Страница 136 из 142
- Он как-нибудь назывался? - поинтересовался Серж.
- Нет, он только сказал, что вы два года назад встречались у этой самой Фроси, и ты его должен помнить.
- Больше ничего не передавал? .
- Нет, больше ничего. Зато у меня, знаешь ли, вопросы появились. Может, есть смысл встретиться и потолковать?
Мещерский ответил не сразу, наверно, секунд пять подумал. Он сообразил, что человек от покойного Гнатюка может сказать кое-что интересное. Правда, если б этот сукин сын приехал хотя бы на три часа раньше, то Серж был бы рад ему гораздо больше. Потому что, даже если этот нежданный гость принесет на блюдечке с голубой каемочкой "ноу-хау" от Евсеева, платить Сержу нечем. Конечно, препарат ценный, но, увы, "пан Юзеф Мизевецкий" может только вывернуть пустые карманы и печально произнести: "Ньемам пенендзы!" Впрочем, может, деньги есть у Магнуса? И может, он окажется настолько честным, что отстегнет Сержу какой-то процент комиссионных? В общем, Князь набрался духу и бодренько ответил:
- Что ж, давай потолкуем. Ты за сколько времени в район Планерной доедешь?
- Минут за пятнадцать. Где тебя искать?
- У поворота с Планерной на Лациса. Справа, если от центра. Красная "восьмерка", номер ты знаешь...
ПРИЗРАК ПРЕДУПРЕЖДАЕТ
Таран совершенно успокоился. Нет, не в том смысле, что отдал концы от Фроськиной отравы, а, напротив, убедился, что никаких черных замыслов, окромя как переспать с Юркой, у фиксатой бабищи не было. Убеждение это пришло после того, как Фроська уселась жрать и пить вместе со всеми. Бутылку она все-таки достала, разлила ее на шестерых - за столом сидело пятеро, но одну стопку оставили раненому Гере. Так что всем досталось совсем по чуть-чуть. Свинину с капустой умяли за милую душу, и от этой сытной заправки появилась приятная расслабуха. А если учесть, что время приближалось к трем часам ночи, то всем вроде бы самым естественным образом захотелось спать.
- Так, - сказала Фроська, тоже позевывая. - Наверху в двух комнатах по две койки. Как вы там разберетесь, меня не колышет, а Юрик будет тут, внизу, в гостиной на диване.
- Это почему? - нахмурилась Милка.
- Сам захотел! - развела руками хозяйка. - Видать, не доверяет моей охране.
- Я проконтролирую, если что, - произнес Таран с некоторой поспешностью в голосе, но Милка, как ни странно, особо возбухать не стала и первая начала подниматься наверх. За ней потопали и Макс с Василисой.
- Ну что, граф, - Фроська уперла в бок толстую лапищу, прищурила левый глаз и оскалила свое золотишко. - Пойдем телевизор смотреть? Или, может, тебе для бодрости еще десять капель налить?
- Ты что, - удивился Таран, - я и так еле на ногах стою. Слышь, может, отложим до утра, а? С новыми силами и тэ дэ...
- Новые силы, милок, я тебе в один момент обеспечу. Правда, завтра до двух дня проспишь, но сейчас совсем свеженький станешь.
И Фроська, открыв холодильник, достала оттуда какой-то маленький коричневый пузырек от валокордина, заткнутый полиэтиленовой пробкой с клювиком. Но было хорошо видно, что жидкость, наполнявшая пузырек, на валокордин не похожа, а напоминает скорее йод или концентрированную марганцовку.
- Это что? - настороженно спросил Таран. - Я от этого не навернусь?
- Народное средство! - гордо заявила Фроська. - Конечно, копыта от него отбросить можно, если меры не знать. Но десять капель - нормально. Ты не бойся, я себе тоже накапаю.
- Вот и накапай себе сначала, а потом мне, - хмыкнул Юрка, - не обижайся, но так спокойнее обоим будет.
- Недоверчивый ты, однако, - ухмыльнулась Фроська. - Ну, смотри...
И начала капать темно-коричневые капельки в чашку. Таран внимательно глядел и считал про себя, сколько Фроська капель накапает. Действительно, их оказалось десять. Потом Фрося в чашку налила воды из ведра, разболтала свое зелье в воде и единым духом выпила, крякнув, будто после стакана спирта.
- Горькое? - спросил Юрка, видя, что хозяйка крепко поморщилась.
- Кислое скорее...
На Тарана это произвело впечатление. Раз баба сама выпила, значит, это и не отрава, и даже не снотворное.
- Сам себе капай, - сказала Фроська, вручая Юрке пузырек, - а то еще скажешь, будто я тебе больше налила.
Таран в принципе уже не подозревал ее и вполне мог бы доверить эту операцию, тем более что считать до десяти еще не разучился. Но тем не менее взял пузырек, чашку и старательно, чтоб не перекапать лишку, стал отсчитывать капельки. Потом взял другую чашку, зачерпнул воды из ведра, развел снадобье примерно в той же пропорции, что и Фроська, а затем почти без страха вылил себе в глотку. Бр-р! Права Фроська, кислятина жуткая. И в нос шибает, аж запершило... Юрка чихнул, но неприятные ощущения быстро прошли. Никаких признаков, что Таран в ближайшие минуты отдаст концы, пока не наблюдалось. Присутствовал только легкий хмелек, какой у Юрки наблюдался примерно после двухсот граммов спиртного под хорошую закуску. В принципе, сегодня у него такой уже появлялся, когда они по сто граммов за ужином приняли, но с устатку и сытости начал переходить в сонливость.
- Ну как, - спросила Фроська, - чуешь кайф или нет?
- Пока не распробовал...- отозвался Юрка, хотя уже начал ощущать, что в сон его больше не клонит, а по всему организму разливается волна бодрости. Нет, хмель был уже совсем не похож на обычный. Все мысли о сложностях жизни, о судьбе Ляпунова, Алика и Топорика, о том, что делать завтра и как связаться с Птицыным, стали быстро и резко удаляться. Конечно, кое-что разумное в башке еще задержалось, ибо Таран сумел задать вполне трезвый вопрос, потому что прекрасно помнил, как в прошлом году маялись Шурка и Милка от Дяди-Во-виного секс-стимулятора:
- А подсесть на эту заразу нельзя?
- При желании, - усмехнулась Фроська, - можно даже на анальгин подсесть. Не бойся, с одного раза не подсядешь...
После этого не больно убедительного объяснения Юрка, как ни странно, совсем перестал волноваться. Тем более что ему стало необыкновенно легко и весело, все стало по фигу и всякие моральные и рациональные тормоза напрочь отключились. Зато начали включаться другие системы. Тарана как магнитом потянуло к Фроськиным жирным прелестям - намного сильнее, чем весной, когда он с ней после 250 граммов водяры играл в "графиню на подоконнике". Воспоминания о том бесстыжем событии неожиданно показались ему до ужаса приятными - хотя все последние полгода он, не жалея сил, стремился стереть их из памяти.