Полынь - трава горькая

И еще неделя мучительной дружбы, бесед, совместных прогулок, поездок в Приморск. Вечерами купались, сидели на балконе, Сергей рассказывал о себе, о Санкт-Петербурге, или говорил о будущем Романа.

— Приедешь, поступишь в Академию Художеств, не получится сразу, подготовишься, пойдешь на будущий год. Армия тебе не грозит. Мать откосила?

— Да.

— Может и права была.

— Она во многом права была, а я...

— Ну, не начинай, пожалуйста! Мы об этом сто раз говорили, — Сергей не позволял углубляться в эту тему, — у тебя своя жизнь. И отец твой пусть сам, как может. Не дам я ему утянуть тебя на дно. Учиться надо, Рома. А хозяйство это, жизнь в Береговом — все в прошлом.

Роман слушал, соглашался, строил планы, а сам думал и думал, что все это мираж, недосягаемая реальность. Пока ложь стоит между ними и шага не сделать по тому пути, который показывал Сергей.

Пришел и день отъезда, Рома привез Сергея на ту станцию, где встретил Нину. Выезжали заранее, вышло что до поезда почти час.

— Ничего, в вокзале посидим, зато я спокойно проверил, как ты руль держишь, — пошутил Сергей.

— Да нормально держу, чего ты? У меня хорошие оценки были, когда на права сдавал.

— А фактически учил Степан?

— Он.

Они вошли в одноэтажное здание вокзала, название, что красовалось на фасаде, явно не соответствовало внутреннему содержанию. Обычная станция, с железнодорожными кассами, круглым глазом настенных часов над ними, залом ожидания с тремя рядами допотопных деревянных сидений, частично поломанных. Ожидающих мало, буфета нет.

— Воды не взял, — вспомнил Сергей

— Давай схожу? — Рома даже обрадовался возможности не сидеть вместе этот последний час. Но Сергей думал иначе.

— Не надо, в поезде куплю. А ты вообще можешь домой ехать, что я сам в поезд не сяду?

— Нет, я провожу. — Роман осознал, что время вышло. И если он сейчас не скажет, то конец всему. Ни любовь, ни дружба невозможны во лжи.

Он сел рядом с Сергеем и начал, глядя в сторону, говорить глаза в глаза сил не было.

— Сережа! — и дальше, как с обрыва в море, сбивчиво со слезами, не выбирая слов, торопясь...

Сергей выслушал, повисло тяжкое молчание. Роман встал, чтобы уйти.

— В больницу я по-любому буду ездить и все что ты сказал...прости.

— Сядь! — приказал Сергей.

Но Рома не двинулся с места, никто больше не мог заставить его подчиняться против воли.

— Если не хочешь, то вот, забери, — в протянутой руке Романа звякнул брелок с ключом от машины. Сергей даже не взглянул. Тоже поднялся, теперь они стояли друг против друга, почти одного роста.

— А ты повзрослел, — улыбнулся вдруг Сергей, чем сбил с толку, ослабил сопротивление и не дал закрыться. — Сядь, пожалуйста, давай поговорим. — на этот раз Рома послушал. — Признаться — это мужской поступок.

Они сели, вокзальная обстановка перестала мешать.

— Что теперь? Бить будешь? — набычился Роман. 

Сергей спокойно посмотрел на него, покачал головой.

— Нет, хотя следовало бы, — накрыл его руку своей, — я знал, догадался, когда рисунки увидел... Вот, если бы ты сразу тогда сказал, точно подрались бы, не сомневайся. Теперь — нет.

— Почему? — реакция Сергея оказалась неожиданной, Роман опешил. — Я тогда не из страха! Ради Нины, чтобы ей не было хуже...

— Знаю... но хорошо, что ты сам сказал, значит, я в тебе не ошибся. Вы с Ниной мне оба дороги. Не хочу выбирать. И терять не хочу. Я тоже расскажу. Она уехала, не звонила, мы поссорились... По-глупому, из-за ерунды, я не хотел в плацкарте ехать, но это только повод был, еду же теперь и ничего. На самом деле... усталость отношений нас одолела, апатия. Не было в нашей любви ничего, кроме расчета. Все по расписанию, даже секс, и жизнь распланирована на десять лет вперед, причем больше родителями, чем нами. Нина первая сорвалась. А я уперся, не пришел на вокзал, представить не мог, что она поедет одна! Не знал её такой... потом гордость заела, как это меня бросили, я же побегу прощения просить. Глупо все вышло, не удержал, не звонил, у Нины были все основания полагать, что это разрыв. Про ребенка мы тогда не знали. И она вполне могла считать себя свободной, ничем мне не обязанной.

— Она очень ждала твоего звонка. Скучала по тебе, как потерянная ходила.

— Хорошо, что ты ей встретился, а не козел какой-нибудь заезжий...хотя... с таким она не стала бы, Нина не такая. Я очень сильно люблю её, оказывается, и надо было потерять, чтобы понять это.

—Ты не терял. Знаешь, — Роман помедлил сомневаясь можно ли и все же тихо, но не отводя взгляд произнес, — в тот день, что ты приехал... когда мы с ней были в степи, она мне сказала: "Это не настоящее" и чтобы я ни на что не надеялся. Еще сказала, что... мы никогда не забудем это, сохраним в сердце. А я? Я тоже люблю ее, Сережа?

— Конечно, иначе ты и был бы тем самым козлом. И мне только и оставалось, что набить тебе морду.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Расставаться им не хотелось, но часы над кассами неумолимо отсчитывали время, черная стрелка бесшумно переходила с одного деления на другое.

— Ну, что, Рома... давай прощаться, поезд тут три минуты стоит, только в вагон заскочить, потому заранее. Ты...присмотри тут за ней, езди почаще, она скучать начнет, я знаю. И мысли думать. И вот еще, важное... , — Сергей смотрел прямо в глаза, пристально, глубоко, как будто запоминал, и Роман вдруг испугался до холода в сердце, что они не увидятся больше, но тут же отогнал, откинул от себя эту мысль. Почему так тяжело, что он уезжает? А Сергей продолжал, — то, о чем мы сейчас говорили... никогда, ни при каких обстоятельствах Нина узнать не должна, что бы ни случилось, пусть думает, что я не догадался, а ты не признался. Обещаешь?

— Обещаю... Сережа, я... скучать буду.

— Да увидимся еще, — Сергей протянул Роману руку, — Ну... бывай. Если что, свисти мне, я сразу примчусь, — и неожиданно обнял, притянул к себе, снимая последние преграды отчуждения, — все будет хорошо. — К платформе пыхтя подтягивался поезд. — Ну вот, успели, — отпустил Ромку Сергей. — Ух ты, отсчет с хвоста, а у меня второй вагон! Побегу... Нину береги!