дыре. Богдан тем временем перевел ГВЭП в плюсовой режим, вновь установив рукоятку на "Н". На изображение вернулся цвет, и четкость стала лучше. Информатор, очевидно, сидел на стуле и курил. Виден был рдеющий огонек сигареты, зажатой между двумя ободранными пальцами и очень часто подносимой ко рту. Глаза его медленно, даже обалдело, по-моему, перемещались по комнате. Неприятная получилась эта картинка, тем более в цвете. Минимум пять человек валялись на полу, куда натекло столько крови, сколько не на всяком приличном мясокомбинате увидишь. Жив - по крайней мере, на первый взгляд - был только Киря, которому ножом капитально располосовали плечо. Кровь текла солидной струей, и бугай пытался пережать вену. Твистер лежал так же, как тогда, когда мы его мельком увидели. Лужа была вовсе не из пива. Живот и грудь тоже были в мелких каплях крови, но как его ухойдакали, покамест было неясно, потому что на торсе никаких заметных ран не просматривалось. Тот, кому воткнули в шею финку, был мертв с гарантией - уже и кровь не текла. А вот фиксатый мог быть и просто вырублен, и насмерть. Морда у него была разбита до неприличия, но не было впечатления, что информатор затоптал его насовсем. Еще один мужик судорожно дергался за каким-то невысоким предметом мебели - кажется, комодом. Помирает он или просто хочет подняться, мы не разобрали. В это время у поваленной яблони появился Валет. Это означало, что во дворе никого из чужих нет. По крайней мере, в живом виде. - Выдвигаемся! - сказал я Богдану, и на сей раз тот подчинился быстро. Быстро выдернул штатив из земли, задвинул его в пистолетную рукоятку ГВЭПа и пошел следом за мной. Непосредственно рядом с дачей никого из чужих не было. Ни живых, ни мертвых. Ворота были закрыты на засов изнутри, но Валет, должно быть, прошел через незапертую калитку. Напротив ворот никаких домов и людей не было, только тупик дороги и кусты. Скорее всего, что никто не видел Валета во время его пробежки вокруг дачи, и он тоже никого не заметил, ибо тогда небось наверняка застрелил бы кого-нибудь, а мы услышали бы хлопки глушака. У ворот, во дворе стояли две синие "шестерки". Пустые. Валет вместе с нами добежал до крыльца, где стоял Ваня, взяв на прицел дверь. Богдан покрутил что-то на ГВЭПе, поводил им из стороны в сторону и сказал: - Живые только на первом этаже в правой угловой комнате. Информатор, Киря и фиксатый. Остальные - трупы. - Ваня, Валет, стрелять только при угрозе нападения! В угловую комнату, вперед! Бойцы дружно ломанули в дом, мы чуть приотстали. Сейчас меня беспокоило лишь одно: чтоб информатор с перепугу не дернулся. "Зомбики" запросто прошили бы его, если б ощутили опасность. А объяснять им, какой дядя хороший, а какой плохой, не было времени. Но, слава Богу, информатор не рыпался, так же, как и все остальные. Трупов оказалось несколько больше, чем мы видели через мониторчик ГВЭПа. Во-первых, один зарезанный лежал на веранде дачи, а другой с головой, размозженной ударом монтировки, - у лестницы, ведущей на второй этаж. А во-вторых, в самой комнате помимо тех, что мы видели, валялись еще трое, не попавших в поле зрение информатора. Раны были шибко неаппетитные: одному в глаз загнали отвертку, другому вспороли брюхо охотничьим ножом натуральное харакири исполнили! - а третьему почти начисто отрубили башку ударом топора по шее... Богдан только крякнул и сплюнул, но особо не забрезговал. Я, поотвыкши за год без малого от таких картинок, немного поежился, но блевать все-таки не стал. О Ване и Валете можно было и не упоминать - им один хрен, что труп, что бревно. Должно быть, нас, как часто бывало, приняли за представителей закона. Фиксатый, которого Ваня с Валетом, врываясь в комнату, слегка приложили дверью, а потом еще и ногой поддали, сразу очухался, испуганно охнул, приподнялся и сел на полу, растерянно моргая и пытаясь покрутить головой. Должно быть, информатор его крепко напинал и по шее, потому это последнее движение у него явно не получалось. - Сдаюсь! - первым произнес Киря. - Перевяжите, братаны, загибаюсь! Кровянка сходит, врача дадите - все скажу! Нет, он нам был без надобности. Тем более что это он, сучий потрох, либо сам валил Варана и Бето, либо наводил на них своих паскудников. Ничего интереснее, чем информатор, он нам сказать не мог. Во всяком случае, мне так казалось, да и Чудо-юдо вовсе не настаивал на сохранении ему жизни. Можно было, конечно, дождаться, пока Киря окочурится естественным образом, но я не хотел выглядеть садистом. - Говоришь, ты на офис наезжал? - Голос у меня был какой-то скучный, рутинный, такой, как у мента в конце рабочего дня. - Он, он, начальник! - завопил фиксатый. - Одного сам завалил, а другого вот этот. Фиксатый указал на парня с отверткой в глазу, который, конечно, ничего ни подтвердить, ни опровергнуть не смог. - Пидор! - произнес Киря. - Стукач гребаный! - Киря, - спросил я, указывая на крест, висевший у него на груди, - Ты в Бога веруешь? - Верую, начальник... - У бугая, видать, что-то екнуло. - И в церковь небось ходишь? - Да... - А тебе не говорили там, в церкви, что людей мочить - это смертный грех? - Я вдруг почуял, что во мне пробуждается совершенно безудержная, сверхъестественная, прямо-таки дьявольская ненависть. И хотя мой голос звучал совершенно спокойно и ровно, во мне ни с того ни с сего забушевали эмоции. Мне захотелось не просто убить этого бугая, а убить как-нибудь ужасно, чтоб он испытал адские муки, прежде чем отрубится. При этом, как ни странно, умом я отлично понимал, что Киря ничем не хуже любого иного мокрушника - и вряд ли намного хуже Варана с Вето, которым случалось людей живьем в топках жарить. Уж во всяком случае, по сравнению со мной - он агнец Божий. Еще секунда - и я наверняка воплотил бы в жизнь одну из леденящих душу картинок, которые услужливо стал малевать мозг. Но разум на этот раз победил. Палец нажал спусковой крючок "ПП-90". "Ду-дут!" - короткая двухпатронная очередь ударила Кирю в рожу и швырнула на пол. Контрольный не требовался - почти все мозги покойного размазались по стене вместе с кровавыми брызгами. - Ой, ма! - взвизгнул фиксатый, будто его зацепило. Глаза у него вытаращились от ужаса. Он затрясся, будто через него гнали электроток. Похоже, до фиксатого дошло, что мы не правоохранители и нам не стоит говорить, что, мол, "на все вопросы буду отвечать только в присутствии адвоката". Заволновался и информатор. Ему пришло в голову, что мы можем быть вовсе не чудо-юдовцами, а кем-то еще. Например, представителями почтенного Абдулвахида Мирзоевича, которому надоело ждать вердикта здешнего толковища. Кто его знает, какими возможностями для пеленгации сотовых телефонов располагают граждане свободного Пакистана? - Привет от Чуда-юда! - сказал я, приятельски улыбнувшись информатору. Спасибо за работу, корефан. - Не за что... - пробормотал тот, явно не очень доверяя. Правда, ничего другого от него и не ожидалось. - Тебе этот козел не мешает? - спросил я, указав стволом на фиксатого. Он знает что-нибудь интересное, как ты считаешь? Информатор вздохнул и сглотнул слюну. Ответил не сразу. Конечно, ему очень хотелось сказать: "Нет, ни хрена этот козел не знает. Мочите его побыстрее, а то вдруг сбежит и заложит меня братанам". Но с другой стороны, ему не хотелось нас случайно обломить. Если я, к примеру, сейчас размажу мозги фиксатого по стене, а впоследствии окажется, что он все-таки знал кое-что интересное, то могут выйти неприятности. - Он знает, зачем Равалпинди нужна та бумага, - проговорил информатор. - И еще он знает, как с ним связаться. Сейчас - только он. - Это правда? - спросил я у фиксатого. - Знаешь? Фиксатый не знал, радоваться ему или рыдать. Благодарить информатора или проклинать. Глаза суматошно бегали. Мужик, судя по всему, был с опытом и уже допер, что шансов выжить у него - ноль целых хрен десятых. Ясно, если я так нахально засвечиваю перед ним своего стукача, то убежден в скорой кончине лишнего свидетеля. Поэтому, сообщив те сведения, о которых упомянул информатор, он эту самую кончину только приблизит. С другой стороны, заявление: "Не знаю и знать не хочу!" - было бы воспринято с недоверием. Иными словами, привело бы к тяжким и болезненным последствиям. Морда у фиксатого и без того была разбита, в добавочных повреждениях не нуждалась. Но, кроме морды, у него было еще немало относительно здоровых частей тела, которым стало бы очень больно, если б мы начали, например, тушить об них сигареты. Лучше умереть побыстрее, чем прожить лишние несколько часов в таких некомфортных условиях. - Знаю... - пробормотал фиксатый, которому потребовались большие усилия, чтобы отклеить от нёба присохший язык. - Закурить можно? - Скажешь - дадим закурить, - прищурился я. - Ну хоть водички дайте, во рту пересохло. Богдан поднял с полу укатившуюся в угол и вымазанную в крови банку с пивом, сорвал колечко и подал фиксатому. - Утоли жажду! Фиксатый высосал банку одним духом. Должно быть, пока пил, ему пришла в голову спасительная идея. Логику его мысли я без всякого считывания с помощью ГВЭПа представлял неплохо. Раз спрашивают, значит, не знают. А потому надо убедить их - нас то есть, что в живом виде от него, фиксатого, может быть больше пользы, чем от трупа. Конечно, ни о том, что мы можем попросту выпотрошить его память ГВЭПом, ни о том, что с помощью того же ГВЭПа можем изобразить из себя кого угодно, он понятия не имел. И рассуждал так, как следует рассуждать человеку, имеющему дело с нормальными бандитами. - Спасибо, братаны, - поблагодарил он, - пожалели. Век не забуду. Только вы меня поймите: я ж знаю - как только расскажу, что знаю, вы меня замочите. И потом жалеть будете, потому что Равалпинди с ним (фиксатый мотнул головой в сторону стукача) торговаться не будет. А с вами напрямую - тем более. Он Твистера знает и меня. Твистер уже ничего не скажет мозги вышибли. Так что я и пригодиться могу, вообще-то... - Как тебя зовут, фиксатый? - поинтересовался я. Ко мне опять подкатывала очередная волна самых диких и садистских желаний, причем абсолютно бессмысленных. Я думаю, что если б фиксатый каким-то образом узнал о них, хотя б о десятой доле, то тут же высказал все, что знал, и попросил застрелить побыстрее. - По паспорту? - спросил он, не очень понимая, на хрена мне знакомиться с кандидатом в покойники. - По жизни. - Я пытался говорить спокойно, но чуял, что непонятная жажда пытать и терзать вот-вот заставит меня сотворить с фиксатым что-нибудь ужасное, но совершенно ненужное с точки зрения дела. Значительно быстрее было просветить клиента ГВЭПом в режиме "С", заправить себе в башку всю нужную информацию, а потом тихо его ликвидировать. - Николай, - пролепетал фиксатый. Он, поди-ка, уже различил в моих глазах какой-нибудь плотоядный огонек и ничего хорошего не ждал. Во всем облике его просматривался жуткий страх, который он испытывал передо мной, а я от этого его страха ощущал странное, непривычное удовольствие. Никогда ни хрена подобного со мной не было! Откуда это взялось, мать его за ногу?! - Надо же - тезки! - нехорошо улыбнулся я, и от этой улыбочки фиксатому совсем поплохело. Потому что как раз в это время мне вдруг представилось, будто я разбиваю об голову фиксатого пивную бутылку и начинаю медленно кромсать его полученной "розочкой"... Нет, надо было срочно стряхивать с себя это наваждение! Прочь, зараза! Положение - а точнее, фиксатого Колю - спас Богдан. Он сказал. - Чего время теряем? Он же, скот, время тянет. На фига с ним языком чесать? Тут надо технически... У меня разом схлынула с души всякая муть непотребная. Я сразу пришел в норму и даже сообразил, что информатору незачем присутствовать в комнате. - Так, - сказал я, обращаясь к стукачу. - Ходить можешь? - Да, - ответил тот. - Иди на второй этаж. Ваня тебя проводит и постережет от всяких случайностей. Валет - контролируй ворота на всякий случай. Безоружных заворачивай голосом, вооруженных - уничтожай. Последнее тоже было не лишнее. Хотя шансов на то, что кто-либо из жителей поселка заглянет на дачу, было немного - под "безоружными" я подразумевал именно их, - появления вооруженных людей стоило поберечься. Равалпинди был человеком со связями и вполне мог засветить местонахождение дачи даже без пеленгатора. А если ему очень нужна была "бумага" и очень не хотелось платить за нее хотя бы миллион, то он мог найти ребят, которые согласятся рискнуть тысяч за полста. Информатор был парнем покладистым - он ничего не стал спрашивать и покорно направился на второй этаж. У меня не было сомнений в том, что он будет сидеть там тихо и смирно. В комнате, кроме кучи трупов, остались только фиксатый и мы с Богданом. Николая пристегнули наручниками к креслу. - Пытать хотите? - простонал он. - Да я и так все скажу... - Не бойся, это не больно, - успокаивающе произнес Богдан, вновь вытягивая штатив из пистолетной рукоятки ГВЭПа и устанавливая генератор на столе. По-моему, от этого фиксатый напугался еще больше - непонятное всегда страшнее. Если б паяльную лампу принесли или электроутюг, он бы понял примерно, чего дожидаться, а тут фиг поймешь... Он здорово перессал, причем в самом буквальном смысле - из-под него струйка зажурчала. Небось пива сегодня порядком выдул, а в сортир сбегать не удосужился. - Фу-у... - брезгливо втягивая носом запашок мочи, произнес Богдан. - Ну и народ пошел - где пьют, там и льют. - Да я скажу, скажу! - плаксиво провыл Коля. - Равалпинди какие-то забугорники попросили собрать на Чудо-юдо всякое дерьмо. Чтоб облажать его в Швейцарии, у него там интерес есть. И самого, и невестку, и сына. Он и собрал, но там одной бумаги не было, очень важной. Ее, эту бумагу, не один Абдулка ищет, Соловьев Антон Борисыч, слышали про такого? Тоже интересовался. Откуда-то узнал, что эта бумага лежит в офисе у Варана. И предложил Кире десять тыщ баксов. Тот сделал, а кто-то стукнул Твистеру. Твистер просек фишку и связался с Равалпинди. Сперва Равалпинди хотел с Соловьевым торговаться, но тогда бы делиться пришлось. На хрен нужно, когда все самому плывет? Предложил "лимон" "зеленых". А Киря уперся - ему с Антоном неохота ссориться. Лучше, говорит, десять тыщ, чем решка... Короче, решили