Страница 3 из 14
Марина налила себе виски в стакан и закурила. Нервный выдался день. А вот плохой или хороший — не понять.
Если бы она не включила на автомате звук у телефона, пока ехала в такси, так бы, наверное, и не узнала, что он опять зазвонил. «Наверное, Светлана, — подумала она. — Волнуется, как все прошло».
Но на экране высветился другой номер, стационарный. Он не был записан в телефонной книге, но код города, с которого он начинался, Марина знала наизусть.
Борясь с переставшими слушаться пальцами, она взяла трубку.
— Привет, — сказал мужской голос на другом конце линии.
— Привет, — ответила Марина, чувствуя, как губы расплываются в улыбке.
— Я… не помешал?
— Конечно нет, Артем, с чего ты взял? — она постаралась, чтобы ее голос звучал как можно более беззаботно и естественно. И, удовлетворенная результатом, затянулась сигаретой. Своей любимой, ментоловой.
— Днем ты трубку не брала. Наверное, была занята. Вдруг сейчас тоже… — В тоне Артема она отметила непривычные нотки. Он был всегда немногословен, но на сей раз в его голосе скользила еще и неуверенность.
«Была занята» — какая двусмысленная фраза! Ведь под ней позволяется подразумевать не только неотложные дела, но и кое-что другое. Молодая привлекательная женщина в большом шумном городе на расстоянии сотен километров вполне может быть свободна несколько месяцев к ряду. Но в какой-то момент она действительно может стать занята.
— У меня было ответственное интервью сегодня. Героиня настояла именно на этом времени, без возможности переноса, — пояснила Марина.
— Ясно, — отозвался Артем. Поверил он ей или решил, что это отговорка, понять по его тону не получилось.
— А ты как сумел мне сейчас позвонить? — спохватилась Марина. — Ведь вечер уже на дворе.
— Задержался по делам в поселке. Перед отъездом решил еще раз набрать — на удачу, — ответил он.
Марина улыбнулась: кого Артем пытался обмануть? Наверняка, если он и придумал себе какие-то дела, то лишь для того, чтобы обеспечить себе возможность сделать еще один звонок.
Виски закончилось. Джин — тоже. Сигареты напоминали о себе только пустыми смятыми пачками еще со вчерашнего дня.
Надо было идти в магазин — не хотелось. Ни одеваться, ни спускаться вниз, на улицу. Вообще шевелиться не хотелось. А выпить и покурить — хотелось. Что делать?
— Марина, или ты выйдешь, наконец, из своей поганой депрессии или я сдам тебя в психиатрию! — из раза в раз ставил ультиматум забредавший к ней Александр.
— Валяй! — смело разрешала ему Марина. — Я там уже и так своя в доску. А сколько моих героев меня там дожидается! У меня в психушке круг общения будет явно шире, чем здесь!
Несколько раз Марина порывалась написать статью об этом «маньяке». Так, как считала правильным написать. Александр не позволил ей этого.
— Ты что глухая?! Или все мозги пропила?! — орал он на нее. — Ты не понимаешь, что за люди в этом замешаны? Ну, попробуй, рискни, напиши свою честную статейку! И сколько ты после этого проживешь? Неделю? День? Час? Ты вообще статью-то в публикации увидеть успеешь? О себе не думаешь — подумай хоть обо мне!
— Трус! — коротко припечатывала его Марина.
— Самоубийца! Тупая, упертая баба! — отзывался в тон ей Александр. — Самонадеянная истеричка! Далась тебе эта правда!
До магазина Марина все-таки дошла, непрестанно вспоминая свои регулярные перебранки с бывшим редактором. И с бывшим любовником, кстати, тоже. Александр в ее жизни был бывшим по всем статьям, но почему-то до сих пор назойливо мелькал перед глазами.
С бутылками, позвякивавшими в пластмассовой корзине, прошлась мимо полок с продуктами. Есть не хотелось совершенно. Но прочно сидевший в подсознании страх смерти (в ее случае — голодной) заставил ее сунуть к выпивке еще пару упаковок пельменей.
На кассе продавщица смотрела на нее с явным осуждением, заметно усилившимся, когда Марина попросила пробить еще несколько блоков сигарет.
Все полагавшиеся ей при увольнении деньги она получила (и «серые» в том числе) — Александр позаботился об этом. И теперь вдохновенно спускала их на средства саморазрушения.
Нет, умереть ей не хотелось. Но и жить — тоже.
Просто было не для чего.
Она не оплакивала бывшего учителя, признанного маньяком и террористом, как полагал в порывах ревности Александр. Но вся та грязь, которая до сих пор, даже спустя месяц, муссировалась в прессе по поводу него, вызывала у нее такое отвращение, от которого опускались руки — не только в работе, но и в жизни.
