Искра. Тайна крови

Великородные…

Я смотрела на черные стекла высотки напротив. Туда, где теоретически ждет и не дождется мужчина, чьи глаза цвета пепельно-сизого тумана никак не желали уходить из памяти. Хотелось думать, что это из-за его положения и надменного тона с гарцаном в голосе. Все же не каждый день правящего встречаешь, но сдается мне, где-то здесь пустынный мертвоед сдох, потому что аркха с два я кому позволю собой так бесцеремонно командовать, а ему позволила! Или не позволила? Ланни, соберись, у тебя мысли похожи на пещеры для тренов. Такие же темные, запутанные и бессвязные! Выкинь его из головы! Желательно с пятидесятого этажа!

Когда я представила, как вниз с истошным воплем летит прекрасное тело Харви Хартмана, сразу полегчало. Потом вспомнила, что он вообще-то мне жизнь спас… Тело вернулось обратно, я зашвырнула его на самый верх Аклуа Плейз, туда, где темное стекло вспарывает небо и теряется за облаками, впиваясь в купол. Все. Отвернулась. Точка.

– О чем думаешь, Александрин? – сложив руки в замок возле губ, поинтересовался Оуэн Голд.

Да, мой пациент тоже оказался родом из пятого дистрикта, где давать двойные имена в порядке вещей. А еще в почти естественных лучах солнца мне удалось лучше его разглядеть. Несмотря на смытый старостью контур лица, все в нем выдавало представителя древней арийской расы. В отличие от моей славянской мягкости, его лицо было резко очерченным: прямой узкий нос, худые губы, выделяющиеся скулы. Сейчас, на фоне болезни они и лобовые кости выделялись особо остро, были почти обтянуты сухой морщинистой кожей. Мне хотелось провести пальцами по его лицу и чтобы магия сотворила чудо. Чтобы сухой пергамент превратился в тонкую и мягкую, словно кожура персика, кожу. Альби как-то вырастила карликовое персиковое дерево. Плодоносило оно всего три раза, но какие были плоды! Не передать… Увы. Искры омоложения у меня нет, а искристые, что ею обладают, берут невероятно много анников за помощь. К тому же, нельзя омолодить больше, чем на пять-шесть лет. И то это действует лишь на внешность. Жить дольше ста семидесяти все равно никому не удается. Даже Хартманам.

– О том, как все же несправедлива жизнь.

– Не стоит думать, будто тебе известно больше, чем ей, – хитро прищурился он, лениво разглядывая в планшете картинки блюд. – Порой она умеет удивлять.

– Это точно, – некстати вспомнился вчерашний день и ответ прозвучал довольно кисло.

– Давай закажем, и ты мне поведаешь удивительную историю!

– Какую?

– Своей жизни!

– Фет Сайонелл, – я замолчала, подбирая слова, чтобы не обидеть собеседника. – Не поймите неправильно, мне приятно ваше общество, но…

Он понимающе улыбнулся и кивнул:

– Почему старик, что одной ногой в урне с прахом, к вам пристает? Хорошо. Я начну первым. Но сначала, – он кивнул на планшет, но я решительно отодвинула его в сторону.

– Извините, мне не по карману это место.

Мужчина не стал ни в чем меня убеждать. Быстро пощелкал пальцами на разных картинках, посмотрел на меня, снова в планшет и, сделав заказ, погасил экран, отодвинул телепатогаджет в сторону и произнес:

– Когда-то, Александрин, у меня было все, чего только может желать великородный.

Сказал и замолчал. Так и знала, что он великородный. То есть из семьи, чьи предки – каждый – обладали мощной искрой. Это тебе не какой-то искристый, в чьей родословной разве что аркх не потоптался. Никаких пустышек, только сила.

И было что-то удивительное в том, как по-особенному фет Сайонелл произносил мое полное имя. Именно так меня всегда звал отец, с той же интонацией и с той же рычащей «р» – особенность диалекта пятого дистрикта.

– Здоровье, сила, деньги, положение в обществе, жена, сын и множество недвижимости, в том числе под самым куполом! Вид оттуда, – он на секунду прикрыл глаза, погружаясь в те времена. Открыв глаза, уныло посмотрел вокруг. В отличие от меня, крайне редко наслаждавшейся подобными видами, они его не прельщали. – Не чета этому безобразию.