столковаться здесь. Был бы основной здоров, так все бы проще пошло. А он от цирроза дуба врезает - доктора уже не волокут, морфий колют только. Он либо без сознания, либо в кайфе... Ничего особо нового эта торопливая исповедь не содержала. Богдан ее вообще не слушал, потому что налаживал ГВЭП. Мне почему-то казалось, будто подготовка к работе в режиме "С" должна быть самой простой, однако это было не так. Надо было ювелирно настроиться на самые мизерные энергетические импульсы, излучаемые мозгом. Поэтому Богдан, нацепив на голову гарнитуру с наушниками, подключив к ГВЭПу какой-то измерительный приборчик и открыв маленький лючок в стенке генератора, сосредоточенно чего-то подкручивал там, в лючке, часовой отверткой. Так продолжалось все то время, пока фиксатый исповедовался. Впрочем, мне уже было ясно, что вряд ли с помощью ГВЭПа мы узнаем намного больше. И вообще возня с ГВЭПом мне показалась несвоевременной, едва я глянул на часы. Было уже без двадцати час. А в 13.00 должен был позвонить господин Хамид от Равалпинди. Если мы сейчас погрузим Николая в сон - а при работе в режиме "С" это почти необходимое условие, - то кто будет отвечать по телефону? Твистер, которому раскурочили затылок? Наш информатор для беседы непригоден. Хамид будет говорить только с Колей. Он его знает. Да и то, если почует, что тот работает под контролем, может прервать беседу. Кстати сказать, эти сукины дети могли как-нибудь условиться насчет сигнала, который будет означать "понимай все наоборот" или "меня зажали, я говорю с чужих слов". Вполне такое могло быть, тем более что даже отношения внутри здешней конторки были весьма хреноватые. Ляпнет этот тихий и покорный Коля одно-единственное словечко, которого мы пока не знаем, - и вместо Равалпинди сюда приедет хрен с маслом. Или РУОП, например, которому доложат, будто здесь заложников удерживают. Конечно, трупов не найдут, но нас, дураков, могут повязать с оружием и, что самое неприятное, с ГВЭПом. Конечно, на этот случай можно и поупираться, поработать в режимах "Д" и "О", но тогда выйдет шибко большой шухер, который для ЦТМО уже не сможет пройти безнаказанно. - Слушай, - спросил я Богдана, - ты долго еще ковыряться собираешься? Вот-вот от Равалпинди позвонят. - Фигня, - отмахнулся тот, - время терпит. На вот шприц-тюбик, вколи этому чуваку. Через пару минут заснет, потом я его на ускоренную считку поставлю, минут за пять все слижем. А потом, как есть, на "У" переключим. Уверенность Богдаши меня, конечно, порадовала. Шприц-тюбик, на котором имелась маркировочка "Z-6", сделанная тонким фломастером, я вкалывал под непрекращающиеся стоны Николая: - Не надо на иглу, мужики! Я сам скажу, бля буду, мамой клянусь! Могу телефон для связи с Равалпинди сказать, только по нему все равно ни с кем, кроме меня и Твистера, разговаривать не станут. - Обойдешься... - произнес я и всадил ему иголку шприц-тюбика. Опять на несколько секунд подкатила уже знакомая садистская радость от того, что кому-то больно. Но быстро прошла. После укола Колька подрыгался немного, испуская все более несвязное бормотание, а затем притих и заснул. Богдан подключил к ГВЭПу коротким кабелем небольшое устройство, вложил в него нечто вроде дискеты или магнито-оптического диска, нажал кнопочку. Загорелась и замерцала красная неонка - запись пошла. Я глянул на часы. До контрольного звонка Хамида оставалось меньше десяти минут. Только тут я вспомнил, что звонить он собирался по сотовому телефону - другого в доме, естественно, не было. То есть надо было ждать звонка по телефону Твистера. А около жмура, ранее носившего эту погонялу, "сотки" не просматривалось. Во прикол-то! Я растерялся даже больше, по-моему, чем фиксатый Коля в момент, когда мы вломились в комнату. Блин, ведь если телефон исчез, его кто-то мог и стыбзить? Запросто! А это - провал всей нашей затеи. Безусловный и четкий. Мог ведь найтись какой-то особо деловой товарищ, который очухался сразу после того, как Богдан вырубил ГВЭП, и, быстро сообразив, что главное - вовремя смыться, подхватил телефончик и выбежал за ворота. Поскольку Валет и Ваня не сразу добежали до ворот, то у него было несколько минут, чтоб ушмыгнуть, не попав в поле их зрения, а значит, и на прицел. Что такой гад может сотворить? Если это человек Твистера, то вполне может доложить Хамиду о том, что на даче произошла разборка. Правда, нашего вторжения на дачу этот беглец мог и не увидеть, потому что главной причиной его бегства было бы нежелание оставаться в доме, где больше полдесятка жмуриков. Но если он, убежав с дачи, почему-либо задержался в кустах и имел осторожность оглянуться, то мог заметить Валета, вбежавшего в калитку. По одежке нашего бойца можно было принять и за вэвээшного спецназовца, и за собровца. Хотя, если этот гипотетический беглец не совсем дурак, то наверняка сообразит, что мы частная лавочка. Менты такими малыми силами на дело не ходят и ему уж точно дальше второго оцепления проскочить не дали бы. Тем не менее, на дачу он вернуться не захочет ни под каким видом. В принципе он может даже не ответить на звонок Хамида. Но может и ответить. Правда, если не врал Коля, то с ним говорить не будут. Однако, если он успеет им сказать, что Твистеру череп раскроили, прислушаются. Что в таком случае предпримет Равалпинди? Самое простое - поймет, что дело обломилось, и полетит в Швейцарию с тем, что у него есть. Пусть всего 30 процентов успеха, но это лучше, чем ничего. Второй вариант - отправит на дачу какую-нибудь из бригад, которая согласится рискнуть. Это похуже, потому что тогда нам не избежать лишнего шума. Минуту-две эти тревожные соображения не давали мне покоя. Так и свербили в душе. Потом притупились немного, и я подумал, что нафантазировал эту неприятную версию без достаточных оснований. С чего я взял, будто сбежавший мужик, который, по идее, должен был перепугаться до холодного пота, в первую очередь схватит не собственные вещички, а чужой телефон? В том, что сбежавший перетрусил и не мог действовать хладнокровно, сомнений не было - тот, кто посмелее, не стал бы удирать, а попытался помочь тем, кто еще был жив. Ведь драка была междусобойчиком. Правда, сверхжестоким, благодаря нашему чуткому руководству, но все равно, передрались, так сказать, свои ребята, из одной конторы, хотя и из разных бригад. Внешней угрозы не было. Ну, подрались, порезались - чего между друзьями не бывает? Хладнокровный парень, конечно, мог бы прихватить телефон, если б, допустим, менты наехали. Но струсивший о телефоне бы и не подумал - это точно. Какие еще могут быть варианты с телефоном? Не так, чтобы много этих самых вариантов. Может, под каким-то трупом лежит? Ох, как неохота их ворочать, свежачков-то: в крови, в мозгах, кто-то в штаны наложил перед смертью, судя по запашку. Но надо, надо, придется вспоминать старые навыки, от которых уже отвык порядочно. Потому что телефон - это не шутки, без него все сорвется. Конечно, он мог просто-напросто куда-то отлететь во время драки - тоже, кстати, ни хрена хорошего, ибо его и разбить, и растоптать могли. И если он неисправен, то Хамид не сумеет к нам дозвониться. Ну, на первый случай подумает, что Твистер время тянет. Позвонит еще через пару часов - в 15.00. И опять не ответят. Если дачку он все-таки не вычислил, значит, уедет ни с чем. А нам этого не надо. Нам надо, чтоб он сюда приехал. Сам приехал, а не Хамида прислал. Чтобы ни в какую Швейцарию он не попал, и чтоб документы его туда не попали. Увы, без телефона нам этого никак не добиться. В общем, я ринулся искать телефон, в то время как Богдан, покуривая чужую сигарету - кто-то пачку позабыл на столе, - спокойненько вел запись того, что было в голове фиксатого. Под трупом Твистера его не было, в карманах - тоже. Правда, на поясе висел пейджер, но от телефона - только футляр. В течение пяти минут я перевернул все трупы, валявшиеся в комнате, даже Кирю на всякий случай, хотя точно помнил, что телефона ни у него, ни рядом не было - и все впустую. До звонка оставалось всего ни шиша, когда Богдан выключил свою машинку и сказал: - Все, скачал память. Не нашел телефон? - Хрен его знает, закатился куда-то... - проворчал я. - Жди, когда зазвонит. На даче тихо. Даже если он на втором этаже запищит - услышишь. - А если не запищит? - Значит, его кокнули или раздавили, - невозмутимо произнес оператор. Или вообще сперли. Блин, мне бы его хладнокровие! Таких флегматиков надо на ВВЦ показывать, как достижение народного хозяйства. Все по фигу... Часы показали 13.00, но никакого тюлюканья не послышалось. Я смотрел, как секундная стрелка торопливо обегает циферблат. Минута прошла, две, три... "Тю-лю-лю" сотового донеслось из угла, справа от двери. Мимо этого угла я пять раз пробегал. Там валялась какая-то газетка, которая, видимо, слетела со стола во время драки. То ли телефон уже лежал к этому моменту на полу, то ли его потом под газету зафутболили - хрен поймешь! Да и не важно, главное - нашелся. - Отстегни ему руки, - указывая на Колю, пристегнутого наручниками к креслу, сказал Богдан. Он уже переключил ГВЭП в режим "У". Я подчинился ему так, будто генератор был сфокусирован на мне и оператор собирался мной управлять. На самом деле это было не так. Управлять он собирался фиксатым. Богдан повернул дужку гарнитуры, на которой был укреплен маленький микрофон, и сказал: - Николай, внимание! Фиксатый, до этого полулежавший в кресле, сел прямо и положил руки на подлокотники, будто фараон на троне. - Возьми телефон, открой крышку. Повторяй все, что я скажу, точно таким же тоном, начиная со слова "алло", - провещал Богдан. - Алло! - произнес управляемый. Богдан быстро передал мне один из наушников, и я смог слышать все, что говорил Хамид. - Это Коля? Хамид говорит, - послышался низкий голос с почти незаметным среднеазиатским акцентом. - Ну как, есть решение, а? - Есть, - ответил Богдан, и Коля повторил: - Есть, - и в дальнейшем Коля от и до повторял все фразы, произносимые Богданом. Точно с такими же человеческими, спокойными интонациями, только своим голосом. Если б не закрытые глаза и сомнамбулически-безжизненное лицо, то можно было подумать, будто Коля сам по себе говорит. Ни в жисть не поймешь по голосу, что им управляют... - Что решили? - Решили отдать за твою цену, плюс три таких же. Как понял? - Понял нормально, но это много. Надо подумать, посоветоваться. Окончательно решили? - Поторговаться можно... Можешь позвать шефа? - Пока нет. Позвоню в течение часа. - Будем ждать. Когда Хамид отключился, Богдан приказал Коле: - Спать! - и тот, расслабившись, опять обвис в кресле. Оператор вновь закопошился, подключая к ГВЭПу какой-то приборчик, потом засветился экран ГВЭПа - оказывается, у него в памяти оставалась видеозапись переговоров, предшествовавших драке. - Сейчас, для разнообразия, - пояснил Богдан, - он у меня голосом Мистера-Твистера покойного заговорит... Так-с! Проверяем. Модуляция... Артикуляция... Тембр... Тон... На экране ГВЭПа, сменяя друг друга, промелькнуло несколько красных и синих кривых. - Синие - натурные параметры звукозаписи, - растолковывал мне, малограмотному, оператор, - моделированные. Сейчас попробуем, как наш клиент разговаривает... - Николай! Внимание! Повторяешь за мной: "Мистер-Твистер - бывший министр, Мистер-Твистер - миллионер". Да, тут и вздрогнуть недолго! Я даже украдкой, чтоб Богдан на смех не поднял, глянул в сторону татуированного пуза мертвеца, которое, похоже, уже начало вздуваться помаленьку... Жарковато на улице, здесь, за городом, а тем более в доме, попрохладней, но все же. Покойнички начинали пахнуть, но голос одного из них весело повторил стихи Маршака на манер детской считалки. Мороз по коже! Ну, техника, блин! А Богдан, глядя на свой экранчик, нахмурился. Должно быть, не совсем так звучало. Что-то еще подкрутил, подстроил - и еще раз заставил Колю повторить. Потом еще пару раз. Может, и еще разок прогнал бы, но тут вновь зазвонил телефон. - Да, - ответил Коля голосом Твистера, - я у аппарата. - Хамид говорит. Ты ту цену, что Коля называл, тоже одобряешь? - Мы все столковались, господин Хамид. В принципе можем немного уменьшить цену, если, конечно, найдете нужным добавить. - Если мы набавим? - переспросил Хамид. - Да, да, если вы набавите. А то у вас, между прочим, конкуренты появились. И сильные! Правда, жадные до ужаса... Но если расщедрятся и дадут больше вашего - уступить можем. - Хорошо. Первая цена плюс полтора устроит? - Несерьезно, господин Хамид. - Плюс два? - Немного лучше. Может, лучше позовете вашего шефа? - Через пять минут позвоню, а может - шеф сам позвонит. Богдан снова вернул своего "ретранслятора" в состояние полного сна и опять начал чего-то подкручивать. - Фигово сигнал проходит, - озабоченно прокомментировал он свои действия, - придется мощности прибавить, а это, между нами, девочками, - стремно. - Почему сигнал плохо проходит? - удивился я. - Нормально ведь слышно... - "Слышно", ё-мое! - Богдан покачал головой так, как будто имел дело с совершенно тупым первоклассником, произнесшим какую-то смешную и наивную-пренаивную глупость. - Ты, командир, если в этом деле не рубишь лучше помолчи. - Объяснил бы дураку в общих чертах, - без раздражения попросил я. - Позже, если можно. Они сейчас опять звонить будут. Ох, не напортачить бы... По-моему, впервые за этот день я услышал у Богдана беспокойные нотки в голосе. Видать, и впрямь наступал ответственный момент. Позвонили не через пять, а через пятнадцать минут. - У аппарата, - послушно отозвался биоробот. - Это я, Джавад-хан, - произнес незнакомый голос, с еще менее заметным акцентом, чем у Хамида, - со мной хотел говорить? Я не сразу припомнил, что Равалпинди приехал с пакистанским паспортом на это имя. А вот Богдан все понял и сразу врубился: - Да, уважаемый. Хочется знать, как ты наши условия принимаешь? - Принимаю. Хорошие условия. Плюс три принимаю. - Платишь налом? - Плачу налом. Мне это показалось странным, но тут я увидел, что на невозмутимом лице Богдана появилось подобие улыбки, правда, какой-то не очень уверенной. - Где встретимся? - спросил Богдан устами Коли и голосом Твистера. - Где тебе удобно. - Это мне показалось