Страница 65 из 92
— Повтори, ублюдок! — взорвалась Алина и начала осыпать парня ударами. Била руками, сбивая козынки, ногами, от души. Лицо, корпус, снова лицо… Медоеда болтало из стороны в сторону, в глазах плыло, кажется, вылетело несколько зубов, губы, как и нос, всмятку, правый глаз начал заплывать. И с каждым ударом становилось всё больнее. Так продолжалось минуту или две. И не увернуться, не прикрыться даже…
— Повтори!! — бешенство так и выплескивалось из разъяренной девушки. Она снова приблизилась, заорала в лицо.
Зря…
Смачно хрустнуло и девушка завыла, бухнувшись на задницу и прижимая разбитые в костяшках ладони к лицу.
А Дима захохотал.
— Дура конченая!! Пи…да дрючная!!! Как и вы все!! Падаль, с…ки! Мрази е…ные!!!
Алина, со сломанным носом, лицо в крови, подскочила, замахнулась рукой и… Медоед, чуть пришедший в себя, спасибо очередной вспышке ярости, подставил под её кулак самую твёрдую часть черепа, ту, что чуть выше лба. Снова хруст и Алина уже визжит от боли, держась за руку, пару пальцев точно сломала! Так тебе и надо, тварь! И Дима снова хохочет. Заржал и Лоскут, хлопая в ладони, Немца, вообще, перегнуло со смеху. На лице Шалого тоже улыбка, правда, совсем недобрая и не от веселья.
Девушка, злая, опозоренная, справилась всё-таки с болью и сделав подшаг, визгнув матом, с пыра пнула Диму по лицу… что-то хруснуло уже у него.
Свет погас, нокаут…
В этот раз Диму привели в сознание насильно, плеснули водой. Лицо очень болело, правый глаз заплыл окончательно. Левым тоже смотреть удаётся только через щёлочку. Сечки от ударов нещадно щипят и кровоточат. Нос не дышит совершенно, во рту не хватает зубов, а губы, похоже, распухли, как вареники. На языке медный вкус крови. Да и челюстью двигать сложно. Похоже, сломана или выбита. Тело тоже болит, но туда эта с…ка била меньше.
Дима огляделся. Алина снова сидит на столе, баюкает перебинтованную руку и зло смотрит на него. Сломанный нос распух, уродуя личико. Личико с…ки и твари, так и хочется размозжить… Дима попытался ей улыбнуться, чтобы позлить, но болью прострелило половину лица и пришлось от этой идеи отказаться.
Остальные сидели там, где и находились до этого, но уже не смеялись, хотя тот же Лоскут в эмоциях светился прекрасным настроением и ему вообще, всё нравилось. Извращенец хренов, садист ублюдочный! Немец что-то говорил Шалому. Ковш снова плеснул водой. Дима облизался, как смог.
— Очнулся! — оповестил всех боец.
Шалый снова сел перед Димой на стул, некоторое время смотрел на парня. Поцокал языком, покачал головой.
— Нехорошо, Медоед… очень нехорошо… не хотелось этого делать, но ты сам вынуждаешь. Ковш, е…ани-ка ему по колену.
Дима повернул голову и увидел в руке бойца клевец. Одна сторона с острым шипом, другая тупая, как у молотка.
Испугаться даже не успел.
Взмах, хруст и болью буквально накрыло, нога просто взорвалась острыми иглами. Боль сейчас стала единственным, что ощущал Дима, она терзала нервы раскалёнными когтями. Ещё удар… снова… туда же, уже с неприятным чавком. Стало ещё больше, хотя казалось, это невозможно. И он не выдержал, закричал… в глазах снова заплясали пятна.
— Спека ему кольните, иначе вырубаться будет каждый раз, — посоветовал Лоскут, получающий от зрелища натуральное удовольствие, когда Медоед выдохся и притих, тяжело дыша. Сустав раздроблен, ноги, можно сказать, нет.
— Не-не-не, — затараторил в своей манере Шалый. — Не нужно спека. Ублюдок тогда не сможет полностью прочувствовать всю глубину нашей обиды.
Лоскут, Ковш и Шалый захихикали. Алина тоже улыбнулась, но боль в сломанной руке и носе не давала насладиться моментом. Лишь один Немец не смеялся. В его эмоциях даже нечто вроде жалости проскальзывало.
