Страница 6 из 14
— Маришечка, как у тебя в личном плане? — с искусственной непринужденностью поинтересовалась мама из телефонной трубки.
Она знала, что от вопросов о личной жизни дочь начинала выходить из себя. Но не спрашивать — не могла.
— Все без изменений, — сухо ответила Марина.
— С Сашей ты не помирилась? — поинтересовалась мама еще более наигранным тоном.
— Я не ссорилась с Александром, — ответила Марина, делая упор на «Александре». Мама ни разу не видела его вживую, но заочно всегда норовила назначить в зятья. — Я с ним рассталась — и все.
— Маришечка, — скорбно произнесла мама. — Тебе уже почти тридцать. Тебе пора подумать о семье.
— Пожалуйста, позволь мне самой решать, о чем думать, — вымученно ответила Марина.
Они уже давно жили по разным городам. Когда Марина училась на третьем курсе, заболела бабушка, и мама уехала, чтобы ухаживать за ней, на родину — в Саратов. Да так и осталась там впоследствии — в уютном частном домишке на окраине города, где выросла и прожила всю юность, со своим огородом и возможностью держать кур и козу.
Однушка в Питере, принадлежавшая отцу, известному в своих кругах историку, преподавателю и доктору наук, осталась в единоличном пользовании Марины. Отец умер от инфаркта, когда она была еще ребенком и даже не вполне могла осознать произошедшее.
Работая в «Комсомолке», Марина сделала в квартире хороший ремонт. Мама, приезжавшая в гости раз или два в году, была довольна. И втайне надеялась, что дочь, обеспеченная отдельной жилплощадью, сумеет так быстрее найти жениха.
Марина, естественно, ее надежд не оправдывала.
— Ты можешь назвать мне свой адрес? — на одном дыхании произнес Артем.
— Зачем? — удивилась Марина.
— Н-ну… — замялся он. — Хочу тебе кое-что выслать. В подарок. К Новому году.
— Чучело альбатроса? — хохотнула она.
— Дались тебе эти альбатросы! — Артем тоже рассмеялся. — И вообще. Я же Терминатор, а не таксидермист.
— Ого! А у тебя богатый словарный запас! — искренне восхитилась Марина.
— Для кого? Для Терминатора? — с усмешкой уточнил Артем.
— Нет. Для военного, — пояснила Марина. — Только не обижайся.
— Да на что? — тепло ответил он.
Артем научился шутить с ней и с иронией отвечать на ее подначки только недавно. Раньше все воспринимал всерьез. Или, по крайней мере, казалось, что воспринимал.
Следующий его звонок после приезда на Кольский раздался через неделю с небольшим — днем, в воскресенье. Поговорили также кратко и скованно, как и в прошлые пару раз. Под конец Артем снова поинтересовался, хочет ли Марина продолжать общение. Она ответила согласием. Он уточнил, в какое время ей будет удобно, чтобы он звонил. Она сказала, что как и есть: в обед воскресенья — вполне подойдет. Так с тех пор и повелось.
Борис был прав: Артем не нарушал никаких границ. Больше того, те границы, которые он сам выставил, Марине не удавалось сломать еще долгое время. Моментами она начинала выходить из себя от того, что не понимала, зачем он ей звонил. Чтобы поздороваться, узнать, что у нее все хорошо, и попрощаться? На любые ее вопросы он отвечал сдержанно и односложно, и сам ни о чем ее толком не спрашивал. Их разговоры длились тогда не больше пяти минут.
Однажды Марина, ожидая его звонка, успела выпить. Раскрепостившись, она зачем-то рассказала ему пару забавных случаев, произошедших с ней на работе — сама, безо всяких расспросов с его стороны. Они вместе посмеялись. Оказалось, Артем даже не знал, что Марина довольно давно уже ушла из криминальной хроники в женский журнал.
С тех пор между ними как будто рухнула стена — одна из первых, впрочем. Марина принялась рассказывать ему о себе — поначалу с осторожностью, постоянно себя преодолевая. За те годы, что она проработала в журналистике, она научилась проводить самые сложные интервью и задавать самые неудобные вопросы. Но вот рассказывать что-то личное — о чем угодно, начиная от уборки в квартире и заканчивая ее подростковыми мечтами — она не привыкла. Артем выслушивал ее, задавал уточняющие вопросы, кое-что комментировал. А Марина просто упивалась новым, совершенно почти незнакомым ощущением того, что она может быть кому-то интересна — не в своих героических журналистских разоблачениях, а в мелочах, совершенно обыденных, простых и несуразных.
Со временем и Артем начал рассказывать кое-что. Совсем немного: все больше о заповеднике, о буднях на маяке, о природе, погоде, птицах и орнитологах.
