Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 80 из 109

 

 

Ибо кто молвит: "Бога люблю, а брата своего не люблю", - ложь это. И еще: "Если не простите прегрешений брату, то и вам не простит отец ваш небесный"..."Что лучше и прекраснее, чем жить братьям вместе!"... Дьявол ведь ссорит нас, ибо не хочет добра роду человеческому.

                                        Поучение Владимира Мономаха, XII век.

 

 

Удельная Русь. Начало ХIII века.

 

Князь Мстислав Изяславич мерял светлицу терема размашистыми шагами, затем останавливался, глядя через окно во внутренний двор, где боярские дети с радостными воплями играли в лапту.[1] Княжич Олег сидел на лавке с красным от обиды, но сохранявшим выражение упрямства лицом.

- Ты думаешь, напрасно мы женимся на женщинах своего круга? – гневно вопрошал отец. – Думаешь, это чья-то дурацкая прихоть? Вопрос крови очень важен, сын. Человек и к богатству, и к власти, и к хорошим манерам должен быть сызмальства приучен. Как себя на людях вести, во что одеться, что и о чём говорить, как челядью повелевать, как за мужем ухаживать, а коли понадобится - как дельный совет ему дать. Это твоя Ведана знает? Я понимаю - она тебя, считай, выходила после той страшной охоты. Пока ты у неё в избе лежал, заботилась как могла. Так отблагодари её - перстнем дорогим или серебром, но влюбляться-то в неё зачем? Что тебе - других девок мало?

- Не нужны мне другие! – горячился Олег. –  А Ведана всё знает. Она и грамоте обучена, и умна не по годам, и в будущее без страха глядит. И от богатства голова у неё не закружится – оно ей не надобно.

- А я вот думаю, что как раз за этим она и гонится! Ты подумай сам: Феодора, дочь боярина Щелкуна, всё уже имеет. Челяди под её рукой столько, что враги забоятся – решат, что целое войско перед ними. Даже у Великих Киевских князей столько прислуги отродясь не было. Украшения и византийские ткани с ума её не сведут, сундуки с добром наскучили. А Ведана твоя с малых лет окромя домотканой рубахи и лыковых лаптей ничего не знала. Каково это – ничего не иметь и вдруг получить всё сразу? Такое испытание мало кто выдержит. Душа-то человеческая на грехи падка -  глазом не успеешь моргнуть, и не узнаешь свою невесту. Характер у ней испортится и скиснет, как перестоявший квас, станет она упряма и капризна. Возжелает, чтобы кланялись ей те, кому сама раньше кланялась, а это, почитай, раздор и смута среди бояр и ближников. Вот тогда не говори, что я не предупреждал тебя.

- Что ты такое говоришь, отец? Ты её совершенно не знаешь, а и богатый иной раз душу готов продать, дабы богатство своё приумножить. Я ей слово дал, что в жёны возьму... Кем же я буду, коли моё слово ничего не значит? Нет, не отступлюсь от Веданы. Люблю я её и коли препятствовать мне станут, - тут юноша выразительно посмотрел на отца, - брошу всё и уеду из города – уж ты мне поверь!

Князь слушал сына, гневно раздувая ноздри. Вспомнилась ему одна девушка из далёкой молодости, которую полюбил он также сильно и страстно, но предал её, избрав между двух путей бремя правителя, судьи и воина. Видно, наказывает его нынче Бог за давние грехи – Олег был гораздо упрямее и по глазам видно – слово своё сдержит. А раз так, препятствовать ему в открытую – вконец рассориться. Этого князь очень не желал – одного Далебора было достаточно. Но и с Щелкуном портить отношения не хотелось. Уж больно тот скользок – как бы к недругам не переметнулся, услышав об отказе Олега жениться на его дочери. Мало кто из правителей сейчас радеет за Русь, за веру православную и сплочение народа – дальше собственного носа никто смотреть не желает. А так, сыграв свадьбу, держал бы Мстислав Изяславич хитрого боярина при себе, на виду, чтобы тот ничего пакостного задумать не мог.

- Олег, - молвил князь, стараясь говорить спокойнее, - не след считать, что лишь о себе думаю, желая породниться с Щелкуном.  Чую – тяжёлые грядут времена, ослаблена Русь междоусобицами и тому радуются наши враги, а их, поверь, меньше не становится. Показывая свою слабость, мы помогаем им уверовать в собственное могущество.

Мстислав Изяславич говорил правду. С половцами всё было ясно: на русские земли они ходили по зову русских же князей, погрязших во внутренних распрях. На востоке не прекращались стычки с Волжской Булгарией - году в 1220 она захватила Устюг, и воинственными мордовскими племенами, в особенности с эрзянами. Но самая страшная угроза таилась на западе: именно оттуда к границам Руси приближался Орден Меченосцев[2]. Немцы уже давно закрепились в Литве, основав город Ригу; отстраивали на прибалтийских землях крепости и монастыри. Эсты и пруссы им ещё сопротивлялись, просили у русских помощи, и те отправляли в поход свои дружины, но выстоять перед планомерным натиском католического запада прибалтийским народам всё равно не удавалось – слишком неравны были силы. В Ливонии датские рыцари основали крепость Ревель, которая служила им опорой для дальнейшего движения на Восток. Так, шаг за шагом, латинские епископы распространяли католическую веру, и только внутренние распри между немецким королём и Святым Престолом ещё давали Руси немного драгоценного времени для подготовки к натиску Запада. 

- Я верю, - продолжал князь, - наступят времена, когда встретятся на поле боя русские люди и молвят в сердцах: «Братья, зачем нам убивать друг друга на радость нашим врагам? Вера наша едина, и традиции, и язык, и земля, завещанная славными предками. Оставим же злобу и равнодушие, не пройдём мимо, если супостат похвалится перед любым из нас. Если поймёт он, что за одного обиженного русича придётся ему иметь дело с сотней, а за сто обиженных – с целою ратью, то прежде, чем напасть или оскорбить – хорошенько о том задумается. Пока же князья и прочий люд заботятся о своём кармане, и за мелкими делами не зрят общего. Потому-то, Олег, - сурово заключил князь, - самое время собирать земли и народ под руку свою. Ты правитель, сын, а потому не только за себя, но и за вотчину свою радеть дожен. Женившись на простой крестьянке, ты сделаешь своих сыновей безродными. Каково будет им, когда народ и бояре усомнятся в их праве на власть? Подумай над этим Олег, крепко подумай!