еще более странным. - Хорошо... - Пока Богдан объяснял Равалпинди, как проехать на дачу, я в полном недоумении размышлял, с чего это господин Мирзоев стал таким покладистым. Неужели действительно так уж припекло, что согласен четыре миллиона баксов за какую-то паршивую бумажку выкинуть? Что ж за бумажка такая? Чудо-юдо мне ведь ни фига не объяснил... Но, по-моему, гораздо проще было попросить, чтоб эту бумажку в портфельчике прямо в отель доставили. Или Равалпинди не боится? Ведь его не только кинуть, а и завалить могут с такими деньгами... Даже без учета того, что он не знает, с кем по-настоящему дело имеет. Но еще более я удивился, когда Богдан, растолковав дорогу, добавил: - Уважаемый Джавад-хан, не забудьте взять с собой основной материал. Наверно, это будет очень полезно... Я похолодел. Да он что, охренел, Богдаша?! По-моему, любой лох после таких слов догадался бы, что ему ловушку готовят. Но Равалпинди сказал: - Хорошо, дорогой, возьмем. Все у тебя? - Да, все. - Богдан просиял и показал мне большой палец вверх: мол, все классно! Я лично шибко в этом сомневался. - Ты сдурел? - очень грубо спросил я у оператора. - Так, прямо в лоб, про его чемодан? - Да, только так, командир, - усмехнулся Богдан. - Именно так, а не иначе. - Не понял... - Короче, чтоб без долгих лекций: Равалпинди сейчас - такой же попка, как этот Коля, понял? Я им управлял по телефону. - Не может быть... - пробормотал я. - Ты ж ГВЭПом его не мог достать отсюда. Он же у тебя на фиксатого нацелен. - Ну и что? Импульсы, подавляющие волю и контрсуггестию, можно и через эфир гнать, и по проводам. ГВЭП передает их фиксатому, а Коля ретранслирует их в трубку. Нет, я все еще не верил. Но Богдан вовсе не собирался меня убеждать и вести долгие просветительские лекции. Он опять ухватился за ГВЭП. - Пора прибраться, - с улыбкой произнес оператор. Глаз мой зафиксировал: переключатель режимов работы оказался на букве "Д". Богдан вытащил откуда-то очки, похожие на те, какими пользуются газорезчики или сталевары. Надев очки, он навел ствол ГВЭПа на труп Твистера. Прежде, чем я успел что-либо сообразить, мелькнула голубая вспышка. Хотя я присутствовал при том, как Вася Лопухин, царствие ему небесное, работал ГВЭПом в деструктирующем режиме, но видел только то, что происходит рядом с генератором. То есть как голубоватые нити, свиваясь в спираль, втягиваются в ствол ГВЭПа. Сейчас я увидел то, что происходит с целью. Труп Твистера, вместе с шортами, пейджером и футляром от сотового телефона, а также частью кровяной лужи, посреди которой он лежал, внезапно покрылся мириадами ослепительно ярких точек. У меня аж в глазах зарябило. Это длилось одно мгновение, какие-то десятые доли секунды. Затем все эти точки, опять же в какие-то неимоверно малые промежутки времени, сорвались с места, обрели голубоватый цвет, слились в многочисленные тонкие нити, затем свились в уже знакомую мне спираль и унеслись внутрь ГВЭПа. Когда я проморгался, то увидел, что на полу - совершенно неповрежденном, как ни странно! - остались только несколько лужиц крови, не попавших в поле воздействия ГВЭПа. - Шел бы ты отсюда, - произнес Богдан, - а то ослепнешь на фиг! А то таких "зайчиков" наловишь, что лечиться придется. Давай, сходи на второй этаж, куда-нибудь. Через полчаса здесь ни шиша не останется, никаких следов. Я позову, когда закончу. Я поднялся на второй этаж, где в совершенно пустой комнате сидел на полу пригорюнившийся информатор, а у двери стоял Ваня. Валет пристроился во дворе, присматривая за воротами. - Ну как? - спросил стукачок. - Да все нормально, - ответил я, потирая глаза, - скоро Равалпинди приедет. Кстати, а где та бумажка, .которая ему нужна? Мне вдруг подумалось, будто сейчас Богдан эту самую бумажку может деструктировать. Допустим, если она у Кири в кармане лежала. Ему что пшик! - и нету, а мне потом доказывай Чуду-юду, что эта бумажка уничтожена, хотя я ее и в глаза не видал. - В подвале бумажка, - ответил информатор. - Могу показать, если надо. - Ну что ж, показывай. Ваня, пошли! БУМАЖКИ, БУМАЖКИ, БУМАЖКИ... Вход в подвал дачи находился на бывшей кухне, где стояла печка с дровяной плитой, когда-то беленой, а ныне посерев шей, потрескавшейся и облупившейся во многих местах. Поблизости от плиты на пол были набиты в целях противопожарной безопасности железные листы, здорово уже проржавевшие. А ближе к противоположной от плиты стене в полу просматривался люк, закрытый крепкой, еще не прогнившей, крышкой, сколоченной из полуметровых кусков доски-двадцатки, с прочным, хотя и ржавым кольцом, продетым через головку кованого болта, ввинченного в дерево. Информатор поднял крышку за кольцо. Повеяло плесенью и крысами, очень знакомо, но неприятно. Сразу вспомнилось, блин, как в тот раз, то есть в другом потоке времени - если, конечно, это было со мной наяву! - меня сцапали залетные ребята и посадили в точно такой же подвал столь же заброшенной дачи. Там я не в шутку побаивался крыс, хотя мне грозило и кое-что похуже. Из того подвала меня вытащили тогдашние похитители, которые тогда мне казались жуткими гадами, и которых я в той жизни вынужден был убить. Правда, кажется, не всех до смерти. Когда во время второго возвращения в Москву из Эмиратов мимо нашего "Чероки" проехала знакомая серая "Волга" с четырьмя молодцами, я только порадовался, что нам на сей раз повезло не встретиться. И им, и мне повезло: они не погибли, а я избежал неприятностей от пребывания в подвале с крысами. И уж никак не подумал, что нам доведется еще раз повстречаться. Однако довелось, и не просто повстречаться... Сейчас Агафон, Гребешок, Луза и Налим доблестно вкалывали на контору Чуда-юда, а я регулярно контролировал их деятельность и передавал им всякие мудрые указания от Чуда-юда. Впрочем, это воспоминание, возникшее у меня в голове при открытии люка, долго не задержалось. Надо было лезть в подпол следом за информатором и Ваней. Ощупью, по очень шаткой и кое-где уже подгнившей лесенке спустились на пару метров вниз. Нога ощутила под собой осклизлые доски-горбыли, настланные прямо на сырую землю. Света, поступавшего только через люк из полутемной кухни и в самых мизерных количествах через затененные крапивными зарослями отдушины, было явно недостаточно. - Темновато, - сказал информатор, - без фонаря, пожалуй, не найдем. - Нашли, блин, куда бумагу прятать! - проворчал я. - Может, ее уже крысы съели? Да и сыро тут, запросто сгниет... - Киря сказал так: "Подальше спрячешь - поближе возьмешь!" - заметил информатор. - Она в сундуке лежит, старинном, кованом. Крысам нипочем не прогрызть. И от сырости он неплохо защищает. А потом мы ж ее тут не сто лет держать собирались. За сутки никак не успеет отсыреть... - Ваня, включи фонарь! Фонарик у Вани был и довольно мощный. Световой конус прорезал тьму дачного подпола, и стало видно, что это довольно большая яма, примерно, 4x3x2 метра, заваленная грудами хлама, Картошки, правда, в подполе давным-давно не держали, но зато сюда спихали в немереном количестве сгнившие и рассыпавшиеся стулья, ломаные и разбитые ящики, рулоны толи и рубероида (возможно, еще на что-то пригодные), ржавые садовые лейки и ведра... В принципе хорошие хозяева все это барахло обычно не сваливают в подвалы, а предпочитают держать в сараях и на чердаках. У меня даже создалось впечатление, будто эта свалка была создана специально, чтоб у любого, кто пожелал бы в ней разобраться, опустились руки. Информатор, однако, очень уверенно протиснулся между двумя достигающими потолка нагромождениями не то из ящиков, не то из ульев. Туда же пролез Ваня с фонариком, а за ними и я. Под ногами захрустел не то шлак, не то гравий, а скорее всего, и то и другое вперемешку. Мы оказались в дальнем от люка углу подвала, где навалом лежало штук пять пустых деревянных бочек и кадушек. Фиг подумаешь, что за ними еще что-то есть. - Посвети сюда, - попросил информатор, указывая на одну из бочек, горизонтально лежавшую в самом низу этой кучи. В световом круге не увиделось ничего необычного: стандартное донце деревянной, хотя и довольно большой, примерно стоведерной бочки. - Ну и что, - спросил я, - а где ж сундук? - Сперва фокус-покус увидите, - хмыкнул слегка повеселевший стукач, нагнулся, поковырялся в гравийной засыпке пола, покопошился около бочки и... открыл ее донце, будто дверцу. Еще больше это было похоже на казенную часть торпедного аппарата на подлодке, только без герметизирующего штурвальчика. - Это что, лаз? - спросил я заинтересованно. - Ага, - подтвердил информатор. Мы присели на корточки около бочки, и Ваня направил луч фонаря внутрь емкости. Оказалось, что бочка одним концом вкопана в земляную стенку подвала, а дальше еще метра на полтора тянется бетонная труба, по типу тех, что прокладывают под дорогами. Дальше просматривалось что-то вроде кирпичной стенки. - Всем сразу туда нельзя, - сообщил стукач, - воздух стоялый, объем маленький, задохнуться можно. Я слазаю, а вы подождите. Фонарь только дайте, если можно. Дали. Информатор вполз в бочку, потом протиснулся в трубу. Потом выбрался в какое-то тесное помещение, где можно было стоять, согнувшись в пояс. В отсветах фонаря, ползавших по кирпичам, которыми были укреплены стенки этого тайника, мне удалось различить, как информатор копошится у какого-то массивного темного предмета, должно быть, у того самого вышеупомянутого сундука. Послышался лязг, стукач открыл сундук и поднял крышку. Потом нагнулся куда-то внутрь, пошуровал в сундуке, достал нечто плоское и прямоугольное, закрыл с лязгом крышку и стал выбираться обратно. - Сдохнуть можно, - жадно хватая ртом воздух, будто из воды вынырнув, произнес он, вылезая из бочки. - Пошли скорее наверх, а то свалюсь на фиг. Мы закрыли донце бочки, вернулись к люку, выбрались в кухню, где нас уже дожидался очень довольный собой Богдан. - Принимай работу начальник, - сказал он, - найдешь хоть одну кровинку можешь расстрелять на месте. Я догадывался, что уборка трупов проделана качественно, и был убежден, что ни одного из них уже никогда не найдут. В принципе меня это не интересовало. Мне хотелось побыстрее поглядеть на таинственную бумагу, за которую Равалпинди готов был дать миллион долларов, а сейчас вообще раскололся на четыре. Причем был готов притащить их наличными на какую-то неведомую дачу... Впрочем, это уже под влиянием ГВЭПа. Пока то, что я видел в руках информатора, было всего лишь тонкой, но прочной картонно-коленкоровой канцелярской папкой черного цвета, завернутой в прозрачный полиэтиленовый пакет. - А куда вы их дели-то так быстро? - удивился стукач, вспомнив, что совсем неподалеку отсюда лежал труп. - Знаем, не протреплемся! - ухмыльнулся Богдан. - Пошли в комнату, посмотрим, что за бумага, - сказал я. - А то вот-вот Равалпинди приедет. - Равалпинди приедет через сорок пять минут, не раньше, - уточнил Богдан, - но посмотреть, конечно, интересно... Перед тем, как отправиться в комнату, я поглядел, как несет службу Валет. Потому что сообразил, что он может, буквально выполняя полученный приказ, обстрелять Равалпинди со свитой. С другой стороны, мне еще не очень верилось в то, что Богдану удалось подчинить Абдулвахида Мирзоевича своей воле. Поэтому не хотелось, чтоб вместо Равалпинди с миллионами приехали боевики, которые, не мудрствуя лукаво, постреляли бы нас тут к чертовой матери. Ваню с УКВ-рацией отправили в кусты, дабы он наблюдал за дорогой и подходами к воротам с внешней стороны, а Валету приказали наблюдать за двором и уничтожать всех, кто попытается проникнуть во двор без нашей санкции. - Перестраховка все это, - убежденно заявил Богдан, но я, как обычно, решил, что береженого Бог бережет. В комнате действительно не было никаких следов потасовки и резни. Но что меня несколько озадачило - не было и Коли. Похоже, что Богдан и его деструктировал заодно. Уточнять в присутствии лишнего человека, что да как, я не стал. Перетерпится. - Я думал, мы их в подвал прятать будем... - пробормотал стукач, явно не врубаясь в ситуацию. - Юноша, - строго сказал Богдан, маленько превышая свои полномочия. - Не забивай себе голову ерундой. Запомни, что сейчас вся твоя жизнь держится только на нашем интересе. Вопросы, тем более лишние, очень вредны для здоровья. Понял? - Понял. - Давай бумагу, - сказал я, и информатор с готовностью отдал мне папку. Я стащил с папки полиэтилен, развязал тесемочки, развернул... Нет, листок бумаги, где на фирменном бланке ЦТМО было отпечатано десятка два принтерных строчек, меня ничем при первом взгляде не удивил. Меня поразило другое, на внутренней стороне "корочек" папки сохранился пожелтевший обрывок очень плохой бумаги, на котором фиолетовыми чернилами и очень знакомым почерком - я сразу, правда, не вспомнил, чьим, - было написано: "...