Ногу разрывало от боли, она пульсировала и вонзалась в мозг раскалёнными штырями. Дима дрожал и это тоже причиняло боль. Дышать сложно. Правый глаз закрылся совсем, левый застило слезами. Нет, Медоед не рыдал, не умолял, обычная реакция организма. Пытать начнут и обоссусь, вдруг пришла глупейшая мысль. Заканчивать это пора, живым ему всё равно отсюда не выбраться, не при таких раскладах… выторговать себе быструю смерть, разве что.
Он поднял голову и попытался произнести, но получилось хреново:
— Фх… фсхаву…
Шалый тут же встрепенулся и взглянул на Диму.
— Чего-чего? Ковш, ломай ему второе колено, а то матерится, ругается на нас.
Снова взрыв смеха. Дима попытался отстраниться, но конечно же, не вышло. Ковш осклабился и…
На этот раз Дима вырубился, но прежде успел прочувствовать боль каждой клеточкой измученного тела.
«Моторчик» качал энергию на пределе возможностей, но этого мало, слишком мало, чтобы восстановить такие повреждения. Колени парня выглядели сейчас вздувшимися кровоточащими мячиками сине-бурого цвета с сорванной до мяса кожей в местах ударов и торчащими осколками костей. Ковш бить умел, не первый раз такие вещи проделывал и тоже получал от этого удовольствие. Бить и мучить привязанного, на такое только подобные ему твари и способны. А в тюрьме, где он до попадания в Улей был надсмотрщиком, похожие «процедуры» проводились частенько. Ради забавы чаще. А замученных скармливали по кускам свиньям на тюремной ферме.
— Ковш, грей нож, прижечь раны, а то вдруг истечёт раньше времени. Разворотил ты ему ноги. И метнись воды ещё принеси, будить парня надо. Он вроде нам сказать что-то хотел.
Боец кивнул и покинул помещение.
Следующее пробуждение стало ещё хуже. Ноги разможжены в коленях, болят нещадно, даже думать ни о чём не получается. Холодно ещё, мокрый весь, в крови… левый глаз тоже заплыл окончательно и теперь Дима не видел вообще ничего.
— Проснулся? — голос Шалого. — Прижигай, Ковш.
Тут же зашипело и зашкворчало, запахло горелым мясом. Диму от боли выгнуло, он дико заорал, казалось кости примотанных за спиной к стулу рук, сейчас выскочат из суставов или порвутся связки. И снова он выключился…
Опять плеснули водой, в ранах на лице и коленях невыносимо защипало. Дима прокашлялся, стараясь не вызвать новых волн боли, которые сводили с ума.
— Куда колоть-то? — донёсся голос Ковша.
— Да хоть в жопу, — смешки со стороны Лоскута и Немца. — Только немного, чисто боль снять, чтобы говорить нормально мог, — ответил Шалый.
В плече кольнуло болью. Даже приятно, лучше бы так, чем по коленям…
Через какое-то время боль начала отступать. В голове прояснилось, пусть и не совсем. Настроение улучшилось, хотя в глубине сознания что-то твердило об абсурдности происходящего. Не должно быть так!
— Эй! Медоед! — возле лица послышались щелчки пальцев. — Ну так что? Говорить будем или продолжим?
Дима приподнял голову и казалось, посмотрел прямо в глаза Шалому. Не очень приятное ощущение. Лицо парня избито настолько, что живого места нет. А смотрит, словно и ничего.
— Говхоить? — недостаток зубов и побои каверкали речь. — Фкхажу… не отфхепифефь ведь…
Шалый усмехнулся и ответил:
— Как-как? Ну да, да… не отцепимся. Тут ты прав, да.
Колено прострелило болью и Дима взвыл. Командир отряда осклабился и разжал руку, убрал с ноги парня.
— Слушаем. Говори.
— Обеффяй, что убфьёте потхфом быфхтрхо…
— Чего-чего? Убить быстро? Дай-ка подумать… — Шалый на несколько секунд замолк. — Хорошо, Медоед, так и быть. Лично тебе башню прострелю, как только всё расскажешь. Вижу, понял, живым тебя оставлять мы не станем, слишком ты много знаешь.
Медоед уронил голову на грудь. Последняя надежда на чудо умерла. Он и без этого не расчитывал на жизнь, но всё же. На сам жемчуг ему было плевать. Правильно тогда Историк сказал, что наступает рано или поздно момент, когда добыть заветные для большинства иммунных шарики, становится не сложнее добычи спорана. Вот и для Димы жемчуг не был целью или мечтой, не было этой алчности. Другое дело, если бы они прознали о Белой. Вот здесь да, держался бы до последнего. А так, раз уж убьют, смысл терпеть все эти мучения? Смысл упираться? Только удовольствие этим уродам доставит.