Страница 18 из 24
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
Владелец передвижного цирка проклинал тот день и час, когда он привёз свою труппу в Читу. Не вовремя приехали они сюда. Гвоздь программы - слон Оло выступал всё хуже и хуже. У него никак не заживала нога, повреждённая в вагоне цепью. Ему бы надо дать передышку, но без слона зрителей в цирк не заманишь ничем. После каждого выступления раскрывался шов на задней ноге Оло. Слон возбуждался и не хотел подпускать к себе дрессировщика. Скучал Оло и по старому хозяину, который продал его и уехал в Китай. Владелец цирка с радостью перебрался бы из Читы куда-нибудь на восток, но для переезда требовалось четыре грузовых вагона, а дорожная служба не могла предоставить ни одного. Застрял цирк в читинской "пробке". Чтобы не прогореть совсем, владелец не разрешил отменять представления. Он даже заботился о расширении актёрского состава. Узнав, что распалась одна из бродячих трупп, гастролировавших на станциях КВЖД1, он послал артистам приглашение и обещал хорошую плату, но ответа пока не получил. Брезентовый купол шапито был раскинут там же, где когда-то стоял цирк, в котором выступали родители Цыгана. Рядом громоздились подсобные пристройки. В отдельном щитовом сарае с высокой дверью помещался слон. Цыгана давно тянуло побывать в цирке. Но вечером, когда начинались представления, в трактире - самый наплыв посетителей, не выберешься. А днём в цирке делать нечего. Цыган по афишам определил, что это не та труппа, в которой он знал всех, начиная от хозяина и кончая глухим сторожем. Но всё-таки он не вытерпел и пришёл днём к цирку. Настроение у Цыгана было расчудесное. Он только что бегал к Мике и узнал, что операция с документами прошла удачно. Правда, избили Конопатого, но это не беда. Парень он жилистый - поправится дня через два. Уходить из Читы вместе с беспризорниками Цыган не собирался. Они с Микой немножко поспорили, но потом и Мика согласился. Семёновцы успокоились, опасность миновала. Зачем же терять такой превосходный наблюдательный пункт, из которого можно читать самые секретные распоряжения врага? Насвистывая какой-то цирковой мотивчик, Цыган раздвинул полотнища, закрывавшие вход под купол, и заглянул внутрь. Там был полумрак. Смутно виднелись круто подымавшиеся кверху ряды скамеек. На арене, посыпанной опилками, тускло поблёскивала металлом тренировочная перекладина. На Цыгана пахнуло неповторимым, знакомым цирковым запахом. Пусто. Тихо. Только хлопал на ветру брезент у вентиляционного люка. Да где-то за цирком у служебных помещений сердито кричали люди. Цыган подбежал к снаряду, подпрыгнул, ухватился за перекладину, крутанул "солнце" и мягко приземлился на подушку из опилок. А крики за цирком всё усиливались. Мальчишка нырнул под брезентовую стенку, очутился перед сараем слона и невольно рассмеялся. У открытой двери метались люди. Они подскакивали, приседали, кидались в сторону, увёртываясь от вылетавших из сарая предметов. Кто-то с силой выбрасывал оттуда то табурет, то фонарь, то буханку хлеба. Красной картечью вылетела из сарая и рассыпалась по земле морковь. Затем из двери показался хобот и два бивня. Слон грозно протрубил. Люди отскочили ещё дальше. А Цыган не испугался. Он смотрел на слона и не верил глазам. Но ошибки быть не могло. Один бивень прямой, чуть загнутый кверху, а второй отогнут не вверх, а влево, и на нём - глубокая, заметная издали чёрная зазубрина. - Оло! - крикнул Цыган. - Оло! Голубчик! Слон перестал реветь, скосил злые маленькие глаза на мальчишку, пошевелил ушами и протянул к нему хобот. - Оло! Слонище-дружище! - ласково приговаривал Цыган, приближаясь к слону. - Ну, узнай меня! Узнай! Слон дотронулся до его плеча, скользнул по шее, по волосам, а потом обвил за плечи и подтянул к себе. Цыган слышал, как ахнули сзади. - Не бойтесь! - крикнул он и, подобрав валявшуюся под ногами буханку хлеба, подал её слону. - Ешь, Оло! Ешь!.. Что ты расшумелся? Буханка исчезла во рту у слона. - Узнал! - обрадовался Цыган и прижался щекой к хоботу. - А папку моего помнишь, Оло? А мамку? Слон приподнял мальчонку хоботом и покачал его из стороны в сторону, издавая дружелюбное урчанье. Трое мужчин стояли поодаль и с удивлением и страхом следили за этой сценой. Дрессировщик - бритоголовый человек в ермолке пожал плечами. - Чертовщина какая-то! Фельдшер снял пенсне, поморгал красными подслеповатыми глазами и рассудительно произнёс: - Вы же видите - цыган. У них особый дар на животных. Они, как вы знаете, могут любую дикую лошадь образумить. Язык, вероятно, знают или некий подходец имеют, который позволяет им... Третий мужчина - владелец цирка - прервал эти рассуждения. - Не теряйте время! - сказал он, - Мальчик! Ты поласкай его пока! Поласкай! Фельдшер засуетился. Схватил буханку, надрезал её ножом и насыпал из пакетика большую дозу снотворного. Фельдшер рассчитывал, что Оло, проглотив с хлебом этот порошок, станет на какое-то время вялым, безразличным и позволит наложить на больную ногу пластырь с лекарством. Но