ету ООГ "Пихта". У меня аж что-то щелкнуло и зажужжало в голове. Будто там не малюсенькая микросхема стояла, а целый компьютер с наворотами. Значит, все-таки она была! Особая оперативная групп; "Пихта", с материалами которой мне пришлось иметь дело в тот раз, существовала и в этом потоке времени. Только на сей раз ее документы обнаружились не на чердаке, а в подвале, правда, совсем другой дачи и в совсем другом дачном поселке. Я держал в руках листочек, которого так домогался Равалпинди, но не мог не только врубиться в его содержание, но даже начать его читать. По сути дела, мне как-то сразу стало до фени. за что господин Джавад-хан так жаждет выложить кучу баксов. Зато мне неудержимо захотелось в подвал, туда, в бочку, в тайник с сундуком. - Этот тайничок в подвале вы сами соорудили? - спросил я у стукача. - Нет, он тут раньше был. Эту дачку Киря, в общем-то, недавно купил. Года два назад. Баба какая-то продала совсем задешево. Денег на то, чтоб ремонтировать, у ней не было, мужа тоже. Покупал эту дачу ее дед, сразу после войны, тоже не сам строил. Так что, чей тайник - фиг знает. - А вы-то его как нашли? - Случайно. Киря, когда мы тут первый раз собирались, решил все облазить. Может, тут чего приличное завалялось. Мебель там старинная, которую отреставрировать можно, самовар или икона. Так вот, представляешь, тогда, когда специально искали, - тайника не нашли. Мы эти бочки даже ворочать не стали. Киря тут, конечно, планы строил: мол, построю тут особняк с бассейном - участок-то ого-го-го какой! Только ни фига не накопил, как видно. Так все и осталось, как было. Бухали здесь, баб иногда водили, стрелки забивали по мелочам. Товар иногда ныкали. Как сложится, короче. А тайник нашли во время одной пьянки, на Новый год или на Рождество вроде... Не помню, две недели квасили напропалую. Были только с нашей бригады, этих халявщиков, блин, типа Твистера и Коли, не приглашали. Они и выжрать-то, суки, за чужой счет норовили, даром, что бабок имели больше нашего. Жулье... - Ладно, - чувствуя, что товарищ уходит в сторону, перебил я, - ты лучше про тайник рассказывай. - Ну вот, пили-пили, а как-то раз проснулись - и похмелки лет. А бодун у всех капитальный, тут поблизости ни одного ларька не имеется, надо либо километра три проехать до сельмага либо метров пятьсот до бабки, у которой самогон. А всем, естественно, в лом. Короче, Киря кого-то в приказном порядке отправил за самогоном, но то ли объяснил плохо, как бабку найти, то ли у мужика ноги вяло двигались - хрен поймешь. Нет и нет. Тогда Кире вдруг в голову взбрело, будто он в подвале бутылек от прошлого раза забыл. Взял с собой одного чувака, Цап-Царапыча, и полезли они в подпол. И надо же, блин, нашли! Правда, не бутылек, а всего лишь поллитру. А нашли, представляешь, в бочке, но не в той, где лаз, а рядом. Кто ее туда снес, фиг поймешь, вопрос особый. Поллитру приняли. Каждый по глотку сделал, похмелились, но мало. И тут Киря припомнил, что вроде бы когда поллитру нашли, то рядом бочка стояла, закрытая и тяжелая. Конечно, ё-мое, народ начал всякие фантазии сочинять насчет того, что там коньяк столетней выдержки. Ну опять полезли, стали пытаться эту бочку выдернуть и случайно открыли защелку, которая эту дверцу-донце держала. Ну, а тут вообще с ума посходили, знаешь, как в мультике про Кота Леопольда: "Клад! Клад-клад-клад!" Даже про опохмеление забыли, на счастье того мужика, который за самогоном ходил. Он думал, что его вообще убьют за то, что столько проваландался, даже за свой личный счет лишний трехлитровый бутылек взял, для отмаза... - Не надо в сторону, - напомнил я. - Ну, и что нашли там? - Сундук кованый, я ж говорил уже. Здоровый, примерно полтора на полметра и сантиметров семьдесят в высоту. Старинный, сделан не меньше, чем из сороковки, сверху обит прочной такой белой жестью, а поверх нее стальные полосы из двухмиллиметровой стали. На ребрах - уголки, опять же кованые, полсантиметра толщина. И замка нет, и ключа не видно. Топором ни фига не взламывается, лома нет, фомку некуда совать. А долго там не просидишь сам видел. Случайно открыли. Я штанами за шляпку одного гвоздя, которыми уголок прикреплен, зацепился. Дернул - а гвоздь вытянулся и замок открылся. А внутри, в общем-то, ерунда оказалась. Шинель, правда, была старинная, без погон, в петлицах ромб. Цап-Царапыч ее загнал кому-то из любителей за полтора "лимона". Думали, может, маузер есть или шашка - фиг, ничего такого. Книги всякие, Троцкий, Зиновьев, Каменев. Ну, и другая макулатура. - Папка оттуда же? - Я постучал пальцем по "корочкам". - А это там на дне валялось. Такой чемоданчик с ремешками сбоку. Там тетрадки какие-то, папки вот такие же. Ерунда разная. А когда решали на сегодня толковище устроить, то прикинули сюда нашу ценную бумажку пихнуть. Я взял одну папку, бумаги в сундук высыпал, а листочек сюда пристроил. Видишь, чистенький, сухонький и крысы не поели. - Молодец, возьми с полки пирожок, - сказал я иронически. В это время на столе хрюкнула рация, связывавшая нас с Ваней. - В трехстах метрах от нас, в направлении дачи движутся два автомобиля "Ниссан-Патрол", - доложил "зомби". - Не рано ли? - спросил я у Богдана. - Ты же говорил - через сорок пять минут. - Да, рановато, - согласился тот, ничуточки не взволновавшись. - Сейчас посмотрим... - Давай в соседнюю комнату, - приказал я информатору. - И сиди тихо, Равалпинди тебя не должен видеть. Боец и сам не хотел с ним встречаться, а потому не стал упрямиться и быстро исчез за дверью. В принципе мне было глубоко начхать на то, увидит Равалпинди информатора или нет, потому что возвращение господина Максудова, пардон, мистера Джавад-хана, с этой дачи было исключено. Но информатору вовсе незачем было видеть в работе ГВЭП. Стукач еще мог пригодиться, а так его пришлось бы ликвидировать. Богдан включил ГВЭП, надел гарнитуру, пощелкал клавишами выносной клавиатуры, и на мониторчике возникло знакомое мне лицо восточного человека, то есть Равалпинди. Видимо, оно уже было загружено в память ГВЭПа. Переключатель режимов был поставлен на "П" - поисковый уровень. В правой верхней четвертушке экранчика (2x2 см примерно) возник синий кружок, по которому, как по циферблату секундомера, начала двигаться тоненькая белая стрелка. Одновременно с этим под четвертушкой нервно замигал бело-красный транспарантик: "Поиск". Обежав около четверти круга, белая стрелка-вектор словно бы наткнулась на какой-то светящийся кружок или большую точку. Она остановилась, тут же приобретя красный цвет, и медленно поползла в обратном направлении, против часовой стрелки. Транспарантик под четвертушкой мигнул и сменился. Теперь на нем значилось: "Сопровождение". На остальном поле экранчика четкое фотографическое изображение Равалпинди сменилось размытым, на котором мигал тонкий белый крестик. Богдан нажал кнопку фокусировки и перевел переключатель режимов на "Н". Четвертушка с поисковым вектором убралась, а на экране возникло четкое изображение, уже без мерцающего крестика. - Посмотрим на мир глазами Равалпинди! - вполголоса ухмыльнулся Богдан. Действительно, на мониторчике появилась картинка, которую видел мистер Джавад-хан. То есть интерьер "Ниссан-Патрола", в котором он ехал к нам на дачу. В машине, считая его, были пятеро, но впереди, через лобовое стекло просматривался другой "Ниссан", где сидело еще столько же, а может, и больше. Автоматов и пулеметов, конечно, ни у кого не просматривалось, но ясно, что с пустыми руками не едут. Если Богдан переоценил свои силы, то нам будет очень хреново. - Если мне не удалось его подавить, он будет думать на родном языке, и мы хрен что поймем, - словно бы угадывая мои мысли, произнес Богдан, тоже, должно быть, не вовсе уверенный в своем успехе. - Ты таджикский знаешь? В смысле дари? - Нет, не знаю... - Ну так вот, если они сейчас начнут общаться по-своему, значит, мне надо ему еще порцию вложить, а если будут рты открывать по-таджикски, а мы все поймем по-русски, значит, работает... - Богдан произнес это азартным шепотом охотника, ждущего, когда кабан выскочит ему под выстрел. - Уважаемый Джавад-хан, мы подъезжаем... - Эти слова произнес смуглый бородач в белом костюме. Рожа показалась удивительно знакомой. Батюшки! Да це ж Ахмад-хан з Афганщины... Неужели в этой жизни я его не убил? В том потоке времени я ему точно всадил 5,45 из "ПСМ" прямо в середку груди. А потом свои же телохранители просверлили его еще в нескольких местах шальными пулями, причем одну вогнали точно в лобешник. Это уже гарантия. - Я принял это к сведению, Хамид! - ответил тот, чьими глазами мы смотрели. Ага, так этот мужик, которого я принял за Ахмад-хана, и есть Хамид? Теперь все ясненько. То-то я заметил, Что у этого борода почернее, без проседи. Стало быть, младший братец теперь к Равалпинди подался. Небось после того, как Ахмад преставился, воевать за свободу и независимость родного племени стало скучно. И экономически неэффективно. Афгани небось ныне на тонны меряют, пришлось пару кошар под них освободить. Народ разбредается: у батьки нема золотого запасу К тому же талибы мало-мало кишка пускают... В общем, как говорила одна дама, лучше стоя, чем на коленях. Поэтому Хамид понял, что главное в профессии племенного бугая... то есть вождя, конечно - вовремя смыться. Что он и сделал. И теперь сторожит господина Равалпинди. - Еще раз должен напомнить вам об осторожности, - произнес Хамид. - С этими людьми надо быть очень внимательными. - Я их знаю, им можно верить. - Ваня! - позвал я в рацию. - Себя не обнаруживай, без команды не стреляй. - Принято. Машины остановились. Из головного джипа вышло шесть человек, внешне очень внушительных, в темных очках и при пиджаках, несмотря на жару. - Ставлю видеоимитацию, - объявил Богдан, переключая ГВЭП в режим "В". Теперь ты - Твистер, Валет - Киря, а Ваня - Коля. Будешь теперь работать по своему плану. Ребятами можешь управлять отсюда, через гарнитуру. А рацию оставь в покое. Надевай гарнитуру! ТЕАТР МАРИОНЕТОК - Внимание, Ваня, Валет! Ваня становится Колей, а Валет - Кирей. Я Твистер. Мы - свои. Произносить только те слова, которые передаем. Перед каждой фразой, которую нужно сказать вслух, буду говорить слово: "Произноси!" - Принято, - в один голос ответили пацаны. - Ваня! Неторопливо выбираешься из кустов и медленно подходишь к охранникам Равалпинди. Пошел! На экране появились охранники, выбравшиеся из головного джипа, настороженно направившие взгляды, что называется, "в камеру". Конечно, никакой камеры не было, а был Ваня, глазами которого мы наблюдали всю эту сцену. Я подождал, пока он приблизится к бойцам Джавад-хана, и выговорил: - Ваня, произноси: "Здорово, мужики! Вы кого-то ищете никак? Может, помочь чем-то?" Хотя я и знал, что он повторит все без запинки, но немного обалдел, когда услышал в наушниках знакомый голос Коли-фиксатого. Причем не тот пришибленный, каким он разговаривал, уже будучи пристегнутым к креслу, а тот приблатненно-самоуверенный, каким он обладал во время толковища. - Да вот, - сделав на всякий случай улыбку, ответил один из бодигардов, похоже, русский среднеазиатского производства, - тут где-то друзья отдыхают, на шашлыки звали. А у вас вроде мангал дымится... Мы не к вам, случайно? - Ваня, произноси: "Если среди вас Хамид есть, то, может, и к нам. А вас лично я чего-то не припомню"... При этом я непроизвольно втянул носом воздух: действительно, ощущался специфический запашок шашлыка, жарящегося на угольках. И дым за окном просматривался. Если б я не знал про имитационные возможности ГВЭПа, то, наверно, обалдел бы. Ведь никто никакого мангала не растапливал... Но я помнил, как в прошлом году ныне покойный Вася Лопухин напугал моджахедов Ахмад-хана имитационным пламенем и дал мне возможность выскочить из их логовища. Вне поля зрения Вани хлопнула дверца второго "Ниссана". Он повернул голову в том направлении, и мы увидели, как к лже-Коле быстро приближается Хамид. - Привет, дорогой! - приветливо оскалившись, произнес чернобородый. - Рад тебя видеть, совсем мужчина стал. - Старею, наверно, - ответил я Ваниными устами, не забыв перед тем сказать волшебное слово: "Произноси!" - Куда там "старею"! Совсем молодой, красивый. - Мерси за комплимент, братуха. Может, в дом зайдете? А то твой шеф подумает, что мы негостеприимные... Твистер вам, конечно, небольшой дастархан сготовил, с легким российским акцентом, если, конечно, Аллах не против... - Аллах не против, - хмыкнул Хамид. - В Коране вино запрещается, а водка и коньяк - нет. Но хозяин у нас очень деловой. Товар-деньги-товар, как Маркс говорил. - Ну, все равно, зайти надо. Не обижайте, корешки! - Нас много, - в несколько двойственном смысле предупредил Хамид, - мы ведь не гордые, раз зовут - зайдем. Не пожалейте потом, ладно? Намек был, конечно, очень прозрачный, но я приказал Ване пошире улыбнуться и сказать безмятежным тоном: - Думаешь, шашлыка на всех не хватит? Да мы вам, если надо, полтонны нажарим! Въезжайте во двор, чего гам! Хамид ухмыльнулся и сказал: - Сейчас, пойду спрошу хозяина! Богдан молниеносно переключился на Равалпинди, и в следующем кадре мы увидели Хамида, подходящего к хозяйскому "Ниссану". - Предлагают во двор заехать. - Я слышал, - вообще-то это произнес Богдан, но устами Равалпинди. - Пусть ворота открывают. Заедешь первый, я за тобой. - Понял, уважаемый. А может, лучше попросить, чтоб сюда бумагу вынесли? Опасно, ребята крутые. - Делай, как я сказал! Хамид немного поежился, прижал руку к сердцу и вернулся к липовому "Коле". - Хозяин не возражает. Обидеть не хочет. - Ну и молодец. Открывай ворота! Богдан переключил меня на Валета. - Открывай ворота! Валет снял засов, распахнул створки: - Милости просим, добро пожаловать! Когда ворота открылись, и "Ниссаны" один за другим вкатили во двор, и Богдан стал показывать мне то, что видел в этот момент Равалпинди и все его люди, то я очень сильно удивился, потому что никак не ожидал, насколько масштабно изменится внешний вид и самой дачи, и всего участка. Ну, блин, имитаторы! Я даже забеспокоился, не перестарался ли Богдаша. "Ниссаны" оказались не перед дряхлой деревянной дачей, а перед вполне современным двухэтажным кирпичным особнячком, окруженным не запущенным и заросшим крапивой садом, а этаким мини-парком, ухоженным и подстриженным, с выложенными плитками аллеями, побеленными бордюрными камнями. Там, где в натуре находилась заброшенная баня, просматривалось нечто вроде беседки, а на пространстве между баней и забором откуда-то возник бассейн. Там же курился дымок мангала, двигались какие-то люди, невнятно перекликались... По-моему, даже несколько девиц в купальниках промелькнуло. О том, что поджарый Валет в глазах Равалпинди энд компании превратился в быкообразного Кирю - даже золотой крест ну массивной цепи не забыли, - и говорить стыдно. - Красиво живут! - произнес Хамид. - Быстро разбогатели. Раньше такого у них не было, я точно знаю. - Раньше не было, а теперь есть, - сказал Равалпинди с подачи Богдана. При этом, когда я поглядел на оператора, мне показалось, будто он озадачен имитационной картинкой не меньше, а даже больше, чем я. "Во, - подумалось мне, - сам не верит, что такое накрутилось!" Впрочем, разбираться в этом времени не было. Когда джипы остановились, то первыми выбрались шестеро из головного "Ниссана", которые быстренько обтолпили машину своего шефа. Следом вылезли Хамид и двое ближних охранников, водитель остался и не глушил мотор до тех пор, пока секьюрити не прикрыли Равалпинди со всех направлений. У двух бойцов в руках были чемоданчики типа "президент" из