И те несколько минут неудобных вопросов и ответов, что раньше казались вечностью, переросли в полчаса еженедельного интересного и быстротечного общения.
— Откуда ты звонишь мне? — спросила как-то Марина у Артема.
— Не поверишь, — усмехнулся он. — Из библиотеки.
— Неужели? — удивилась Марина. — Вот уж не думала, что такие заведения в глухих поселках открыты по воскресеньям.
— Сегодня в библиотеке выходной, — развеял он ее сомнения. — Но бабуся, которая работает здесь, живет в этом же доме — только с другой стороны. Она пускает меня. Дает мне позвонить — я оплачиваю ей полчаса межгорода. И книги мне выписывает по абонементу.
— Как интересно! — улыбнулась Марина. Она припомнила, что еще в его жилище-троллейбусе видела стопку с книгами (также, как и водочные бутылки — пустые и не очень), но тогда не придала этому значения. — А какую книгу ты взял сегодня?
— Да так… — Артем явно засмущался. — Лермонтова.
— «Герой нашего времени»? — пошутила она.
— Да, — рассмеявшись, подтвердил он. — Как ты угадала?
— Ну… как-то… — На сей раз смущена была Марина. Это было настолько очевидно, что просто не могло быть правдой. — Вообще, я это просто так сказала. Это ведь книга о войне на Кавказе — вроде как… что-то близкое тебе. К тому же, она из школьной программы. Никто ведь не читает уже взрослым то, что проходил в школе. Ну, почти никто.
— Да я просто… решил освежить впечатления, — сказал Артем.
Марина с силой потерла глаза пальцами и облизнула губы. Все было так странно и так неправдоподобно.
— А знаешь… — выдохнула она. — Я ведь с этой книги начала чувствовать литературу. Не знаю, как объяснить. В общем, я первый раз в жизни, читая, ощутила, как сопереживаю герою, как принимаю и понимаю, что с ним происходит — все его душевные метания, чувства, тот взгляд на мир, который у него был и то, как он сформировался. — От накатившей волны смущения Марина засмеялась. — Это глупо, наверное, да?
— Нет, — ответил Артем. И, помедлив, добавил: — Не поверишь: у меня было так же.
Они замолчали.
Артем первым нарушил тишину.
— А знаешь, мне нравится, как ты пишешь, — сообщил вдруг он. — Очень образно и ярко.
— Что? — удивилась Марина. — Ты что, читал мои статьи? Где?
— В библиотеке, — рассмеялся Артем. — Здесь есть подшивки «Комсомольской правды» аж за последние десять лет.
Марина уже давно не считала себя застенчивой девушкой. За годы своей карьеры в журналистике она научилась пробиваться в закрытые двери, стойко сносить пренебрежение и высокомерие, льстить, скандалить, продавливать свою линию, невзирая на чужое сопротивление. Марина знала, что в своем деле она — профессионал, признанный и бескомпромиссный.
Но в тот момент она почему-то вдруг почувствовала себя беззащитной. Так же, как было много лет назад, во время ее первых, еще студенческих попыток писать наивную робкую прозу, зарубленных ее тогдашним парнем — Сергеем — на корню.
— Это было моей работой, — бросила она как можно более небрежно. — И мне за это очень хорошо платили.
— Не спорю, — согласился Артем. — Но ты вкладывала душу в каждую статью. Это заметно.
Он был прав: вкладывала. Марине и раньше говорили это. Но, как ей казалось, другие под этим подразумевали нечто иное. Или просто в словах Артема она почему-то захотела услышать важный ей смысл?
— У меня появилась одна перспективная журналистка в редакции, — сообщил Александр, внимательно наблюдая за реакцией Марины.
— Перспективнее меня семилетней давности? — без притворной скромности поинтересовалась она.
Конечно, Марина прекрасно понимала, что достоинства этой восходящей звезды «Комсомолки» определялись не только ее репортерскими навыками.
— Пока не определился, — коротко бросил Александр и отвел глаза.
Они продолжали общаться. Поначалу — с долгими перерывами, со временем — все чаще.
Изматывающее, душащее раздражение, которое Марина испытывала рядом с ним в последний год их отношений, постепенно выветрилось. Александр захаживал к ней в гости, как и всегда раньше: с хорошим шампанским — для них и пачкой сигарет — для нее.
Им больше нечего было делить: ни постель, ни работу. И они болтали, порой, подолгу — обо всем и ни о чем. Семь лет, что они провели вместе, так просто из жизни не вычеркнешь.
Кажется, теперь они стали просто друзьями. Она даже начала называть его Сашей — вслух. Ему, вроде бы, нравилось.