Мир открылся ей, восторженной идеалистке (каковой она себя до последнего времени никогда не считала), с другой стороны. Александр приметил ее еще во времена той статьи о Львовском и после, взяв под свое крыло, усиленно проталкивал вперед, создавал выгодный ему и очень льстивший Марине имидж честной журналистки. За столько лет она то ли не догадывалась, то ли не хотела себе признаваться (сейчас она и сама уже не знала, какой вариант правильный), что все ее скандальные статьи вышли в свет только благодаря связям ее бывшего редактора и его умению крутиться, находить тех влиятельных личностей, которым такой поворот событий был бы более выгоден, чем другим — тем, кто из-за них оказывался в глубокой и беспросветной жопе.
Марина проткнула вилкой недоваренный пельмень и отправила его в рот. Запила глотком виски. Вдохнула терпкий ментоловый дым из сигареты. Да, она явно открывает в себе новые таланты: есть, пить и курить одновременно — на это способен далеко не каждый!
Она начинала понимать, как сходят с ума в отдельных палатах психиатрических клиник или в камерах-одиночках тюрем. Если, конечно, их жильцам еще оставалось, с чего сходить.
Вакуум. Душный, тяжелый. Давящий.
Когда не с кем поговорить — вообще. Не потому что не найдется слушателя, а потому что слушатель тебя попросту не поймет.
Марина не заботилась о том, чтобы заводить близких друзей. Ей до последнего времени вполне хватало коллег, приятелей, Александра. Нет, в универе у нее были хорошие подруги, были и хорошие друзья. Но после судьба развела их в разные стороны, а жизнь Марины стала слишком бурной, нервной, суетной, и на что-то настоящее не оставалось ни времени, ни сил.
А теперь она пожинала плоды своего карьеризма в полной мере. Александр не пытался понять ее… нет, не так: пытался, но попросту — не мог. У него были другие ценности, и, глядя сквозь их призму, он не имел возможности осознать того, что происходило с Мариной. Остальные же могли, конечно, выслушать, но она была уверена: подсказать, как решить мучивший ее вопрос, они бы не сумели.
Оно и понятно. Со стороны она действительно смотрелась безумной бабой, которая убивается из-за того, что не смогла ни спасти, ни посмертно оправдать жестокого маньяка-педофила. Кто бы вообще смог увидеть всю ту ситуацию так же, как ее видела она?
Марина чуть не подавилась очередным пельменем от внезапно озарившей ее догадки.
То, что она делала, было странно. Но, пожалуй, куда менее странно, чем все остальное, что она делала за последний месяц.
Марина чувствовала себя немного Львовским, столь безумно желавшим на пороге смерти поговорить с тем, кто мог его выслушать или понять.
Самое быстрое и безотказное, что она могла сделать в данном случае — это наведаться в те заброшенные садоводства. Но при мысли об этом Марина осознавала, что хочет жить куда сильнее, чем ей казалось в последнее время. Без наряда милиции второй раз она бы туда не сунулась ни при каких обстоятельствах — ей и после первого визита кошмаров хватит до конца дней. Благо, хоть обвинений в убийствах не выдвинули, списали все на самозащиту и состояние аффекта, что, впрочем, на деле и было таковым. Но опять же, не подсуетись с этим Александр, по судам бы затаскали!
«Стерва ты, Марина, — иной раз говорила она себе, глядя в зеркало. — Мужик за тебя всю жопу на британский флаг порвал, а ты его лишь динамишь и в грязь макаешь мордой!»
Впрочем, как воспринимал ее сам Александр в первую очередь: как любимую женщину или как выгодную инвестицию — она не знала…
В задуманном самым сложным оказалось подняться с облюбованного за месяц дивана, постельное белье на котором менялось в последний раз… она уже и не помнила когда. До всех тех ужасных событий, явно.
Но она пересилила себя — и закрутилось. Марина не думала, что с такой легкостью войдет в столь опостылевшую, но за долгие годы замечательно накатанную колею.
Основная проблема оказалась в том, чтобы узнать настоящее имя Терминатора.
Того мента, которого она определила как «главного по садоводствам», она найти не смогла. «Уволился, — говорили ей. — Ушел на пенсию по выслуге лет». «Ушли», — понимала Марина. Контакты мента не давали — конфиденциальная информация, другие же стражи порядка об охраннике в заброшенных садоводствах знали только лишь то, что он есть.
