Страница 34 из 160
Так и не придя ни к какому выводу, я тихо выдохнула и выключила воду в душевой - пора было начать еще один день в этой странной неизвестной мне реальности, где я не могла обрести гармонию с самой собой.
Сегодня был четверг, и я, дав себе обещание собственноручно проверять визиты отца к кардиологу, должна была позвонить в клинику, чтобы проконтролировать, приходил ли он вчера на прием, который я ему ранее назначила и оплатила.
Каждый день я, с неизбежностью летящего на меня локомотива, понимала, что времени до момента, когда у нас отберут дом, все меньше и меньше. Будучи не в состоянии что-либо изменить, я постаралась блокировать эти мысли, чтобы не изводить себя понапрасну, но они пульсирующей болью иногда прорывались наружу, словно кровоточащая рана, которую я тщетно пыталась забинтовать. Больше всего меня тревожило то, что я была совершенно беспомощной и не в состоянии помочь отцу. Все, что было в моих силах, я сделала, и других альтернатив спасти ситуацию за столько короткий срок попросту не существовало. На Барретта я не рассчитывала и даже не думала о нем, как об источнике помощи, в головном офисе банка в отсрочке мне отказали даже с отзывом денег из университета, влиятельных покровителей, которые могли бы договориться с банком у меня не было, и главное - может быть, узнай я об этих неприятностях хотя бы за пару месяцев, а не за неделю, я не стала бы пороть горячку и не ринулась бы делать такие глупости. А сейчас, когда до истечения срока оставалось несколько дней, я осознавала, что спасти нашу с отцом ситуацию могло только чудо, на которое я не надеялась.
В очередной раз заблокировав эту проблему в своем сознании, я нажала на вызов номера телефона клиники, уже настроившись на проблемы и здесь, но меня ждали хорошие новости - отец на прием все же приехал, успешно прошел пропущенную им процедуру, но главное - показатели кардиограммы, по словам мистера Томпсона, были в норме, и мне не о чем было волноваться.
“Дай Бог, чтобы сердце отца не подвело и после того, как у нас заберут дом”, - мысленно скрестила я пальцы, и все же от хороших новостей мое настроение улучшилось.
Я вертела в руках телефон, размышляя, стоит ли звонить отцу, но все же приняла решение до конца поездки на связь с ним не выходить - еще не хватало, чтобы он почувствовал мое подавленное настроение и начал переживать.
Ощущая ломоту и какое-то недомогание во всем теле, я решила прилечь. Несмотря на то, что я плотно позавтракала, я чувствовала себя какой-то опустошенной и уставшей - будто Барретт высосал, вытянул, выпил всю жизненную силу из меня, как энергетический вампир. Скорее всего, он им и был, потому что у меня не было желания даже пошевелить рукой, и весь день я решила провести в своей комнате, читая свою "Дженни" . К тому же у меня и альтернативы другой не было - осознав, что до конца поездки меня не отпустят, мне ничего не оставалось, как ждать возвращения домой. Иногда у меня были мысли сбежать или устроить истерику, но я, вспомнив слова Барретта в ресторане “Sky Pacific”, реально осознавала, что своим сопротивлением и агрессией нарвусь только на насилие и большие неприятности от этого человека.
За весь день я лишь пару раз уловила звук лифта, нарушивший тишину апартаментов, - вероятно это был Дуглас с ланчем и обедом, от которых я отказалась из-за отсутствия аппетита, а после трех послышался шум пылесоса и суета убирающего в пентхаусе персонала. Чтобы меня не тревожили, я хотела закрыть свою комнату на ключ, но была удивлена, обнаружив, что мой замок не работает. Я напряглась в ожидании стука в дверь и общения с посторонними людьми, но, вопреки моим ожиданиям, горничные прошли мимо спальни, и меня не беспокоили, что не могло не радовать.
В течение дня я пыталась пару раз связаться Джули, но она трубку так и не взяла, вероятно замотавшись на работе, и я набрала ей сообщение:
“Как у тебя дела? Прости, я задерживаюсь в Нью-Йорке. Надеюсь Тигр не доставляет тебе много хлопот.”
Вечером в начале девятого послышался шум лифта и через некоторое время в мою комнату вошел Барретт - спокойной походкой, без стука, как к себе домой. Собственно, это и был его дом, но все же меня очень напрягало то, что он беспрепятственно нарушал границы моего личного пространства, будто я была его полноправной собственностью.
Он медленно подошел к моему креслу, где я сидела, и, просканировав мое лицо, тихо спросил:
- Ты почему с утра ничего не ела?
- Я была не голодна, - честно ответила я.
Мне хотелось добавить, что в неволе аппетит не развивается, но, понимая, что мои слова ничего для него значить не будут, промолчала.
Более ничего не сказав, он лишь прошелся равнодушным взглядом по моей комнате и поставил меня перед фактом:
- Одевайся. Через пятнадцать минут мы едем ужинать, - после чего такой же спокойной походкой вышел из спальни.
Но отведенного времени на сборы мне разумеется не хватило. Будучи от рождения копушей, как меня называл папа, я опоздала еще как минимум на пятнадцать минут, пока умывалась, пыталась собрать в ровный гладкий хвост свои непокорные пряди и натягивала свое новое платье. Посмотрев на себя в зеркало, я осталась довольна. Черное приталенное платье, чуть расклешенное к низу, длиной ниже колена, от фирмы Givenchy, сидело на мне хорошо - оно подчеркивало мою тонкую талию и скрывало объем моей попы. Правда, когда я увидела это платье на витрине, мой глаз зацепил скорее не фасон, а оригинальность - от подола взлетали ввысь вышитые шелком разноцветные маленькие бабочки, и долетая до закрытого лифа и короткого рукава удобно там усаживались, расправляя и демонстрируя свои красивые крылья.