Искра. Тайна крови

– Значит, Дарбелл – не настоящая его фамилия?

– Нет.

Аллевойская – фамилия матери. После того, как отец нас бросил, она посетила департамент данных о населении и сменила наши фамилии на свою девичью.

– Не понимаю. Если все так, почему же он тогда нас бросил?

– Потому что ваш дед не оставил ему другого выбора.

– Как это?

Фет Сайонелл поджал губы. Вероятно, рассказывать такие вещи ему не хотелось.

– Гонцам головы не рубят. Расскажите, прошу вас. Раз уж я прыгнула в бассейн к пираньям, так не хочу повторять этот опыт. Хочу узнать все и больше никогда к этому не возвращаться.

– Хорошо, – он тяжело вздохнул, переплел пальцы и наклонился ближе ко мне. – Его родители были крайне обеспокоены, что арийский род чистокровных прервется смертью Антуана Георга. Не так много чистокровных арийцев осталось на свете. Ваш дед надеялся, что сын одумается и вернется, но этого не происходило. Когда родилась Альбертина, он понял, что ждать бессмысленно. Пригрозил, что убьет Лэрину и вас всех, если Антуан не разорвет с вами связь и не вернется на родину, чтобы сочетаться браком с чистокровной арийкой.

Мне словно кинжал в сердце всадили, а глаза защипало от слез. Я накрыла рот ладонью, чтобы удержать эмоции и все, что вместе с ними прорывалось, при себе. Отец не отказывался от нас! Он нас не бросал! Его заставили.

– Вот аркх плешивый! Чтоб пустынные мертвоеды им побрезговали, а дохлогрызки глаза выели! – я с силой сжала кулаками шелковую салфетку, та опасно скрипнула, но уцелела.

Фет Сайонелл разнервничался, налил себе воды, едва не расплескав по скатерти и дрожащими руками поднес бокал к губам.

– Простите, Оуэн! Вам нельзя волноваться. Я… Извините, я буду держать себя в руках.

– Нет-нет, Александрин! – перебил он, поставив бокал на место и уже спокойнее вытирая губы салфеткой. – Ваша реакция вполне понятна. И закономерна. Не переживайте, жизнь вашего деда наказала сполна. У Антуана Георга были еще дети, но он и вся его семья погибла в воларокатастрофе. Пьяный подросток угнал волар и решил, что справится с управлением… При жизни Антуан хотел связаться с вами. Написать, объяснить, но его родители были непреклонны и над вами постоянно висел меч возможной расправы.

– А я всю жизнь винила отца, в том, что с нами произошло! Знаете, в последний год мы время от времени получали денежные переводы. Небольшие суммы, но как раз в нужный момент! Когда больше всего нуждались. Отправитель анонимный, установить не получалось. Мне хотелось думать, что это от него… Но оказывается, его уже нет в живых.

Удивительное дело, сколько раз я желала ему смерти, а получив желаемое, жалею! За каждое плохое слово, за каждую плохую мысль мне теперь стыдно! Вот так, в один миг человека, которого ты всю сознательную жизнь ненавидела, реабилитировали. Какой же слепой я была! Любовь, с которой он смотрел на нас нельзя подделать! Нежность, что дарил матери – нельзя сыграть! Даже представить сложно, как он страдал! Ведь отказаться от всех, кого ты любишь, просто встать и уйти, не так просто, как кажется. А потом жить, зная, что там, за сотни тысяч километров от тебя обливаются кровью сердца, что по-прежнему верят в твое возвращение. Ведь я верила… До последнего дня, даже еще пару минут назад в моем сердце жила вера…

– Сцакха!!! – выругалась я, ударив по столу. На нас обернулись потревоженные посетители и я, сжав кулаки, спрятала руки под скатерть. – Простите. Простите, поверить не могу, какой мразью оказался мой дед! Как можно быть таким бессердечным сволочугой? Я всю жизнь отца винила! Всю жизнь ему смерти желала! Представляла, как плюю ему в лицо при случайной встрече!

– Теперь вы понимаете, почему я решил вас найти? Антуан Георг был мне добрым другом.

– Но вы сказали, что плохо с ним поступили.

