Страница 54 из 59
Йи-Джен долго не могла поверить, что им больше ничего не грозит. Сомневалась, вылезала на крышу, смотрела на холмы и прислушивалась к стрекоту флюгеров. Каждый миг ждала, что сейчас маховики завертятся, а хрустальные бусины зазвенят, предупреждая. Но за всю весну поющая машина ожила лишь трижды. Один раз пришло письмо для деревенского старосты, потом – послание для Титэи. А третье письмо было адресовано Риэ. Он вздохнул, прочитав его, и сказал: «Напишите в ответ, что я скоро вернусь. Но не сейчас, задержусь еще немного».
Риэ медлил до самого лета, со дня на день откладывал отъезд, и поэтому Йи-Джен не могла успокоиться. Ведь он говорил, что вернется к своим книгам, когда минует опасность.
– Он просто не хочет уезжать, – сказал как-то Криджи.
В тот день они сидели на крыше маяка, почти на краю, возле западного флюгера, самого беспокойного и юркого. Это место успело стать любимым и привычным. Здесь Криджи и Йи-Джен почти каждый вечер провожали солнце. Смотрели, как темнеет небо и море – то спокойное, то игривое, то бурное.
– Здесь слишком мало книг, – покачала головой Йи-Джен. – И не такие, как он любит. Никаких легенд и сказаний.
– Да, – согласился Криджи. – Но все равно ему тут нравится.
Риэ жил с ними в башне – ночевал в бывшей комнате Титэи, – но вел себя как гость, не пытался придать жилищу свои черты. И с Йи-Джен и Криджи держался теперь на равных, словно они, поселившись в маяке, сразу повзрослели. Может, так и случилось? Каждое утро Йи-Джен смотрелась в зеркало, но ее кожа все еще оставалась светлой, а глаза – фиолетовыми.
С того дня, как Титэа оставила на холмах морское благословение, Риэ все дальше стал уходить от башни и возвращался лишь к вечеру. Порой приносил с собой причудливые камни, обточенные волнами, и обломки раковин. Раскладывал их на земле возле крыльца. «Море тоже рассказывает легенды, – сказал он однажды. – Я, кажется, начинаю понимать его речь».
Хотя мысли об опасности не отступали, Йи-Джен наслаждалась каждым днем весны. Вместе с Криджи бродила по холмам. Разглядывала цветы: видела те, что росли и возле родного города, и те, чьих имен не знали ни она, ни Криджи.
Во время отлива море обнажало скалы, туда можно было забраться, сидеть, держась за руки, и смотреть на горизонт. Думали ли они, сидя на разрушенной стене возле Старой Заводи, что окажутся в дальних краях, у океана? От этих мыслей щемило в груди. Вспоминался запах реки, горьковатый аромат первоцветов и смех мамы. Смеется ли она теперь также беззаботно? Едва ли. Думать об этом было больно. Тянуло вернуться в башню, написать особыми знаками на восковом барабане: «У меня все хорошо, не волнуйся обо мне», и доверить послание ветрам.
Но Йи-Джен сдерживала порыв, – ведь в памяти тут же всплывало лицо дедушки, лживая улыбка его помощника, приглушенное обсуждение ритуала. И желание послать весточку тут же таяло. Нужно скрыться, исчезнуть, чтобы в старом доме больше никто ничего не узнал о Йи-Джен.
Весна пролетела чередой надежд и страхов. Зимние звезды опустились к краю неба, а летние каждую ночь расцветали все ярче, – огромные, лучистые гроздья света. Ветра доносили дальний зной, обещали жаркое лето. В воздухе плыла сладкая пыльца, мешалась с морской солью.
В один из таких дней Риэ сказал:
– Теперь я точно спокоен. Сегодня отправлюсь обратно.
Сперва Йи-Джен показалось, что эти слова – обрывок сна. В полдень, ища прохладный уголок, она забралась за синюю занавесь, устроилась на кровати под окном. Пыталась читать записи о течениях ветров, но сама не заметила, как задремала. А теперь встрепенулась, поспешно села, протирая глаза. Ветер шуршал страницами, а снаружи доносился шум волн и крики чаек. Йи-Джен уже решила, что ей и вправду все приснилось, но тут услышала тихий голос Криджи:
– А я думал, вы полюбили море и хотите остаться тут.
Риэ засмеялся, гулкое эхо подхватило звук шагов, отразило от стен. Когда Йи-Джен вынырнула из-за занавеси, в комнате был лишь Криджи. Он стоял возле стола, заваленного папками и книгами.
В последние дни Криджи только и делал, что перебирал пожелтевшие бумаги, изучал зарисовки и заметки. А потом вдруг вскакивал, звал: «Пойдем наверх!» Выбравшись на крышу, замирал на миг и тут же вскидывал руку. «Смотри, это северо-западный ветер! Чувствуешь?» Йи-Джен повторяла его жест – каждый раз боялась, что не сможет прикоснуться к ветру, но поток сам ложился в ее ладонь. И вдруг будто становился видимым, – Йи-Джен различала, откуда он течет, как крутит флюгеры, где сталкивается с другими ветрами. «Они живые», – зачарованно говорила Йи-Джен, и Криджи кивал, соглашался: «Живые».
Но сейчас взгляд у Криджи был растерянный, удивленный. Йи-Джен молча подошла, встала рядом, и тут снизу донесся голос Риэ:
– Да, но не все так просто.
Вскоре показался и он сам, уже готовый отправиться в путь: в дорожной одежде, тяжелых ботинках и с набитым мешком за плечами. В руках держал две толстые книги и потрепанную тетрадь.
– Я не собирался долго жить в Торге-на-Перекрестке, – сказал Риэ, словно извиняясь, – хотел летом уйти. Но убегать так поспешно – нет, я не могу. Я столько оставил недоделанного. Нужно вернуться в библиотеку.