белого металла, пристегнутые браслетками клевым запястьям. По идее, в одном должны быть запрессованы купюры, в другом - компромат на Чудо-юдо. Наверно, будь у меня действительно коммерческий интерес к продаже тоненького листочка, за который Равалпинди сам был готов отдать миллион, то я постарался бы прикинуть, может ли четыре миллиона баксов поместиться в один чемоданчик. - Добро пожаловать, гости дорогие! - приветствовал Равалпинди Валет. Будем знакомы - Киря. - Между прочим, он бумажку раздобыл... - прокомментировал Ваня-Коля. - Приятно познакомиться, - произнес Равалпинди. - Верный выбор сделал, не ошибся. Очень правильно поступил, друган. Не пожалеешь... Валет и Ваня, которыми управлял я, и Равалпинди, которым управлял Богдан, поручкались. - А где же Твистер? - прищурился Равалпинди. - Шашлык жарит или сам на шампур попал? - Бумагу сторожит, - сказал, осклабившись, "Киря", - чтоб ветром не унесло и чтоб с ней до ветру не сходили. - Правильно делает, - глубокомысленно произнес Равалпинди. - За эту бумагу я хорошие деньги плачу. И он щелкнул одним из массивных золотых перстней по металлическому кейсу, который тащил грузный верзила в черных очках. Надо думать, Богдан не перепутал. Хотя если и перепутал, то охрана Равалпинди приняла "ошибку" патрона за какой-либо хитрый тактический ход и не стала его поправлять. - Ну что, господа, - лучезарно улыбнулся "Коля", - прошу в дом! "Коля" и "Киря" пошли впереди, Равалпинди, прикрываемый спереди Хамидом, а сзади и с боков четырьмя охранниками, последовал за ними. Замыкали шествие двое, тащившие "президенты". - Ну, корешок, - прикрыв рукой микрофон, прошептал Богдан, приглядываясь к шествию. - Похоже, нам хреново придется. Четверо во дворе остались. Я-то думал, что, когда все в дом зайдут, можно будет внешнюю имитацию убрать, а теперь хрен! Она ж энергии жрет навалом! Мы уже минут двадцать ее держим, стало быть, еще десять, ну пятнадцать протянет. А потом все, хана. Надо вырубать, а то инициирующие источники посадим и вообще без ГВЭПа останемся. - Ты ж Равалпинди командуешь, лопух! - прошипел я. - Что, не мог заставить его быстрее чикаться? Что, не мог ему приказать, чтоб он всех в дом затащил? - Иди ты на хрен! - в очень несвойственной для себя нервной манере произнес Богдан и при других обстоятельствах, возможно, получил бы за это по морде, но сейчас разборки были ни к чему. "Киря" и "Коля" уже подвели Равалпинди к дверям комнаты. Интерьер дома тоже был такой, что обалдеть. "Вот она, куда идет, народная энергия! - подумал я, злясь на Богдана. - На хрена было такую имитацию ставить? Восточного человека роскошью удивить захотел? А еще командира на хрен посылает! Ну, блин, дай с этими разделаться! Я тебе вставлю по самый помидор!" Но сейчас надо было скомандовать Валету и Ване, чтоб открыли дверь в комнату, где находились мы с Богданом. Впрочем... В комнате уже находился я один, Богдан словно испарился. То ли он, сукин сын, действительно успел как-то выскользнуть отсюда в ту комнату, где прятался наш бедный стукачок, то ли остался здесь же, но замаскировался имитационной картинкой. Потому что ободранная комнатушка вдруг преобразилась в шикарный кабинет, с книжной стенкой, креслами, сейфом, компьютерами, видеодвойкой и кондиционером. А я оказался сидящим не на расшатанном кресле, а на солидном кожаном - хоть президента в него сажай! Фиг его знает, может, в этом иллюзорном мире Богдан замаскировался под стенку или сейф, а ГВЭП стал компьютером или телеком?! Между тем прошло уже четыре минуты из десяти-пятнадцати, о которых говорил оператор. Потом на секунду мелькнула мысля: "А как же я буду этими "зомбиками" управлять? Гарнитуры нет, ГВЭП свистнули... Голосом, что ли?" К тому же в руке у меня был, извиняюсь, раскрытый "ПП-90" с навинченным глушаком, и сам себя я видел все в той же камуфляжке... Потом, правда, сообразил, что сам себя я именно таким и должен видеть. Имитация ставилась не для меня, а для Равалпинди и его команды. - Здорово, Твистер! - Равалпинди, совершенно не обращая внимания на пистолет-пулемет, который я едва успел переложить в левую руку, протянул мне свою правую, крепко пожал и сказал охране: - Так, все лишние - в холл. Останутся только Хамид, Гафур и Сулейман. Похоже, что надо было предложить гостям сесть, но я точно помнил, что в комнате было не больше трех несломанных стульев. Сейчас мебели было до фига, но какая настоящая, а какая призрачная? Предложишь Равалпинди сесть, а там пустота! Однако Богдан, похоже, уже прочно взялся управлять Джавад-ханом и решил мои сомнения. - Давай быстро решим все дела, Твистер, - произнес Равалпинди. - Покажи мне листок, дорогой. Я взял со стола знакомую папочку, развязал тесемочки и подал Равалпинди листок. Абдулвахид Мирзоевич раскрыл футляр, вынул очки, поглядел, просиял и одним движением пальцев поманил одного из чемоданоносителей. Я думал, что он с ходу выдаст денежки, потому что именно по этому чемодану щелкал ногтем во дворе, но оказалось по-иному. Когда телохранитель, не отстегивая "президент" от запястья, положил его на стол и господин Максудов, набрав код, открыл крышку, в чемодане оказались папки с бумагами. Не так, чтобы очень много, но порядочно. Это была та самая "компра" на Чудо-юдо, которую мой папаша так мечтал достать и ликвидировать. - Как раз в этой папке, - прокомментировал Равалпинди, укладывая "наш" листочек в какую-то солидную обложечку, - не хватало этой бумажки. Что ж, ты заслужил деньги, Твистер. Гафар, раскрой чемодан, пусть наш друг посмотрит, как выглядят четыре миллиона баксов. Можешь пересчитать. Четыреста пачек по десять тысяч. В принципе мне было по фигу, сколько их тут, этих зеленых бумажек. И даже больше того, меня не интересовало, настоящие они или фальшивые. Они могли мне полный чемодан "кукол" насовать - это меня не волновало. Меня беспокоило совсем другое. Десять минут уже прошли, шла не то двенадцатая, не то тринадцатая, то есть имитация могла вырубиться в любой момент. Мне казалось, что теперь, когда мы уже видели, что "компра" здесь, пора кончать спектакль с марионетками и декорациями. Самое оно поставить режим "Д" и пополнить энергетический ресурс генератора за счет поглощения энергии из деструктируемых объектов... Гафар с мрачным лицом, будто свои кровные отдавал, поставил увесистый чемодан на то место, откуда предыдущий мордоворот - надо полагать, Сулейман, по методу исключений, - только что убрал чемодан с документами. Он сам набрал нужный код и открыл крышку. Да, чемодан был под завязку набит пачками стодолларовых купюр. - Коля, проверь, - сказал я, - друзья у нас, конечно, честные, но денег много, могли случайно на пару купюр ошибиться... Ваня с готовностью отозвался на Колю и стал считать, выковыривая спрессованные пачки из чемодана. По внешнему прикиду выходило, что Равалпинди не обманывает. Пачки лежали тютелька в тютельку, восемь по ширине и пять по длине. В глубину их вполне могло ужаться по десяти. Да и хрен с ними, в общем-то, я ведь не обашляться сюда приехал... - Детектор есть? - спросил Равалпинди. - Может, фальшивые случайно попали. Заменим! Детектора у меня не было, но отчего-то я подумал, что мне стоит взять пачку и отойти в угол, и, отвернувшись от пакистанской делегации, сделать вид, будто проверяю... Но едва я повернулся спиной, как Равалпинди гортанно выкрикнул нечто на родном языке дари (а может, и на урду) - все одно непонятно. В туже секунду что-то с неимоверной быстротой мелькнуло с той стороны, где стоял Валет-Киря, и я, ощутив увесистый толчок в плечо, полетел на пол. Следом послышалось несколько хлопков, а потом очередь из "ПП-90". Это было последнее, что я слышал на этом этапе, потому что, падая, крепко впаялся башкой в самую натуральную, а не бутафорско-имитационную стену... ВОТ ТАКИЕ ПИРОГИ... Теряя сознание, я толком не понял, что произошло. Усек только одно: дело пошло не по плану. А когда очухался, то и вовсе первые пять минут не мог ни во что врубиться. Даже открыв глаза, я некоторое время бессмысленно крутил головой, не понимая, где нахожусь и что вокруг творится. К тому же я почти ничего не слышал и очень плохо чувствовал свое тело. Ощущение, что я начинаю соображать, пришло только после того, как я ощутил тупую боль в макушке и, машинально ощупав ее, обнаружил на ней здоровенную шишку. Совершенно дурацким голосом, сидя на полу, я пробормотал: - Шишку набил... Голова побаливала, но мельтешения в глазах и головокружения уже не было. Я разглядел комнату, в которой само собой уже не было никакой имитации. Нормальные расшатанные и поломанные стулья, стол, за которым утречком прохлаждались пивком участники толковища. На столе, как призраки, стояли два серебристых чемодана - будто корабли инопланетян на колхозном поле. В двух шагах от меня, на кресле сидел бледный, но невозмутимо спокойный Валет. Ваня, сняв с напарника бронежилет, прибинтовывал к его плечу стерильные подушечки из индивидуального пакета. Крови из паренька вылилось много, но это Валета не шибко тревожило. Он не стонал и не ругался. Зато стон донесся откуда-то сзади. Я повернул голову в том направлении и увидел силящегося подняться Богдана. Под ним было мокро от крови, а камуфляжка на животе и бедрах ниже броника намокла до черноты. Изо рта у оператора тоже текла густая, кровавая масса, он хрипел и нечленораздельно мычал. Рядом с ним валялся разбитый и расколотый на несколько кусков ГВЭП. Видимо, в него попало сразу несколько пуль. А где эти? Пакистанцы или как их там? Где Равалпинди? Ушел? Мне сразу удалось заставить себя вскочить и поднять с пола "кобру", которую обронил при падении на пол. Если Равалпинди ушел отсюда живым - мне можно стреляться тут же. - Где Равалпинди? - спросил я, обращаясь к Ване, который выглядел целее всех. - И вообще, что тут было? - Докладываю, - сказал Ваня, аккуратно завязав последний узелок на повязке Валета. - В тот момент, когда вы повернулись спиной к чужим, они вынули оружие и открыли огонь. Валет, выполняя программное указание о защите вашей жизни и здоровья, вынужден был сбить вас на пол. При этом он неумышленно нанес вам легкую травму головы при ударе о стену, а сам получил сквозное пулевое ранение в мягкую ткань плеча. Кость не задета. Я, во исполнение того же программного указания, нарушил ваш запрет на применение оружия и уничтожил огнем из "ПП-90" группу чужих в составе четырех человек. Количество очередей - две. Контрольных выстрелов четыре. Расход патронов - девять, попаданий - девять... - А где трупы? - недоверчиво перебил я, хотя понимал, что Ваня не может врать, если не получает на это команды. - Трупы деструктированы при помощи ГВЭП-14пм оператором Богданом, - четко ответил Ваня. - После чего Богдан навел генератор на вас и, поставив переключатель на режим "О" - "огневое поражение", - изготовился к производству выстрела. Во исполнение уже упомянутого программного указания о защите вашей жизни и здоровья вынужден был нарушить ваш запрет на применение оружия против своих и произвести очередь на поражение. Расход патронов - пять. Попаданий в Богдана - два, в ГВЭП-14пм - три. Физическое состояние Богдана - крайне тяжелое. Необходимо помещение в стационар и полостная операция. Генератор разрушен и восстановлению не подлежит. Боец Ваня доклад закончил. - С-суки! - долетело первое, буквально с кровью выдавленное членораздельное слово Богдана. - Не-на-ви-жу! Роботы поганые! Вы ж сопли моей не стоите, животные! - Ты что? Сдурел? - вскричал я, еще полагая, что Богдан всего лишь пал жертвой несчастного случая, а точнее - неудачной шутки. Мне казалось, будто оператор, допустим, из баловства нацелил на меня ГВЭП и сделал вид, будто собирается пальнуть. Само собой, Ваня, которому, как и Валету, Чудо-юдо заложил в черепок некое "программное указание" (я о нем, кстати, ни хрена не знал), шутки не понял и принял превентивные меры "для защиты жизни и здоровья" господина Д. С. Баринова. То есть попортил здоровье Богдану и раскурочил дорогостоящий прибор. - Я не сдурел! - выкрикнул Богдан. - Я лопухнулся! Мне надо было их валить, а потом тебя... - Ты что мелешь, козел? - пробормотал я, начиная понимать, что к чему. Что мы тебе сделали? Эта легкая укоризна, обращенная к человеку, которому всадили две пули в брюхо, прозвучала, конечно, несколько по-дурацки. Поэтому, не дожидаясь, пока Богдан соберется с силами, чтобы прохрипеть что-нибудь в ответ, я спросил: - Ты что, действительно хотел меня убить? - Да-а! - выхаркнув очередной кровавый сгусток, ответил Богдан. - Хотел вас всех в пыль разнести! И взять деньги! Все! Себе! Одному! И компромат унести, потом Чудо-юдо за него еще бы три раза по столько отдал, а другие, вроде Равалпинди, - еще больше. - Ну ты и дерьмо... - процедил я. Ничего похожего в нашей конторе еще не было. Практически всех, кто попадал в чудо-юдовские структуры, капитально просвечивали на вшивость. И обычными чекистско-ментовскими разработками, и полиграфом, и самоновейшими приборами, типа тех же ГВЭПов. Кроме того, хотя я точно и не знал, но догадывался, что ребята, допущенные к работе с особо секретной техникой, да еще и одной из последних моделей, такой, как ГВЭП-14пм, должны были проходить особый контроль, в том числе и на морально-психологическую устойчивость. Больше того, по идее, им всем должны были поставить микросхемы, по крайней мере такие, как были у Болта, Васи, Вани и Валета. А раз так, то Чудо-юдо, который строго придерживался стародзержинского принципа "доверяй, но проверяй", отбирая команду для операции против Равалпинди, вряд ли не сумел бы вышерстить из Богдановой башки коварный замысел насчет равалпиндевских баксов. Если, конечно, этот замысел не вызрел в самые последние часы или минуты. Однако и в этом случае, я думаю, микросхема должна была отстучать Чуду-юду экстренное сообщение. - Да, я дерьмо! - прохрипел Богдан. - Потому что ни хрена не сумел... Добейте, блин! Боль адская... - Нет, родной, - сам ужасаясь своей жестокости, прошипел я, - никто тебя добивать не будет. Ты сам подохнешь, но не так скоро. Помучаешься, пидор, чтоб тебе потом ад раем показался! - Я, я же все сделал! - Богдановы глаза горячечно блестели, а рот пытался