Страница 8 из 59
– На маму он точно сердится, – сказала Йи-Джен. – Не хочет простить.
Не простил, что Милин полюбила чужеземца, заключившего с горожанами договор и жившего здесь год. Полюбила так сильно, что нарушила все запреты, не побоялась предсказаний и дурных знамений. Так и появилась на свет Йи-Джен. «Плод запретной связи», – говорили в городе. «Полукровка». «Что нам с ней делать?»
– Ничего вы со мной не сделаете, – сказала Йи-Джен и стукнула кулаком по стене. Из расщелины вспорхнула испуганная птица. – Я сама решу, что мне делать.
Порыв ветра налетел, обдал запахами реки. И в его шепоте Йи-Джен почудился голос отца, слова одобрения и поддержки.
Отец жил далеко, в горах. Приезжал раз в два года на несколько недель, а мама в это время гостила в соседнем городе у родственников. Родителям Йи-Джен запрещено было встречаться.
Во время визитов отца дом преображался. Дедушка почти не выходил из кабинета, гостей не было, служанка ходила испуганная и тихая. Сквозняк раздувал занавески в распахнутых окнах, запахи казались незнакомыми, а все звуки словно бы становились звонче. Иногда Йи-Джен чудилось, что позади отца стелются золотистые тени, – и в такие минуты он ловил ее взгляд, кивал, но не объяснял ничего.
«Почему я не похожа ни на тебя, ни на маму?» – спрашивала Йи-Джен. У матери были волнистые длинные волосы цвета темного меда, искристые светлые глаза и тонкие, легкие пальцы. А отец был смуглым – сколько ни загорай, не удастся стать такой же как он, сделать кожу темной-темной, с едва приметным медным отблеском. И глаза у него были мерцающие, золотистые, как у дикой кошки.
Сама же Йи-Джен была бледной, а глаза – чужого, небывалого цвета, темно-фиолетовые, как цветы в саду. Только волосы у нее были отцовские: жесткие, темные.
«Ты похожа на меня, – отвечал отец. – В детстве я был таким же. Вырастешь – и станешь золотоглазой, как я». Он рассказывал о горах: воздух там прозрачный и чистый, обычные люди не могут им дышать. Среди камней растут цветы, сияющие как звезды, и сами звезды так близко, что кажется – можно коснуться рукой. «Приезжай туда, когда вырастешь», – говорил отец.
Йи-Джен спрашивала: «Почему ты сразу не забрал маму в горы? Вы могли бы жить не на самом верху, а в долине». И ответ всегда был один и тот же: «Она не захотела».
Солнце ушло, только его отсветы еще горели в небе. Мошкара звенела над ухом, птицы чиркали у самой земли. Йи-Джен яростно потерла сухие глаза – слезы горьким комом встали в горле, не желали пролиться.
– Все думают, я маленькая, ничего не понимаю, – сказала она. Слова вышли сдавленными. еле слышными. – А я все понимаю.
Мама любила отца – любила так сильно, что все еще не могла смотреть на других мужчин. Но не хотела покидать родной город, отрекаться от привычной жизни. Знала, что там, в горах, станет чужачкой, пришлой, краткоживущей. А Йи-Джен будет такой же полукровкой, как и в городе.
– Я найду, – сказала Йи-Джен, глядя на догорающий закат. – Найду место, где никому не будет важно, чьей я крови.
Когда она вернулась домой, небо стало уже совсем темным.
Гости давно разошлись, дедушка ушел к себе, служанка убрала со стола. Йи-Джен тихо пробралась в дом, но забыла о том, что нужно оставаться незаметной, – мама окликнула ее, отвела на кухню.
Только оказавшись за столом, перед тарелкой супа, Йи-Джен поняла, как проголодалась. Торопливо ела, вылавливая ложкой кусочки мяса, хрустела поджаренным хлебом. Мама сидела напротив, положив подбородок на сцепленные руки, смотрела задумчиво и печально. Йи-Джен знала, что нужно извиниться, а еще лучше пообещать, что не будет больше без разрешения уходить из дома, – но не могла заставить себя произнести ни слова.
– Скоро к нам приедет гость из леса, – сказала мама. – На год поселится в нашем доме.
– Джута? – спросила Йи-Джен, не отрываясь от тарелки.
Джута заезжал часто – но на день-два, не больше. Привозил шкуры, травы и рассказы о жизни своего народа. Улыбался, всегда был приветлив, никогда не сторонился Йи-Джен. Может быть, не знал, что она полукровка.
– Нет, его сын, – ответила мама.
Йи-Джен взглянула на нее. Мама сидела теперь полуотвернувшись, смотрела в окно. Ее ресницы дрожали, а пальцы беспокойно двигались, перебирали бахрому скатерти.
– Может быть, с ним тебе проще будет подружиться, чем с другими детьми, – сказала мама. Ее голос звучал печально и тихо.