Она пробовала идти другим путем. Раз есть работа, есть и работодатели. Тот, кто нанял Терминатора, должен был о нем что-то знать. Но хозяина садоводств, запланированных под снос, обнаружить не вышло: он теперь — прошлогодний снег, который, как известно, не ищут. Хозяин земли под застройку был, но это, как и стоило догадаться, — совсем другая личность, к старым дачным участкам и их охране не имевшая никакого отношения.
Марина совсем было отчаялась, когда вдруг вспомнила о своих знакомствах в ОМОНе. В том, что эта наработка выстрелит, она очень сомневалась — слишком все вилами по воде было писано в сравнении с другими ниточками, за которые она успела уже подергать.
Но, как ни странно, нашлись знакомые знакомых (как и всегда), которые тоже служили на Северном Кавказе и вспомнили тот злополучный вертолет с единственным выжившим после взрыва. Назвали примерно место и год, а дальше Марина нырнула с головой в архивы и новостные сводки. К концу июля, почти через два месяца после знакомства, она узнала, что настоящее имя Терминатора — Артем Севостьянов.
Она нашла даже контакты нескольких его сослуживцев, проживавших в Питере. Как выяснилось, с одним из них он поддерживал связь, хоть и изредка. Марине стоило больших трудов объяснить этому человеку, кто она такая и что ей нужно от Терм… Артема. В общем-то толком она и не смогла это сделать, только продиктовала свой номер телефона и попросила при возможности сообщить ему, что с ней нужно обязательно связаться.
Август перевалил за середину. Эпопея с поиском Терминатора взбодрила Марину. Она начала постепенно выползать и из депрессии, и из запоя. Даже курить стала почти как раньше — по случаю особой необходимости.
Она прошла все этапы собеседований в женском журнале «Шарм». Марина была не в восторге от идеи применять себя в этой области журналистики, но работать было где-то нужно, а в свои без малого тридцать она ничего не умела делать лучше, чем писать. И женские издания, все же, к великому счастью, были безмерно далеки от криминальной хроники.
Когда она наконец вышла на работу, заново привыкать к трудовому графику было тяжело. Привычка спать до обеда прочно въелась в жизнь и побороть ее теперь было трудно. Домой она не приходила — приползала почти буквально на четырех конечностях. Хотя сидела она весь день в офисе с кондиционером и кофемашиной, а не разгружала вагоны с рассвета до заката по летней жаре.
Лениво пошевеливая пальцами на ногах, которые за целый день в строгих туфлях (дресс-код, как-никак) затекали немилосердно, Марина потягивала виски из стакана и покуривала сигарету. Теперь на неделю ей хватало двух пачек и одной бутылки. Жизнь налаживалась, определенно. Сократить это количество еще раза в два — и можно будет на вполне законных основаниях считать себя счастливой.
Она еще раздумывала, отвечать ей на раздавшийся звонок или нет. Ведь для этого нужно было привстать и протянуть руку к подоконнику, где лежал телефон.
Все же она себя пересилила.
Номер был незнакомый, и она взяла трубку со смесью любопытства и раздражения (ну, кому она еще понадобилась после такого рабочего дня?!).
— Здравствуй, барышня, — поприветствовал мужской голос из трубки. Она бы, наверное, и не узнала его, но это устаревшее «барышня» — так за всю жизнь называл ее только Терминатор.
— Здравствуй… — эхом откликнулась Марина.
— Мне сказали, ты меня искала, — сообщил он.
— Да, — подтвердила она. И, разом опомнившись и подобравшись на стуле, начала перебирать в голове все варианты и разумные причины, по которым она могла это делать. Ведь ей придется какие-то из них назвать.
— Что-то случилось?
Странный был вопрос. Складывалось впечатление, что Марину кто-то обидел, и она искала Терминатора, чтобы он разобрался с негодяями. Так, по крайней мере, ей подумалось из-за тона, которым он это произнес.
Марина облизнула губы и, задумчиво постучав о край пепельницы сигаретой, сбросила туда ее выгоревшую часть.
— Алло! — окликнул ее Терминатор.
— Я не написала статью про маньяка. То есть, про учителя, — внезапно вырвалось у Марины. Почему именно это?
На том конце провода помолчали.
— Ты искала меня, чтобы это сказать? — поинтересовался наконец Терминатор.
— Нет, — выдохнула Марина и глотнула виски. Ком внезапно подкатил к горлу. Она всхлипнула.
— Эй, ты чего? — как-то по-детски спросил Терминатор, и в голосе его послышалась теплота. От нее Марину накрыло.