чего-то молоть, тратя на сотрясение воздуха последние силы. - Я всеми вертел, как хотел, и вами, и ими. А вы - статисты, пробки, пустое место... Это мои деньги, я их сделал! У-у-у, бли-ин! Я опять ощущал то же, что во время допроса фиксатого. Мне прямо-таки очень хотелось, чтоб гаденыш Богдан помучился от всей души. Но, должно быть, в более высоких инстанциях сидели люди милостивые и милосердные. Дернувшись несколько раз, он обмяк, свалил голову набок и застыл с открытым ртом и распахнутыми глазами. - Сдох? - спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь, но Ваня принял этот вопрос на свой счет и, тут же подскочив к Богдану, начал щупать пульс и иными путями проверять качество своей работы. - Летальный исход, - невозмутимо доложил Ваня, - возможные причины смерти - болевой шок и сильная кровопотеря. Я промолчал, хотя знал главную причину смерти: жадность фраера сгубила. Встал с пола, отряхнулся. Вроде бы в крови не извозился... Вспомнил, что у нас вроде был еще один человек - безымянный и бесфамильный информатор. Заглянул в ту комнату, где ему велели прятаться, - пусто. - Где парень, который тут был? - спросил я у Вани. - Деструктирован Богданом, - ответил тот. Меня это не очень расстроило, но и не обрадовало. Чудо-юдо велел стукачка живым оставить. Ну, теперь есть ссылка на объективные обстоятельства. Гораздо хуже были некоторые другие нюансы. С дачи надо было куда-то валить, и желательно побыстрее. В первоначальном замысле Чуда-юда предполагалось, что, покончив с Равалпинди и К°, мы заберем чемоданчик с компроматом и той же дорогой вернемся на полянку, где нас высаживал вертолет. После этого я должен был вынуть из пристегнутого к моему поясу маленького футлярчика (не больше, чем у зажигалки "Zippo") маленький передатчик. На его корпусе имелась всего одна металлическая кнопка. Сбоку, через отверстие, сквозь кнопку была продета шпилька с загнутыми, как на гранатной чеке, усиками. Если разогнуть усики и вытащить шпильку, передатчик начинал работать, подавая периодические сигналы на определенной частоте, которую будут постоянно слушать люди, обязанные выслать за нами вертолет. Разумеется, что при этом предполагалось, что все мы будем целы и невредимы, а в случае какой-либо непредвиденной встречи в лесу Богдан применит ГВЭП и поставит имитацию. Однако Чудо-юдо допускал, что по каким-либо причинам мы понесем потери. Разумеется, всех убитых полагалось уничтожать ГВЭПом - и меня в том числе. А вот насчет раненых была определенная дискриминация. Меня надо было, как говорится, "выносить в первую очередь", и даже в безнадежном состоянии переть на себе до тех пор, пока не помру. Богдана - только в том случае, если он не получит полостное ранение. Ваню и Валета надо было эвакуировать лишь в том случае, "если обстановка позволяет". А если не позволяет деструктировать. Отец прикидывал и возможность захвата нами автотранспорта, но при этом необходимо было опять-таки использовать ГВЭП и имитации. Такого случая, как измена Богдана, Чудо-юдо, по-моему, совсем не мог себе представить. Не говоря уже о той ситуации, в какой мы оказались: ГВЭП был разбит, оператор его стал трупом, и ни на какую имитацию рассчитывать не приходилось. Задерживаться на даче не стоило. Конечно, бояться надо было не людей Джавад-хана. Даже если кто-то из подручных Равалпинди сумел отсюда слинять, домчать до города и доложить насчет событий на даче, то вряд ли они тут же помчатся сюда на разборку. Потому что, во-первых, им еще надо будет самим между собой разобраться, а во-вторых, если они не дураки, то поймут, что их тут никто ждать не будет. И будут искать другие пути, чтоб отыскать свои денежки и посчитаться с их похитителями. Зато представители бригад Твистера, Кири и Коли, которые наверняка знают о месте проведения толковища, обязательно постараются поинтересоваться их самочувствием. И им будет очень неприятно найти здесь каких-то неучтенных товарищей. Так что линять отсюда надо, но сделать это не так-то просто. Той же дорожкой, что шли сюда, уходить сложно. Богдана, несмотря на всю его пакость, бросить здесь нельзя. А обломки ГВЭПа - тем более. И чемоданы надо унести. Хотя бы один, с компроматом. Доллары мне лично в таких размерах не требуются. Да и Чудо-юдо их не заказывал. Все это переть вдвоем? Валет-то ранен... - Как состояние Валета? - спросил я у Вани. - Удовлетворительно. Заживление идет нормально, через двадцать минут будет боеспособен. - Неужели? - удивился я. - Ты ж только-только бинтовать его закончил? - Через двадцать минут буду боеспособен, - подтвердил Валет. - Откуда ты знаешь? - Экспериментально проверено, - невозмутимо произнес "зомби". Вообще-то, конечно, Валету я должен был бутылку поставить, если б он, естественно, был нормальным человеком. Он мне сегодня жизнь спас. Теперь, после того, как Богдан перед смертью исповедался, мне стало ясно хотя бы в общих чертах, как и что происходило. Установив имитацию, этот сукин сын под ее прикрытием перескочил в комнату, где отсиживался информатор, уничтожил его по-тихому режимом "Д", подзаправив ГВЭП энергией, но не снимая при этом имитационную картинку (Вика мне, помнится, как-то говорила, что последние модели генераторов имеют двухзадачное действие, то есть могут какое-то время работать и в плюсовом, и в минусовом режимах). Потом, опять же прикрываясь имитацией, может быть, кошку из себя изобразил или вообще пустое место - подобрался к охранникам Джавад-хана, остававшимся у машин, и тут же их разнес на атомы. Затем он бесшумно сделал и тех, кто ожидал в "холле", то есть на веранде и в небольшой прихожей. А вот потом этот гадский гад, очевидно, дал команду Равалпинди и его людям расстрелять меня и "зомбиков". Должно быть, Богдан - явно не будучи дураком и понимая, что за такую заподлянку Чудо-юдо его через мясорубку пропустит, - поначалу хотел представить дело так, будто нас постреляли равалпиндевцы, а он их героически покосил, но не всех. При этом, дескать, ГВЭП случайно разбило пулей (это чтоб объяснить Чуду-юду, почему не смог уничтожить их всех сразу), самого Богдана ранило (самострел он бы себе организовал, но уже после того, как закопал бы ящик где-нибудь поблизости). Наверно, соврал бы, что, мол, двое-трое убежали, сели в джип и увезли деньги и компромат. Ну а потом, когда страсти поутихли, нашел бы время съездить сюда и все откопать. А потом - шмыг! - и в Западный Иллинойс на крупное дело. Наивный, конечно, был мужичонка, но напакостил изрядно. Как бы там ни было, но для начала я решил посмотреть, что творится в доме и во дворе дачи. Первое, что меня порадовало, - это то, что у ворот осталась одна из синих "шестерок". И вторая, и оба "Ниссан-Патрола" испарились. Это подтверждало мою версию насчет Богдана. Небось оставил эту машинку для себя? Кроме того, с другой стороны - хрен ведь докажешь, что остальные деструктированы ГВЭПом, а не угнаны неприятелем. Уехали, ищите! Впрочем, разбираться в психологии покойника - дело неблагодарное. Правда, ключей в "шестерке" не было, но для советского человека это не проблема. Заведем как-нибудь, если тут какой-нибудь противоугон не стоит. Ваню - за руль, Валета - на правое переднее сиденье. Я - сзади, чемоданы в ноги. Труп и обломки ГВЭПа придется пихнуть в багажник, причем не худо бы и завернуть их во что-нибудь. Багажник ведь тоже заперт, наверно, взламывать придется, значит, крышку плотно не закроешь. Лишний повод придраться гаишникам. А в ЦТМО по проселкам не доберешься. Надо выезжать на дорогу. Все-таки голова у меня соображала плохо. От удара головой о стену и память, говорят, ухудшается, и ощущения притупляются. Но тем не менее, я очень вовремя вспомнил о документах группы "Пихта". Наверно, можно было их и оставить. В конце концов, у меня не было особого желания еще раз переживать такую чертовщину, которая произошла в прошлый раз. То, что я был возвращен, как говорится, "на исходную", вовсе не означало, что мне еще раз так повезет. В конце концов, у этих самых "зеленых ежей" могло и терпение лопнуть. Деструктируют в пыль - и прощай, Родина! Но мне подумалось, что если я еще раз перескажу Чуду-юду всю историю прошлой экспедиции, сопроводив ее документами 1936 года, то он будет вести себя осмотрительнее и сдержаннее. Гораздо хуже будет, если вдруг эти документы когда-нибудь обнаружит кто-то другой, и повторит ту же лобовую атаку на этот "космический шлюз", какую предприняли мы под руководством Сергея Сергеевича, да еще и придет к тому же результату. У меня до сих пор не было полной уверенности в том, что для всего остального человечества, проживавшего в том потоке времени (исключая меня, естественно), дело не закончилось мировой катастрофой. Уж пусть лучше эти самые документики будут лежать в сейфах ЦТМО, чем на воле. Всегда приятнее знать, что запал "бомбы" в руках у тебя, а не у дядя Феди из соседнего подъезда. Именно поэтому я забрал у Вани фонарь, с которым мы лазили в подвал накануне прибытия Равалпинди, и приказал Ване упаковать труп Богдана с обломками ГВЭПа в какую-нибудь обертку, открыть багажник и спрятать туда упаковку так, чтоб даже при неплотно закрытом багажнике никто не мог подумать, будто в нем лежит покойник. Далее Ване предписывалось открыть и завести машину, а также перенести в нее чемоданы, усадить Валета и ждать моего появления, если я не вернусь раньше. С очень сильным волнением я спускался в подпол. Несколько раз меня останавливали сомнения, а один раз я даже сделал шаг назад по лестнице. При этом, правда, речь уже не шла о боязни еще раз совершить экспедицию на объект "Котловина", а об элементарной опасности проканителиться здесь на даче и дождаться появления преемников Кири или Твистера. Подумалось мне и о том, что на даче все-таки была кое-какая стрельба Правда, я так и не слышал ни одного выстрела, но продырявленное плечо Валета подсказывало, что они были. Если у нас все оружие было бесшумным, то у охраны Равалпинди оно могло быть без глушителей. Даже если им удалось выстрелить всего несколько раз, это могли слышать в дачном поселке. Разумеется, это вовсе не означало, что все граждане дружно побегут к телефонам вызывать милицию, но исключать то, что кто-то один, особо отважный, найдется и стукнет, - не стоило. Далеко ли находится ближайшее отделение, я не знал, но не хотел, чтобы меня перехватили на выезде с чужой дачи, на чужой машине, с оружием, обломками сверхсекретного прибора, да еще и с завернутым трупом в багажнике. Вступать в перестрелку с ментами было очень стремно, поскольку это могло по максимуму привести к летальному исходу, а по минимуму - даже если б нам удалось удрать в лес и оторваться от преследования - к необходимости бросить на милость ментов чемоданы с деньгами и компроматом, труп и обломки ГВЭПа. В нынешней ситуации лучшего подарка для врагов Чуда-юда и представить невозможно. Но, помешкав чуть-чуть, я все-таки спустился в люк. Дорогу до груды бочек нашел без труда, нащупал защелку, отпиравшую дверцу-донце, и, выставив фонарь вперед, вполз в затхлое нутро бочки. Более-менее благополучно пролез до тайника, осветил его. Воздух и впрямь был тяжелый, кислорода не хватало Это было что-то вроде склепа: низкое прямоугольное помещение площадью два на один метр, высотой меньше полутора, обложенное красным кирпичом и перекрытое бетонной плитой. Да и сундук немного напоминал гроб. Ясно было, что его сперва затащили сюда, а уж потом замуровали стенку. Через лаз он никак не пролез бы. Теперь надо было его открыть, то есть, как рассказывал ныне разнесенный на атомы информатор, оттянуть шляпку одного из гвоздей на уголке. Кованый уголок сундука был прибит двумя рядами гвоздей - всего их было двадцать - десять крепили его к длинной стенке сундука, десять - к короткой. И столько же было на трех остальных уголках. Я, правда, еще тогда, когда в тайник лазил информатор, приметил, что крышка сундука откидывается в противоположном от лаза направлении. А это значило, что петли находятся ближе к глухой стенке. Поприкинув возможную конструкцию замка, я решил, что со стороны петель он находиться не может, и стал выбирать из двух оставшихся уголков. Затем я вспомнил, как информатор рассказывал о том, что случайно нашел нужный гвоздь, зацепившись за него штанами. За гвозди в дальнем от лаза уголке зацепиться было очень трудно. Туда и протиснуться-то не удалось бы. Стало быть, надо было выбирать из двадцати гвоздей, находившихся на ближнем к лазу уголке. Три нижних пары вряд ли могли запирать сундук, а потому я стал прощупывать только оставшиеся семь пар. Поскольку дышалось все труднее и труднее - надышал углекислого газа г-н Баринов! - то, экономя время, я стал прощупывать гвозди сразу по обеим сторонам уголка. Счастливым оказался четвертый сверху гвоздь на длинной стенке сундука. Оттянув его, я услышал легкий звон, и крышка под действием какой-то пружины откинулась. В этот самый момент у меня уже вовсю прыгало сердце и стучало в висках, а потому, дабы не свалиться в обморок, я поспешил выползти через бетонную трубу и бочку в подвал. Там мне кое-как удалось отдышаться и подумать над тем, что бы случилось, если б я там, в тайнике, потерял сознание. А это - верная хана, между прочим. До ужаса исполнительные Ваня и Валет честно ждали бы меня в машине, выполняя мой собственный приказ, и не рыпнулись бы, даже если б меня месяц не было. Впрочем, может, Чудо-юдо заложил им на этот счет какое-нибудь "программное указание"? Ничуточки не жалею, что не смог это уточнить. Здоровье дороже... Наверно, именно поэтому вторично лезть в дыру очень не хотелось. Хотя сундук уже был открыт, я прекрасно понимал, что смогу проторчать в "склепе" намного меньше, чем в первый раз. А если упрусь, то могу действительно вырубиться. И ради чего? Ради того, чтоб еще раз посмотреть на те документы, которые уже однажды видел? Но все-таки я полез к сундуку. Стараясь пореже дышать, пробрался через лаз и вновь очутился в склепе. Осветив сундук, я почти сразу же увидел ручку чемодана-вьюка, торчащую из-под заполнявших сундук старых книг, брошюр, журналов и газет Глаза успели зафиксировать лишь отдельные надписи на корешках, обложках, страницах - в основном названия издании и заголовки крупных статей. "Большевик", "Красная звезда", "За оборону", "Речь т. К.