– По бизнесу, – кивнул фет Сайонелл и отвел глаза. – Вышло очень некрасиво, и я стыжусь произошедшего. За один день мы стали с ним совсем чужими и только его смерть заставила меня переосмыслить собственную жизнь, понять, каким я был идиотом, что ставил… бизнес выше нашей дружбы. Увы, теперь этого не изменить.

– Мне жаль, – я накрыла сжатую в кулак руку Оуэна, лежавшую на столе. – Нас объединяет одно горе, одна печаль, пусть в разной степени, но все же. Предлагаю почтить память моего отца.

Из глаз скатились крупные слезы, мир подернулся соленой пеленой. Постаралась натянуть на лицо улыбку и вытереться салфеткой, но ничего не получалось. К горлу подкатил ком и истерика уже размахивала руками на задворках сознания.

– Простите. Я могу… могу оставить вас на минуту? Мне нужно привести себя в порядок.

– Уверен, со мной ничего за это время не случится. А, если и случится, то вот, – он показал, что знает, как нажимать на красную кнопку, которая немедленно передает сигнал на мой планшет. Благодарно кивнула и устремилась в уборную.

Заперев кабинку, я прислонилась к стене и, сотрясаясь в рыданиях, скатилась по ней на холодный кафель с трещиной поперек плитки. Надо же, такой дорогой ресторан, а трещина… Прямо как в моей жизни. Чистокровный великородный, но и его жизнь не пощадила. Деньги, власть, сила оказались неспособными защитить от других чистокровных и великородных. Почему же все в жизни так? Почему нет справедливости? Даже сильные этого мира не могут позволить себе самое главное – любовь.

Минута превратилась в две, в три, в пять, а меня по-прежнему лихорадило от боли и обиды. Вспомнив, что я на работе, а за столиком ждет пациент и просто хороший мужчина, который ни в чем не виноват, я исключительно усилием воли заставила себя остановиться. Долго поливала лицо ледяной водой, благо ограничения по ней здесь нет, поправила легкий макияж и вернулась за столик, запрещая себе думать об отце. Время для скорби будет. Теперь у меня его полно.

Как раз вовремя, потому что принесли заказ, который сделал мой спутник.

– Вы в порядке?

Фет Сайонелл, принесший дурные вести, волновался не меньше, а ему нельзя было. Болезнь Торкинсона распространяется по нервной системе и, чем больше человек волнуется, тем стремительней она разносится по организму.

– Оуэн, – губы подрагивали, но я почти обрела эмоциональную стабильность, пообещав себе выплакаться вечером и обязательно рассказать ребятам, что отец нас вовсе не бросал. Мы вместе поплачем. Сейчас меня ждет работа. – Давайте договоримся, что вы не будете переживать по этому поводу. Вы мой благодетель. Я жила, словно в тумане и ненавидела отца. Несправедливо. Теперь я знаю правду и мне полегчает. Не сейчас, позже, но обязательно полегчает.

– И что изменилось от этой правды?

– Все, – уверенно кивнула. – Изменилось все. Раньше я жила и думала, что не нужна никому. Что я не только пустышка без искры, но настолько ничтожна, что даже собственный отец от меня отказался. Сейчас я понимаю, как ошибалась, – часто закивала, осознавая, что Таххир, по сути, был меня не достоин! Он сидел на моей шее четыре года, а я оставалась с ним исключительно из страха, что и он меня бросит, а кроме него я никому больше не приглянусь. Останусь одна. Страх быть отвергнутой жил во мне все это время. А теперь я его переборю. Не сразу, но справлюсь и моя жизнь обязательно изменится к лучшему!

– Он любил вас больше всего в жизни, Александрина! Помните об этом.

Кивнула и улыбнулась сквозь слезы. Но на этот раз это были очистительные слезы, слезы радости.

– Итак, что у нас здесь?

Потерла руки и, не без ужаса, взглянула на обилие металлолома, окружающего скромную тарелку с зелено-серым супом-пюре. В центре кашицеобразной лужи лежала креветка, украшенная листиком петрушки. Заметив мою озадаченность, Оуэн поспешил на помощь:

– Все просто. Когда подают первое блюдо, следует брать крайнюю ложку. В дальнейшем приборы расположены в порядке очередности подачи блюд. От внешнего края к внутреннему. Десертные приборы – сверху.

Я глянула на четыре пары ножей, ложек и вилок и разве что не присвистнула. Неужели все это действительно необходимо?