— Я не написала эту чертову статью! — прокричала она в трубку сквозь прорывавшиеся рыдания. — Я струсила! Я слабая, никчемная трусиха! Я обещала! Я обещала во всем разобраться! Ему обещала, тебе обещала! Я не сдержала слово! Это малодушно и низко! Они сломали его жизнь! Все отобрали! Ни за что, просто так! Потому что он оказался в неправильном месте в неправильное время! А я знала это — и смирилась! Я ничего не сделала! Из-за таких, как я, они продолжают творить все это! Из-за тех, кто, как я, знает, но молчит!
— Эй-эй! Не надо! — приговаривал Терминатор в перерывах между ее рыданиями. — Успокойся, не надо!
Ее телефонная истерика длилась, наверное, с полчаса. Как он выдержал все это — непонятно. Она то выкрикивала что-то, то захлебывалась рыданиями. Это все лезло из нее, будто гной из наболевшей раны, которую по какой-то причине очень долго не удавалось вскрыть.
— Он умер, Марина, — сказал ей Терминатор, когда она выплакалась и начала успокаиваться. Мариной он назвал ее впервые. — Он умер, и ему уже ничем не помочь. От восстановленной справедливости ему уже не станет легче. Мы сделали все, что могли. Все, что было в наших силах, пока он был еще жив. А теперь он мертв — и ему все равно. А тебе — жить. Не мучай себя и не лезь на рожон, не ищи справедливости — ты не найдешь ее. А вот собственную смерть — можешь. Он попал в игру сильных мира сего, мы им не чета. Прими это — и успокойся. Живи.
Марина достала из пачки новую сигарету и щелкнула зажигалкой, прикуривая.
— Спасибо, — сказала она в трубку дрожащим от рыданий голосом. — Спасибо тебе большое… Артем.
Странно, Александр не раз говорил ей что-то подобное, но это не шло впрок. Да, слова были другие, но смысл-то похож.
Так в чем же было дело? Что такое было в этом Терминаторе… Артеме… Тёме… — Марина только теперь поняла, как перекликаются его имя и прозвище, и это почему-то заставило ее улыбнуться — что в нем было такого, что дало ему возможность снять с ее сердца этот камень, а другим не давало?
— Не за что, — откликнулся он, усмехнувшись. — Если надо — обращайся.
— Да я бы с радостью, — пошутила Марина. — Но найти тебя очень уж сложно.
— Есть такое, — согласился он. — Я первый раз за лето в город выбрался. С того момента — в первый. Дела надо с отъездом на Кольский утрясти. Приезжаю к товарищу, а он мне: «Тебя женщина искала». Я не поверил сначала, думал — ошибка. А оказалось — ты.
— Звучит так, как будто я — ошибка, — поддела его Марина. Ее язвительность возвращалась к ней, а значит, настроение приходило в норму.
— Нет, — рассмеялся в ответ Артем. И больше не нашелся, что сказать.
— Это твой номер телефона? — спохватилась Марина. Искать его второй раз теми же силами было бы невыносимо.
Искать второй раз… Марина вдруг ясно поняла, что даже не сомневалась в возможности этого.
— Нет. Это моего товарища. У меня и мобильника-то нет, — признался он.
— Почему? — опешила Марина. Нет, о том, что мобильника у Артема не было, она уже знала все от того же товарища. Но сам факт его отсутствия ставил ее в тупик.
— Да мне и звонить-то некому, — как-то очень просто ответил он. — Меня никто не ищет. А если мне кто-то нужен, я знаю, как найти.
Никто не ищет, как же! Марина поняла, что начинает злиться, вспоминая все те многочисленные тупики, в которые она уткнулась, пока пыталась понять, как с ним можно связаться, и плеснула себе еще виски — для успокоения.
— Кстати, а как ты меня нашла? — спросил Артем, и ей почему-то показалось, что в голосе его проскользнуло смущение.
— О, это журналистская тайна! — тоном важным и загадочным протянула она и отхлебнула виски.
— Хорошо, — быстро согласился он. — Тайна — так тайна.
Повисло молчание. Марина поняла вдруг, что ее последние фразы были довольно… кокетливы, и теперь раздумывала, насколько это уместно.
— Теперь я смогу выйти на связь только перед отъездом, — объявил вдруг Артем.
— Ты сам позвонишь мне? — спросила Марина так, будто это было чем-то самим собой разумеющимся — и сама удивилась этому.
— Да, — подтвердил он.
Они попрощались как-то неуклюже, и Артем первый повесил трубку.
Марина залпом допила виски и докурила сигарету.
Посидела немного, глядя в одну точку на стене, оперев подбородок об одну руку, а во второй бездумно вертя телефон.
Потом медленно окинула взглядом стол. Прекрасный натюрморт: куча окурков и бутылка виски с заметно убавившимся содержимым! Вот и начала, называется, налаживаться жизнь!