Е.Ворошилова", "Извергам пощады не будет!" В другое время я, может, и полистал бы с удовольствием все эти древности, которыми могут нынче похвастаться лишь немногие библиотеки. Но увы, на это времени не было. Я безжалостно разворошил книжный завал и вытащил вьюк из сундука. Затем пихнул его в лаз, кое-как сумел дотянуть его до самого обреза бочки и... застрял. Точнее, конечно, застрял не я, а чемодан-вьюк. Поперечник горловины бочки был сантиметров на пять уже, чем нужно. Наверно, если бы оба сужения бочки были одинаковые, то я застрял бы еще при переползании из трубы в бочку. Но горловины, как оказалось, были разные. Там, где бочка состыковывалась с бетонной трубой, ее укоротили сантиметров на двадцать. От нее отпилили донце вместе с концами боковых клепок, поперечное сечение стало шире, а потому вьюк легко через него пролез. Но через другую сторону бочки он не мог пролезть при всем желании. В первый момент я этого не усек, и почти две минуты с упорством идиота пытался протолкнуть вьюк вперед. Результат оказался усугубляющим. Торцевая часть вьюка, где документы не были напиханы достаточно туго, немного смялась и все-таки высунулась из бочки. Но середина с ручкой, металлическими кольцами и боковыми ремнями прочно засела. Теперь ее и назад не удавалось оттянуть. А я уже вовсю ощущал недостаток кислорода. Если было бы за что зацепиться ногами, хотя бы носками кроссовок, я бы, наверно, смог бы посильнее дернуть вьюк на себя. Но уцепиться было не за что, даже на месте соединения бочки с трубой. На несколько секунд мной овладел самый настоящий ужас. Положение казалось совершенно безвыходным. У меня уже давило в висках, сердце колотилось изо всех сил, пытаясь за счет ускоренного прогона крови восполнить недостаток кислорода. Казалось, что еще чуть-чуть - и я потеряю сознание от удушья, а дальше и летальный исход себя ждать не заставит. Решил отползти обратно в склеп, по-рачьи, задом наперед. Получилось, хотя воздуху здесь тоже было немного. Еще раз посветил фонариком в дыру и только тут вспомнил, что бочка не намертво вцементирована в кирпичную стенку склепа, как труба, а всего лишь вкопана в земляную стенку подвала. Правда, сверху на нее были нагромождены еще несколько бочек, но все же я решил попытаться. Влез ногами вперед в трубу, подогнул, насколько труба позволяла, колени и изо всей силы толкнул бочку в края. Раз, другой, третий, четвертый... И ни фига! Приросла она там, что ли? Корни пустила? Сил почти не было. Даже была предательская мысль - а стоит ли возиться? Все равно когда-то помирать. Эта смерть, конечно, не самая лучшая, но кто его знает, до какой я дотопаю, если все-таки отсюда выберусь? Очень кстати где-то поблизости пискнула крыса. Мысль о том, что эти твари меня сожрут после того, как я отдам концы, показалась очень неприятной. И потому я, собрав последние силы, так толкнулся ногами в края бочки, что она вылетела из земляной стены. Те, что лежали сверху, с гулом и грохотом свалились, и еще через минуту я сумел-таки вылезти из своей несостоявшейся могилы. После этого мне показалось сущей ерундой поставить бочку на попа, крепко двинуть кулаком по торцу застрявшего вьюка и выбить его вниз. Дальше осталось только вновь повалить бочку, подобрать вьюк, вытащить его из подпола и выбежать во двор, где меня чинно дожидались Ваня и Валет, уже сидевшие в синем "жигуленке". Вообще-то я не ожидал, что они сумеют открыть машину, не выбивая стекол. И того, что багажник оказался невзломанным, - тоже. - Как вы открыли машину? - спросил я, бросая вьюк в левую заднюю дверцу и усаживаясь на сиденье. В ногах у меня стояли чемоданы с компроматом и миллионами. - Ключом, - ответил Ваня. - Ключ находился у Богдана в кармане. Нет, эти "зомби" вовсе не такие болваны, как кажется! Получив задание, они способны шевелить мозгами, производить какие-то логические построения и даже лучше, чем такой "нормальный" человек, как я. Не сообразил же я, что Богдан, приготовив себе машинку для драпа, должно быть, еще утилизируя покойников, позаботился и о том, чтобы отыскать ключики. А эти детки-малолетки сообразили. - Вперед, - скомандовал я, и машина тронулась с места. Едва она выкатила из ворот дачи, как на меня навалилась жуткая расслабуха. Глаза сами собой закрылись, я откинулся на заднее сиденье и начисто вырубился. Вот такие пироги... ПРИВЕТ, АГАФОША! Нет, никаких "дурацких снов" я не увидел. Спал вмертвую, ни хрена не ощущая, как под общим наркозом. И, разумеется, беспробудно, то есть на протяжении всей дороги ни разу сам по себе, как мне казалось, не проснулся. Проснулся я только тогда, когда меня довольно ощутимо тряхнули за плечо, а потом еще дружески похлопали по щеке. Я открыл глаза и очень удивился. Наша "шестерка" стояла во дворе очень знакомой мне дачи, но не той, с которой мы уехали. Это была та самая дача, на которую я попал после того, как меня захватили в заложники Агафон и его ребята. Без малого год назад, но в другом потоке времени. Да, теперь эти, однажды убитые, ребята были, как выражаются детишки, "за нас", и опасаться их не стоило, но почему юные "зомби" прикатили сюда, где вообще никогда не бывали? Неужели я отдал им такой приказ и объяснил, как сюда доехать? Не помню. Ничего я не объяснял, и приказ отдал только один: "Вперед!" А куда именно - сказать не успел, это точно. По идее ребята должны были ехать вперед и вперед, но только до первой развилки. Там они, наверно, должны были разбудить меня и поинтересоваться, куда сворачивать. Но они не поинтересовались. В то, что от одной дачи до другой, расположенной в совершенно ином районе Московской области, идет прямая дорога, я сильно сомневался. Даже не сомневался, а просто-напросто помнил по карте, что при самой извращенной фантазии и самом широком понимании слов "прямая дорога" такого быть не может. Судя по тому, что солнце уже заходило, прокатались мы довольно долго. Валет и Ваня сидели на своих местах с невозмутимыми рожами. Других у них, впрочем, и быть не могло. Тем не менее, биороботы вели себя так, как будто в точности и без помех выполнили поставленную задачу. Рядом с машиной были знакомые все лица: Гребешок, Луза, Налим, ветеран блатного движения дядя Саня, а разбудил меня Агафон, очень удивленный таким "необъявленным визитом". - Здорово, крестный! - сказал он. - Сморило? - Привет, Агафоша! - ответил я, вылезая из "шестерки". - Заснул с устатку. А эти бойцы меня к тебе привезли. - Хорошо, конечно, приятно свидеться. Только чего ж не предупредили? - Может, в доме потолкуем? - Как скажешь... - Чемоданы в дом! - приказал я Ване и Валету. Те поняли, вытащили из машины весь груз, за исключением того, что лежал в багажнике. За год без малого Агафон с ребятами привели обиталище дяди Сани в более-менее пригодный для жилья вид. На дачу вернулось электричество, все окна обзавелись стеклами и ставнями, крыша обрела новое шиферное покрытие, пол в комнате покрасили, приобрели стол, стулья, установили телик и видачок AKAI. Печку переложили и зимой топили без дыма. Впрочем, газовую плиту тоже купили. Соорудили гараж на три машины из досок и жести. В одном боксе держали хорошо памятную мне серую "Волгу", в другом - иномарку "Запорожец", принадлежавший дяде Сане. Третий бокс с радостью отдали нашей трофейной "шестерке". Вообще-то этот третий бокс предназначался для других целей. В нем Агафон с ребятами иногда прятали угнанные машины. За это им платили деньги те, кто угонял. За парковку брали по твердой таксе, за устранение повреждений, типа выбитых стекол и сломанных замков, перекраску кузова, замену и перебивку номеров - соответственно объему работы. Подолгу машины здесь не держали - если пригоняли днем, то ночью она уже отсюда уезжала, если пригоняли ночью, то уезжала днем. Что и как, ребята, конечно, не знали, это мне было известно, что они суть филиал бывшего заведения покойного Джека, ныне возглавляемого господином по кличке Морфлот. Точно так же их не просвещали и относительно судьбы автомобилей. Одни из них - чаще всего дорогие иномарки коммерсантов - угоняли на продажу, другие - в основном наши, те, что поскромнее и неприметнее, - брали на киллерские и прочие боевые цели. Сработав по клиенту, киллер отходил на угнанной машине, а потом, отъехав за несколько кварталов, оставлял свой "прокатный" автомобиль где-нибудь во дворе или даже на улице и, прогулявшись пешочком еще пару кварталов, садился в приличную машину, которая увозила его на базу. Мысль создать загородный филиал "автосервиса" появилась у Чуда-юда где-то в августе прошлого года, то есть еще задолго до моего второго возвращения в Москву. Именно тогда он решал вопрос о том, что делать с четверкой провинциалов, которые, по словам самого Сергея Сергеевича, оказали ему значительную услугу. Какую - он не рассказывал, но я догадывался, что действительно ценную - Чудо-юдо никогда и никого не перехваливал. Гиперболизировать чью-то вину - это он мог, но превознести кого-то сверх меры - черта с два. Сложность ситуации состояла в том, что по ходу дела ребята сильно нагадили одному из старых "друзей-соперников" отца, господину А. Б. Соловьеву. Сам Соловьев, понимая, что при таких отношениях с Чудом-юдом он будет ощущать себя мишенью, даже сидя на толчке, благоразумно выехал на Запад, где и пребывал поныне. Но при этом нельзя было исключать, что он начнет разбираться с ребятами, которых пригрел Чудо-юдо. Кроме того, северяне область, откуда они прибыли, лежала к северу от столицы - при оказании услуги Чуду-юду чисто случайно узнали много интересного и необычного. Судя по всему, перед отцом тогда стояло несколько вариантов решения. Первый вернуть ребят на прежнее место, то есть в родную область. Второй - наглухо засмолить их в ЦТМО, превратить в спецсубъектов. Третий - самый печальный - ликвидировать, невзирая на заслуги, как шибко много знающих. Он выбрал четвертый вариант, оказавшийся, на мой взгляд, оптимальным: прошелся ГВЭПом по их мозгам, стер все лишнее из памяти, но не превратил в кретинов, не помнящих, кто они такие. Для страховки, правда, он зарядил в них побольше исполнительности и трудолюбия, загрузил табу на несанкционированный отъезд в родные места и всякую иную нездоровую самодеятельность. Организовать им паспорта на подмосковную прописку было вообще делом простым. Почему Чудо-юдо приспособил их именно к тому делу, которым они сейчас занимались, а не к какому-то иному - мальчики вообще-то были неплохими боевиками, - мне не объясняли. Я, как и положено, не старался в этом разобраться. Мои нерегулярные наезды сюда были своего рода инспекциями, призванными определить, насколько точно северяне выполняют задачи, не появляется ли соблазн что-нибудь отчебучить, нет ли вокруг лишних людей, и как постояльцев дяди Сани воспринимает посторонняя публика, живущая в дачном поселке. Приезжал я сюда, как правило, в сопровождении одного или двух ребят Морфлота, тех, которые пригоняли сюда тачки и увозили их по назначению. Конечно, самым памятным был первый визит. Он состоялся вскоре после моего второго возвращения, но я уже успел рассказать отцу о том, что пережил в первый раз. Причем упомянул в своем рассказе и о том, как меня захватили в заложники "майор Агафонов" со товарищи. Перечислил ему по кличкам почти всех, кроме Гребешка, который в тот раз мне не представился. Более того, я сообщил ему, что вторично мельком видел серую "Волгу" со знакомыми пассажирами уже в этом потоке времени. Чудо-юдо все выслушал, высказал предположение, что всю эту фигню засунули мне в память некие недоброжелатели, потом, как уже говорилось, кое-что проверил... Но примерно через неделю, отправляя меня к Морфлоту с задачей проинспектировать его подмосковный "филиал", даже не предупредил, что от Морфлота придется ехать к людям, которых я уже однажды убивал. Конечно, если б я к тому времени не знал, что они живы, то мог бы изрядно поволноваться. Дружески встречаться с людьми, одному из которых ты раскромсал горло битой бутылкой, одного подставил под выстрел его же товарищей, а прочих завалил из трофейного "глока", согласитесь, не так-то легко. Насчет того, что мне все время мерещился шрам на горле Агафона, я уже упоминал. Да и воспоминания о том, как они засадили меня в подвал с крысами, о том, что угрожали со мной разделаться, если выкупа не привезут, были не самыми приятными. Поэтому при той, условно говоря, "новой первой встрече" с "гостями столицы" мирно и по-деловому беседовать было очень сложно. Конечно, я усерднейшим образом старался не показывать неприязни, но при этом все время ощущал боязнь какого-то подвоха, подставы, облома. Несмотря на то, что Агафон и все остальные держались самым корректным и даже немного подобострастным образом, понимая, что имеют дело с не самой простой фигурой, я никак не мог расслабиться и поверить в то, что разговариваю с людьми, которые со мной раньше не встречались и в мыслях не имеют ничего против меня. Постоянно чудилось, будто Агафон или Луза, выбрав момент, когда я утрачу бдительность, начнут сводить со мной счеты. Говорил я с ними очень осторожно, не забывая поглядывать по сторонам, и слава Богу, что они эту мою подозрительность восприняли лишь как необходимый элемент первого знакомства "начальника" с подчиненными. Впоследствии все эти сложности сошли на нет. Я притерпелся, постепенно перестал воспринимать их как оживших покойников, а затем стал испытывать к этим ребятам почти те же приятельские чувства, какие испытывал к давно знакомым командам. Даже, пожалуй, более теплые, чем к некоторым отдельным личностям в этих "старых" бригадах. Допустим, в команде Морфлота было несколько мужиков, которые явно стремились настучать на своего босса, желая, должно быть, подняться повыше. С чисто деловой точки зрения это было очень полезно, потому что инспектору необходимо пользоваться и конфиденциальной информацией, а не только слушать то, что исходит от бригадира. Иначе перестанут бояться, а значит, уважать. Подшефный должен быть убежден, что ни один его шаг не останется без внимания и ни одно отклонение по жизни не сойдет с рук. Поэтому я не