перехитрить слона не удалось. Он взял буханку и закинул её за сарай. Цыган расхохотался. - Заработать хочешь? - спросил у него хозяин цирка. - Для Оло могу и бесплатно! - Дайте ему! - приказал хозяин, и фельдшер отдал Цыгану пакетик с порошком, нож и новую буханку хлеба. Мальчишка подумал, понюхал порошок и отказался. - Отравится ещё! - Это всего лишь снотворное! - пояснил фельдшер. - Я и без него справлюсь! Тогда фельдшер принёс большой кусок холста, покрытый толстым слоем мази. - Этот пластырь надо приклеить к задней ноге. У него там рана. Цыган отбросил нож, пакетик со снотворным порошком сунул в карман, буханку хлеба отправил в рот Оло и, взяв пластырь, наклонился и полез слону под брюхо. Оло протянул за ним хобот, но не остановил, только похлопал по спине, точно хотел предупредить, чтобы он не сделал больно. Оло стоял в дверях. Задняя половина туловища находилась в сарае, и мужчины не видели, что делает Цыган. Они слышали только, как он сочувственно приговаривал: - Ой, какая болячка!.. Но ничего, слонище-дружище, потерпи! Заживёт! Вот та-ак!.. Потерпи ещё немножечко. И Оло терпел, хлопал ушами-лопухами и ни разу не двинул ни одной ногой. Когда Цыган закончил перевязку и вышел из сарая, слон опять обнял его хоботом. - Ап, Оло! Aп! - попросил мальчишка, и Оло послушно усадил его к себе на спину. Хозяин с нескрываемым пренебрежением взглянул на дрессировщика, произнёс: "М-да-а!" - и сказал Цыгану: - Слушай, парень! Оставайся у меня в цирке! Не обижу. - Остался бы! - Цыган вздохнул с искренним сожалением. - Не могу... Работаю в другом месте. - У меня лучше будет! - Не могу! - повторил мальчишка. - А где старый дрессировщик? - Ты его знал? - удивился хозяин. - Нет! - соврал Цыган. - Просто вижу, что этот не того!.. - Ну-ну! - прикрикнул человек в ермолке. - Поговори мне! - И поговорю! - не испугался Цыган. - Довёл слона!.. Тебя бы самого на цепь посадить надо! И чтобы она тёрла тебе ноги днём и ночью! Человек в ермолке схватил палку с крючком и колючкой на конце - с этой палкой он выводил Оло на манеж - и замахнулся на мальчишку. Но слон так свирепо махнул головой, что дрессировщик отскочил. Цыган, как с горки, съехал вниз по слоновьему хоботу и с достоинством сказал хозяину: - Нужно будет - позовёшь. Меня в трактире найти можно. Он ушёл, а Оло долго трубил - звал своего маленького друга. С какой бы радостью вернулся мальчишка в цирк и остался бы в нём навсегда! Надоели ему грязные тарелки и пьяные голоса. Опротивел запах трактира. Но Цыган знал: если будет нужно, он не уйдёт из трактира до самой старости, до смерти. Задумавшись, он шёл посередине улицы и не услышал приближающегося цокота лошадиных копыт. - Посторонись! - крикнул Карпыч. Цыган отскочил к забору и пропустил коляску. Платайс поднял руку в лайковой перчатке и погрозил ему пальцем. "Не ушёл! - подумал Платайс. Наверно, и Мика с беспризорниками ещё в Чите..." - Ему никак нельзя, - тихо, не оборачиваясь к седоку, сказал Карпыч, продолжая начатый до встречи с Цыганом разговор. - Он - телеграф твой! Сгинет по дурному случаю - и конец, однако! До партизан без него не достучишься! Ни ты, ни я ходов к ним не имеем... С этой бухалкой мне в самый раз идти будет! Только б она не трахнула безвременно, окаянная!.. Карпыч насторожённо взглянул под ноги - на пол коляски. Там, с обратной стороны, между колёс была прикреплена проволокой к днищу коляски самодельная мина с часовым механизмом. Её по просьбе Платайса смастерил партизанский умелец, славившийся на всё Забайкалье. Лапотник, передав донесение, составленное по документам, добытым беспризорниками, взамен получил эту мину и привёз в Читу. Через Карпыча он сообщил также, что партизаны одобрили предложенный Платайсом план неожиданного захвата станции Ага. Оставалось теперь согласовать срок с командованием Амурского фронта. Платайс предполагал, что, получив последние чрезвычайно важные сведения, командование ускорит подготовку общего наступления на читинскую "пробку". Поэтому и сам он должен поторопиться. Надо было побывать и на станции Ага. И здесь, в Чите, предстояло организовать взрыв склада с боеприпасами. Для этого и предназначалась мина с часовым механизмом. Но кто подложит её? Об этом и толковал Карпыч. Он считал, что Лапотника надо поберечь, потому что через него была налажена связь с партизанами. - Моё это дело - и не спорь! - сказал он Платайсу и повторил: - Только не сыграла б она, однако, прохвостка!.. Коня жалко! - Подумаем, Карпыч, подумаем, - ответил Платайс. - А мины не бойся. Езди спокойно по любым колдобинам - не сработает. Лучшего места не найти: и под рукой всегда, и никто не догадается. Карпыч остановил коня у дома контрразведки. - Приехали, господин Митряев! Платайс заезжал сюда чуть ли не каждый день, как и положено отцу, потерявшему дочь. Но подполковник Свиридов не принимал его. Выходил вежливый адъютант и произносил одну из двух заученных фраз: либо подполковник в отъезде, либо подполковник просит извинить - он очень занят. И на этот раз Свиридов не принял Платайса.