Страница 185 из 192
Наконец-то до всех лёгких кавалеристов дошло: впереди ждёт только смерть. Им не хотелось умирать, это была не их война и, развернув лошадей, всадники ломанулись назад, прямо через строй своих пехотинцев…
Находясь в гуще схватки, Сигихард Бадвин не мог видеть, что произошло, но по раздавшимся сбоку крикам понял, что мисальдер повёл в бой кавалерию. В успехе их предприятия полковник не сомневался: он не раз видел, как численный перевес из залога победы превращается в причину поражения. Атакованные бунтовщики перепугались и растерялись, но перепуганный и растерянный противник может натворить немало бед, если позволить ему прорваться. Да, часть вражеских солдат повернёт назад через многострадальную мель, кто-то влетит в болото, но те, кому отступать некуда, будут пробивать стену лбом, благо стена не столь уж и толстая.
Сейчас главное не отступать и держать линию. Хвала богам Прайма и всем Пластам Мирозданья, его люди это понимают… Ага, «Стальные Бороды» поперли со всей силы! Ничего, надолго вас не хватит, надо думать, монахи положили немало народа и остатки кавалерии отступают, выдавливая пехоту. Будь у «Бород» немногим лучше экипировка… окованные металлом копья и выкованные гномами доспехи… Фаланге бы не устоять. Это мисальдер, после каждой битвы, всю лучшую экипировку, доставшуюся ордену в качестве трофеев, передавал в Фалангу. По качеству снаряжения его бойцы могли соперничать с рыцарями, а Шиманьский снабжал пехотинцев второсортными вещами. За время боя Бадвин изрядно устал и теперь берег силы, позволяя себе бить лишь наверняка.
«Стальные Бороды» (вперемешку с «Боевыми Петухами») попытались прорваться, но длинные вражеские копья не позволяли навалиться в полную силу, а мечи и секиры противников из первой шеренги безжалостно делали своё дело. Перед латными пехотинцами лежали груды убитых, тем, кто рвался вперёд, приходилось пробираться между трупов, что обороняющимся было лишь на руку. Дело послушников - остановить, а добивать будет кавалерия. Крики сзади становились громче, мисальдер все рассчитал правильно.
Отчаявшийся латник высоко поднял меч, намереваясь достать Бадвина в длинном выпаде, но забыл о копейщиках, по-прежнему сражавшихся во второй шеренге. Окованное сталью жало вылетело из-за плеча полковника и вонзилось в грудь воина – его труп ещё больше затруднил проход. Какой-то ловкач из «Петухов» умудрился схватить древко руками, тут же его тело пробили навылет два других копья, но своей цели воин достиг, позволив сразу десяти товарищам подойти вплотную к послушникам. Усталость давала о себе знать, бойцы допускали ошибки – молодой послушник не успел поднять щит и вражеский меч опустился на его голову. Это было последнее, что заметил Сигихард Бадвин, прежде чем потерял голову от прорвавшейся наконец ярости.
Полковник бросился на противника так, словно перед ним был враг всего человечества. Образы предателя Жисько и неизвестного убийцы Катаржины слились для него в одного, которого должно уничтожить любой ценой. Бадвин мощным ударом развалил вражеский шлем вместе с черепом и набросился на новую жертву. Уцелевшие послушники восприняли рывок командира как сигнал и ринулись вперёд. Это стало последней каплей – не прошло и десяти минут, как отчаявшиеся бунтовщики один за другим стали опускать оружие. Конные монахи, атаковавшие пехотинцев с тыла, проявляли милосердие, но озверевшие послушники пленных брать избегали.
Я с сожалением выбрался из схватки, отдал мысленную команду, убирая лезвие и возвращая посоху его изначальный вид. Вражеской коннице и пехоте конец, по крайней мере, переправившимся через Козий Брод на наш берег. Но у воеводы есть ещё резервы, кроме того, часть бунтовщиков сумела уцелеть, вырвавшись из ловушки. Я вскочил на коня и, спустившись по противоположному склону, скрылся в зарослях ивняка, где расположился Хадо Пейг. Кореец в лёгких доспехах и без шлема смотрел в сторону брода, где на превращённой сотнями копыт и тысячами сапог в кисель переправе барахтались остатки элитных пехотных полков. Увидев меня, он слегка улыбнулся.
- Потому-то тулаки и предпочитают лёгкие доспехи, – смуглая рука с кольцом указала на латников, – я всегда мечтал посмотреть на знаменитые зыбучие пески Сахары. Прелестное зрелище. Однако, это - совсем не похоже на танец... скорее, какая-то маята, глиномесы в разгар работы.
- Не факт, не факт. – Я покачал головой, не соглашаясь с другом. – Есть ритуальные пляски шаманов. Они, как я слышал, совершают такие же неконтролируемые движения и называют это танцем.
- Если мы заговорили о ритуальных плясках, Сергей, то ты, как европеец, должен был вспомнить «Паому». Её танцуют на празднике сбора винограда и, согласен, чем-то движения Паомы напоминают то что изображают латники, но… весьма отдалённо. Нет, это – не танец, а борьба в грязи. Никакого изящества.
- В таком случае, Хадо, надеюсь ты преподашь бунтовщикам урок изящества и продемонстрируешь, как правильно танцевать? По-тулакски.
- Легко, - широко улыбнулся кореец. – Что от меня требуется?
- Отправляйся со своими казаками вниз по течению, форсируй реку и атакуй бунтовщиков с тыла. Хадо, я очень на вас рассчитываю. Понимаю, что вода грязная…
- Зато наши намерения чистые, - кореец громко засмеялся, демонстрируя презрение к опасности. – Куда нам отходить, когда исполним несколько тулакских пируэтов?
- Никуда. Мы тоже присоединимся к танцу.
- Прелестно… Вечеринка перестаёт быть скучной. А какой многообещающий финал – танго втроём.
- Приспешников Ксаверия Шиманьского и предателей нужно затанцевать до могилы, - свирепо бросил я. – Заслужили.
Понурив голову, Харальд не заметил, как вышел к армейскому обозу. По пятам за варваром плёлся не менее грустный Вихрь, который не понимал от чего так опечален его хозяин. Всего несколько минут назад они ломились сквозь толпу врагов, их кровь все ещё алела на могучих рогах и копытах оленя, а потом, когда все закончилось, хозяин как-то резко захандрил. Вихрь чувствовал его печаль и старался помочь, просто, быть рядом.