только не засвечивал перед бригадирами стукачей, но и, наоборот, стремился поощрить их благополезную деятельность. Однако благодаря оставшейся с детдомовских времен врожденной неприязни к осведомителям за людей я этих "дятлов" не считал. Были такие, которые работали слишком жестко при проведении силовых мероприятий, были натуральные садюги, которым хотелось не столько добыть нужные сведения, сколько просто помучить беззащитного. Опять же в некоторых случаях они были очень полезны, поскольку могли даже мертвого разговорить, но подспудное чувство омерзения и брезгливости я все-таки испытывал. А вот среди северян и примкнувшего к ним дяди Сани я отдыхал душой. Они всегда и все говорили друг другу в лицо, иногда не шибко вежливо, но всегда по делу. Ничего в принципе от меня не утаивали, но при этом были очень осмотрительны с окружающими. Они не заводили опасных и непродуманных шашней, не пытались изображать из себя крутых и наводить свой порядок в поселке. Напротив, они строго следовали доброй традиции не высовываться. Охотно и бесплатно помогали разным дачникам: кому машину ремонтировали, кому крышу чинили или стекла вставляли, кому дрова кололи, прямо как гайдаровские тимуровцы. При этом они - не без помощи бутылки, конечно, но тем не менее - произвели очень хорошее впечатление на местного участкового, нашли с ним общий язык и зимой патрулировали поселок, дабы какие-нибудь бомжи не забрались на пустующие дачи и не подожгли их по пьяни. Возможно, что налаживание контактов с ментом удалось еще и потому, что двое из четверых - Агафон и Гребешок - в прошлом сами служили в милиции. Обычно Чудо-юдо посылал меня на эту точку не чаще двух раз в месяц. Как правило, без каких бы то ни было конкретных указаний, просто так, чтоб служба медом не казалась. Все конкретное доходило до них через людей Морфлота, и лишь в некоторых случаях я доводил до них какие-то прямые указания Чуда-юда, но, конечно, без ссылки на источник. Они, конечно, понимали, что я стою где-то посередине между ними и Богом, но не имели представления ни о Морфлоте, ни о Чуде-юде. Да, теперь я считал свои отношения с Агафоном и компанией вполне приятельскими. Тем не менее, мне все еще было непонятно, зачем я сюда приехал. С напряжением перебирая в памяти все, что предшествовало отъезду с Кириной дачи, я никак не мог вспомнить, когда мог отдать команду ехать к Агафону. Тем более что Ваня, сидевший за баранкой, как и Валет, впрочем, дороги туда не знали. Когда мы вошли в дом, Агафон поинтересовался: - Пожрать не хотите, братки? - Есть такое мнение... - кивнул я, вспомнив, что Чудо-юдо мне сегодня даже позавтракать не позволил. - Как раз к ужину поспели, - просиял Агафон, - мы как раз ужинать собирались, картошки с мясцом нажарили. Сто грамм примем? - Можно... - ответил я задумчивым тоном, хотя выпить почему-то очень хотел. И не сто граммов, а гораздо больше. Во всяком случае, после всех приключений прошедшего дня, в течение которого у меня было минимум три возможности отправиться на тот свет (могли застрелить равалпиндевцы, мог деструктировать Богдан, и мог задохнуться в тайнике), мне надо было снять стресс. - А вы чего стоите? - обратился Агафон к Валету и Ване. - Неужели не узнаете? - Могли и забыть, за два года-то... - заметил Луза, устанавливая на стол огромную чугунную сковородку, заполненную жаренной на сале картошкой с зеленым луком, густо перемешанной с говяжьей тушенкой. Я как-то не вспомнил о том, что биороботы были знакомы с северянами. - Вы знакомы? - спросил я у Вани. - Бывали здесь раньше? - Нет, - ответил Ваня, - мы здесь не бывали. Но с ними знакомы. - Может, заочно, по переписке? - пошутил, даже скорее съехидничал Гребешок. - Почему? - возразил Ваня, причем почти человеческим голосом. - Мы вас лично знаем по кличкам, вы из "Белой Куропатки". Два года назад вами командовал Фрол. - Ну, молодцы. А я уж думал, загордитесь, не вспомните, - хмыкнул Гребешок. - Да поставьте вы чемоданы, у них ног нет, не сбегут... Я сообразил, что бойцы без моей команды не сядут, и постарался как можно естественнее произнести фразу: - Ваня, Валет - садитесь. Будем принимать пищу. - Куда чемоданы поставить? - спросил Валет. Только тут я вспомнил, что он несколько часов назад был ранен в плечо. Темные пятна бурого цвета на камуфляжке были не очень заметны. Но через пробоину виднелся бинт, наложенный Ваней. Значит, мне его ранение не во сне приснилось, тем более что он меня из-под этой пули вытолкнул. Башку, правда, крепко ушиб, шишку набил, но шишка - это лучше, чем мозги по стенке. А вполне могло быть и так. - Вон туда, к дивану, в угол, - показал Агафон. "Зомбики" не подчинились бы, но я сделал разрешающий кивок головой, и они направились к дивану. По идее, Валет после такого ранения должен был несколько дней ничего не поднимать левой рукой. Даже пошевелить ею нормальный раненый мог бы только ценой скрежета зубовного. А Валет запросто ухватился левой за вьюк-чемодан и без напряжения дотащил его до места. После этого они вернулись к столу и чинно сели. - Совсем вояки стали, - заметил Агафон. - Все у Вики тренируетесь? - Отвечать? - спросил у меня Валет. Я разрешительно кивнул. Валет сказал: - Да. - Службу знают, - покачал головой Гребешок. Налим принес рюмки, Агафон достал бутылку. На восемь рюмок хватило впритирочку, и бутылку поставили под стол. - Ну, со свиданьицем! - ощерился дядя Саня. Ваня и Валет вопросительно посмотрели на меня. Без всякого ГВЭПа я прочитал их мысли, точнее, одну общую мысль: "А разве нам можно?" - Пейте, не нюхайте! - сказал я. Конечно, в этот момент я был вполне трезв и, наверно, мог бы хотя бы задуматься, что имею дело не с обычными пареньками. У меня даже шевельнулось в голове что-то похожее на сомнение. Однако я его быстро отогнал от себя: мол, в рюмке чуть больше полсотни граммов, чего им сделается? Все чокнулись, выпили. Водка оказалась вполне приличной, нежной, явно натуральной, а не фальсифицированной. Потом разложили картошку с мясом по тарелкам, добавили соленых огурчиков, укропу, лучку и принялись метать пищу. - Молодец, Луза! - похвалил Агафон, поднимая вверх большой палец. - Пора тебе присвоить звание "заслуженного кашевара Российской Федерации". - А что, на "народного" уже не потяну? - ухмыльнулся повар. - Ты сколько весишь? - скромно спросил Агафон. - Сто двадцать кило примерно. - Рано, рано тебе еще "народного" присваивать. Вот когда наберешь больше полтораста - тогда можно подумать. - Между первой и второй - перерывчик небольшой, - нетерпеливо произнес дядя Саня традиционную присказку и достал из холодильника второй "пузырь". Мне очень хотелось поскорее заполнить голодный желудок, и я без особых церемоний орудовал ложкой. К тому же первая стопка шибко хорошо разошлась по телу, попала в кайф и стала греть душу. Именно поэтому я вовсе не стал задумываться над тем, можно ли продолжать поить биороботов. А они, поскольку прецедент уже был, с готовностью взялись за рюмки. Хлопнули по второй. Стало еще лучше. Тарелку очистил, сытость появилась и благодушие. - Бог любит Троицу! - заторопился дядя Саня, и ему никто не возразил. После третьей закурили. Агафон спросил: - Так какое у тебя дело, Барин? Я не был настолько пьян, чтоб не помнить, что меня сюда случайно привезли. И одновременно состояние легкого кайфа вполне позволило бы мне в этом признаться. Тем более что об этом я уже с самого начала сообщил, только Агафон принял мою откровенность за шутку. Клянусь бородой Чуда-юда (за неимением собственной), что именно это я и хотел сказать, когда открывал рот. Но с языка у меня слетели совсем другие слова: - Предстоит работа. Выпили малость, закусили - и добро. Сейчас дядя Саня пойдет баиньки, а вы, молодые-здоровые, заводите "Волгу". Поедете нас сопровождать. Идти за "шестеркой" в полсотне метров, не дальше. Если Ваня высунет руку в окно - обгоняйте и становитесь впереди нас на ту же дистанцию. Всем все ясно? - Всем, - вздохнул Агафон. - Надолго едем? Бензина хватит? Вообще-то бак полный, но "Волга" жрет много. Может, прихватим пару канистр? Черт меня побери, если я знал, куда мы собираемся ехать. Конечно, мне это было не впервой - служить ретранслятором чужих речей и команд. Так было, когда я на острове Хайди толкал речь во время переговоров с тамошним президентом доном Хосе Соррильей. Чудо-юдо, не разжимая собственных губ, заставлял меня говорить те фразы, которые транслировал мне в башку. В прошлом году, когда я толковал в Афгане с Латифом, а потом с Ахмад-ханом, он меня вообще заставил произносить пуштунские слова и воспринимать речь собеседников как русскую. В общем, РНС есть РНС - руководящая и направляющая сила. - Возьми, - разрешил мой "внутренний голос", что я немедленно и озвучил. На сборы - десять минут. Самое любопытное, что Ваня и Валет, которые обычно исполняли только те команды, которые были обращены непосредственно к ним, тут же встали из-за стола. Еще более любопытным было то, что они без команды - по крайней мере, без моей! - сразу же отправились к вьюку и чемоданам. Но я, то ли от общего обалдения, то ли от алкогольной заторможенности, не обратил на это внимания. Тем более что задуматься мне не дали. РНС приказала: "Иди к машине!" Ровно через десять минут "шестерка" и "Волга" выехали за ворота дачи. Ваня, сидевший за рулем, уверенно повернул баранку и покатил по темной улице поселка, хотя наверняка ни разу здесь не был. Я молча сидел сзади, у чемоданов и вьюка, не задавая вопросов. То есть, наверно, я должен был хотя бы спросить у Вани, куда он рулит, но почему-то этого не делал. А уж о том, чтоб отдать какую-то самостоятельную команду, я и вовсе не мечтал. РНС начисто подавила мою волю. "Волга" следовала за нами, как пришитая. За рулем сидел Гребешок, который строго выдерживал дистанцию, которую я указал. Точнее, которую указали за меня. Некоторое время я просто не задумывался над тем, что происходит. Но когда "Волга" выехала из поселка и выбралась на большую трассу, мне вдруг именно так, вдруг и никак иначе! - стало ясно: мной руководит Чудо-юдо, волноваться нечего, я выполняю его приказы, а он знает, куда мы едем и зачем. По трассе мы ехали довольно быстро, но проехали по ней относительно немного - сколько именно, я не отметил, но не больше 20 километров. После этого Ваня решительно повернул вправо, на некую бетонку. Я успел заметить, что при въезде мелькнул "кирпич". "Волга" тоже проигнорировала запрещающий знак и послушно свернула за нами. Прокатили с километр - и уперлись в закрытые ворота. Впечатление было такое, что мы подъехали к КПП какой-то войсковой части. Ваня погудел, но не просто пробибикал, а изобразил нечто вроде боевого прихлопа спартаковских болельщиков: "Та! Та! Та-та-та! Та-та-та-та! "Спартак"!". Отчего-то мне на секунду вспомнилось, что я уже слышал подобный сигнал, исполняемый на автомобильном гудке. Правда, довольно давно. Года три назад... Но тут заурчал невидимый электромоторчик, ворота с гулом и легким лязгом раздвинулись, и "шестерка", а следом за ней и "Волга", въехали за забор. То, что это был не наш ЦТМОвский поселок, я просто констатировал. Чудо-юдо может послать нас куда угодно, он начальник, ему виднее. За забором оказалась не то аллея, не то улица - уже совсем стемнело, и за двумя рядами деревьев проглядывали лишь отдельные редкие огоньки. Потом справа обозначилась освещенная фонарем площадка, на которой стоял микроавтобус на базе "Газели". Ваня свернул на эту площадку, затормозил и заглушил мотор. - Забираем вещи и грузимся в микроавтобус! - приказал я, подчиняясь РНС. Ключи оставьте в щитке! "Волга" подкатила и стала по правую руку от нашей синей "шестерки". Ваня и Валет уже тащили вьюк и чемоданы в указанном направлении. - В машину! - Я указал на микроавтобус Агафону и остальным, высадившимся из "Волги". - Побыстрее, ключ оставьте в щитке! - Не запирать? - удивился Агафон. - Нет. Она вернется, куда положено. В микроавтобус я уселся последним, рядом с совершенно незнакомым водителем. Едва за мной закрылась дверь, как водитель дал газ и на очень большой скорости помчался вперед, распарывая тьму фарами. Через пару минут сквозь шум нашего мотора до моих ушей долетел куда более могучий рев прогреваемых самолетных двигателей. Мы явно находились поблизости от аэродрома. Но и это я лично воспринял спокойненько. - Мы, случаем, не лететь собрались? - с некоторой тревогой в голосе произнес Агафон. - Страсть как боюсь самолетов. - Полетишь, - ответил я уверенным голосом и с такими интонациями, что Агафон понял: вопросы излишни, прикажут - полетишь на самолете, прикажут прыгнешь с парашютом. Как-то очень неожиданно слева открылось летное поле, куда и свернул микроавтобус. С одной стороны огней было много, с другой, там, куда мы покатили, - почти никаких. Силуэт огромного "Ил-76" с открытой задней аппарелью фары выхватили довольно быстро. Объехав вокруг самолетища, наша таратайка вкатила прямо в грузовой отсек. - Вылезаем, - велела мне сказать РНС, - идем в пассажирский салон. Вьюк и чемоданы не брать. Я так уверенно двинулся вперед, что ребята Агафона даже не подумали поинтересоваться, зачем их, мирно проживших целый год под Москвой и нечаявших на сегодня никакой беды, грузят в самолет и собираются куда-то увезти. Пассажирский салон у грузового "Ил-76" был маленький - кресел на 12. Нам места хватило вполне. - Куда летим, командир? - спросил Гребешок. - В Малаховку, - ответил я, повинуясь РНС, и все - давным-давно разучившиеся смеяться Ваня и Валет тоже! - дружно захохотали, хотя у северян этот смех вышел несколько нервным. Из двери, ведущей в пилотскую кабину, вышел какой-то гражданин в штатской куртке и сказал: - Внимание. Пристегните ремни, скоро взлетаем. Голос показался немного знакомым, но лица этого человека я различить не мог - слишком темно было в салоне. К тому же, сделав свое короткое сообщение, он тут же ушел. Вместо него вдруг появилась стюардесса, которых на грузовых самолетах вообще-то не держат. Она принесла поднос с семью банками "Джин энд тоник". - Угощайтесь, - тонко пропела она, - бесплатно. Кто же откажется? Тем более что РНС приказала: "Пей!" Едва я сделал первый глоток, как вырубился наглухо....