— Ты в курсе, что Ленский был избран в Думу? — как бы между делом сообщил он.
Марина отрицательно мотнула головой. На мгновение она даже подумала: не закосить ли под дурочку? Но бывший редактор вряд ли поверил бы, что она не вспомнит того олигарха, из-за которого в начале лета был ложно обвинен в убийствах и изнасиловании несчастный школьный учитель.
— Его сын вернулся из Европы и поступил в престижный московский вуз, — добавил Александр. — Учится теперь на кафедре международных отношений.
Будущий посол — или кем там его пристроит в итоге папочка? Малолетняя мразь, жестоко убившая девчонку, не ответившую взаимностью!
— Зачем ты мне рассказываешь это? — холодно процедила Марина.
— Ты ведь так горела этой историей, — развел руками Александр. — Полагаю, тебе это интересно.
— Нисколько, — отрезала она. — Я больше не занимаюсь журналистскими расследованиями. Это все в прошлом. И возвращаться к этому я не намерена.
Небольшая заказная бандероль пришла довольно скоро — как раз в последних числах декабря. Выстаивая очередь на почте, чтобы получить ее, Марина гадала, что обнаружится внутри, и переживала, что не может выслать ответный подарок: Артем заявил, что ему ничего не нужно и отказался предоставлять адрес.
Марина нетерпеливо разорвала упаковку прямо там, в почтовом отделении. Внутри оказался набор сувенирных открыток с фотографиями птичьего заповедника — и ничего больше. Она обескураженно повертела подарок в руках и положила его в сумочку.
В этом был весь Артем: он оказывал ей бесхитростные знаки внимания, маскируя их подо что-то совершенно ничего не значащее. С его слов выходило, что звонил он ей каждую неделю походя, решая какие-то свои вопросы в поселке, расположенном за много километров от его маяка. В библиотеку он заходил за книгами, а заодно, при случае, пользовался возможностью набрать по межгороду. А ее статьи в «Комсомольской правде» читал из праздного интереса к криминальным хроникам прошлых лет.
Дома Марина рассмотрела открытки уже внимательно. На них были северные пейзажи со скромной, но выносливой растительностью, побережьями, омываемыми пенистыми холодными водами и нависавшими над ними темными облаками, затянутым льдом океаном, северным сиянием, о котором она так много слышала, но никогда почему-то не видела — ни вживую, ни на картинках, птицами — немного чудными и непривычными. На изображении с одной из них, расправившей белые с черным крылья в бреющем полете над ярко-синей водой, было от руки, крупным размашистым почерком подписано: «Это альбатрос». Все открытки были снабжены соответствующими надписями на обратной стороне, но Артем по какой-то причине решил именно этой дать еще и свое пояснение.
Марина долго улыбалась, разглядывая ее. А потом подсунула ее под раму зеркала у входа в квартиру — и оставила там насовсем.
Новый год она отмечала одна. Первый раз за всю жизнь.
Артем позвонил ей утром тридцать первого. Утром — впервые. И пообещал связаться теперь уже в начальных числах января.
В детстве она отмечала этот праздник с обоими родителями. Позже — с мамой. Пару раз она праздновала его вдвоем с Сергеем. Один раз — с ребятами-однокурсниками. А потом — много лет с Александром, в компании его друзей.
Марина купила шампанского, изменив в честь праздника своей любви к крепким напиткам, мандаринов, приготовила оливье. Поскучала перед телевизором, где по всем каналам крутили мало отличимые друг от друга «Голубые огоньки». Елкой не озаботилась — зачем?
Прослушав куранты и гимн, она нажала на пульте кнопку выключения, оделась и вышла на улицу. Пешком она гуляла по городу, разглядывая светящиеся окна домов, вздрагивая от фейерверков, запускавшихся во дворах, прошла даже в направлении Дворцовой площади, где организована была главная площадка праздника в Питере. Но издалека услышав громкую музыку и нарочито радостные голоса ведущих и артистов, доносившиеся оттуда, свернула в сторону.
Погода была не слишком новогодней: шел мокрый снег, коричневая слякоть хлюпала под ногами. Вездесущая иллюминация и елки, наряженные на каждом углу, хоть как-то придавали всему праздничный вид.
Начинало светать, когда она вышла на набережную Финского залива. Мерно шелестя, волны подкатывали к берегу. Небо было сумрачным, и только зарождавшееся на горизонте солнце скрашивало картину.
Поднялся ветер — порывистый, холодный. Северный.
Он пришел со стороны Ледовитого океана… или, может, — с Баренцева моря? Откуда-то из суровых неприветливых мест, где был сейчас Артем.