Я же жадно смотрела по сторонам на безобразие, радуясь, что не стала разбирать култышку. Ветер здесь, несмотря на заградительные телепатические барьеры, гулял знатный. Больше всего меня привлекали две вещи: Аклуа Плейз с ощущением хищного взгляда оттуда, вперившегося мне между лопаток и трехсотлетнее дерево «Джози». Оно растет совсем рядом с больницей и, если немного поднять голову, можно насладиться его серебристо-сизыми листьями, которые едва слышно шелестят на ветру и затеняют террасу с рестораном, скрывая от палящих солнечных лучей.

– Но, как я уже говорил, жизнь умеет удивлять! Я потерял сына, внуков, жену. Впоследствии положение в обществе, силы, а сейчас и здоровье. Все богатства мира оказались не способны удержать то, что я имел. Все, что у меня осталось – деньги. Но они не способны сделать человека счастливым. Я осознал одну неприятную вещь, Александрин. Если богатство не с кем разделить, оно превращается в груду бесполезной бумаги. В бессмысленный металл. В набор цифр, которые обретают смысл лишь тогда, когда вызывают восторг или удивление в глазах тех, кто рядом.

К нам с важным видом подошел официант, ловко одной рукой снял с подноса бутылку вина, два бокала, вазу с ягодами. Бутылку держал, словно святейшую реликвию.

– Дальше я сам. Спасибо, – Оуэн Голд отослал официанта и открыл вино. Ловко, играючи. Словно для него это привычное дело. Пожалуй, так оно и было. Разлил напиток по бокалам и посмотрел на меня. Я же смотрела на этикетку. «Резан нуар». Очень-очень медленно моргнула. Перевела взгляд на собеседника. Наверное вид у меня в этот момент был ну очень потрясенный, потому что мужчина рассмеялся.

– Фет Сайонелл, вы, блин, что, миллионер? – вымолвила обалдело.

Этой бутылке не меньше двух сотен лет! Она стоит тысяч двести анников, если не триста! Это же… это… это такая куча денег, что мне сложно представить, как она выглядит, если их собрать вместе!

– Вот об этом я и говорил! В такие моменты начинаешь ценить богатство. Как еще я мог увидеть на вашем лице такое выражение?

– Я не стану это пить, – решительно отодвинула бокал с черно-рубиновой жидкостью, источавшей умопомрачительный аромат.

В винах я разбираюсь исключительно по той причине, что работаю в ночном клубе и во многих ресторанах. А там, так или иначе, подают алкоголь и обсуждают алкоголь. Так вот бутылку за десять тысяч, которую Таххир распивал со своей дохлогрызкой, с Резан нуар даже сравнивать кощунство!

– Тогда вы оскорбите умирающего старика.

И ведь ни капли совести у него нет! Знает, за какую ниточку потянуть! Разумеется, я придвинула пузатый бокал на длинной прямой ножке. Коснулась губами узкого горлышка. Сначала почувствовала аромат. Терпкий, пленительный, со сладкой ноткой. Сделала небольшой глоток, посмаковала, проглотила, выдохнула ртом, чтобы ощутить букет и закрыла от удовольствия глаза.

– Стоит своих денег, не правда ли?

– Не правда, – открыла глаза и отставила угощение. – Триста тысяч за бутылку – это бешеные деньги.

– Я человек, которому не так долго осталось на этой земле. Унести деньги с собой я не смогу. Почему бы их не потратить?

– Зачем тогда вы легли в больницу? Почему не наняли частную сиделку? Или не отправились в путешествие по дистриктам?

Мужчина подцепил шпажкой клубнику, обмакнул в шоколад и протянул мне. Отказать умирающему старику – преступление, а потому приняла и разве что со шпажкой не проглотила! А не запить такое удивительно вкусным вином невозможно.

– Я нанял частную сиделку, – он с удовольствием посмотрел на меня. – Я лег, чтобы найти вас, Александрин.

Хорошо, что я не успела сделать глоток. Бокал замер возле рта, а затем медленно вернулся на стол. Я рассматривала мужчину, силясь понять, могли ли мы прежде встречаться или быть хоть каким-то образом связаны, но нет. Ни единой ниточки между нами, кроме пятого дистрикта. Впрочем…

– Вы знаете моего отца?

– Знал, – согласился он. – Советую дождаться горячего. Вино может ударить в голову, если пить на голодный желудок.