Страница 2 из 94
Не в силах больше слушать это, Нина встала, вышла в узкий проход коридора, пошла к тамбуру. Некоторые купе были завешаны простынями – так люди пытались превратить плацкарт в более комфортабельный вагон. Другие, не стесняясь взглядов посторонних пили, ели, спали, переодевались, перекладывали вещи…
Самым ужасным в плацкарте оказался запах. Даже трудно себе представить, что люди так воняют и главное совершенно не обращают на это внимания.
Нина прошла почти весь вагон и остановилась в тамбуре, зайти в туалет, умыться она не смогла – не преодолела своего отвращения. Было очень жарко, хотелось ополоснуть лицо водой, но только не там, в тесной кабинке, наполненной запахами человеческих испражнений, гнилого половика, затхлого хозяйственного мыла и хлорки.
В опущенное окно тамбура врывался горячий ветер, он нёс с собой запахи поезда – угольный дым, машинное масло и аромат поля, разогретых трав, сухой земли. Жёлтый диск солнца, похожий на огромный подсолнух, стоял высоко в небе и плавил поезд.
Нина вернулась на своё место. Женщина перестала читать и пыталась накормить девочку кашей, девочка соглашалась только пить, потом ей потребовалось сесть на горшок «по большому». Женщина виновато оглянулась на Нину – та только пожала плечами.
Второй попутчик Нины по плацкартному купе – мужчина, которого Нина из-за камуфляжного стиля одежды про себя называла «морпех», на верхней полке – тоже ничего не сказал насчет горшка.
Этот морпех за всю дорогу спускался со своей полки всего несколько раз. Он ни с кем не общался, а всё лежал и читал дешевые книжки из серии «Спецназ» и «Честь имею», мягкие переплёты были сильно затёрты, Нина сразу подумала, что книги эти не новые, а куплены где-то на развале.
Зато горшком возмутились соседи на боковушке справа. Там ехали двое – парень и девушка. Они расположились на своих местах с таким видом, как будто это было комфортабельное отдельное купе. Игнорируя окружающих, они вели нарочито интимные разговоры. Девушка кокетничала, громко смеялась. Она всё время шебуршилась, ни минуты не сидела на месте, перекладывала вещи в сумке, искала что-то в косметичке, разворачивала и снова упаковывала в полиэтиленовые пакеты еду. Она раза три успела сделать макияж, стереть его и снова повторить. И всё время расчёсывала длинные крашенные в черный с синевой волосы.
Самым ужасным было то, что при коррекции макияжа девушка пользовалась сильно пахнущим молочком для лица. Ещё она протирала себя лосьоном - лицо, шею, под мышками, даже в босоножки наливала этот лосьон. Девушка была одета в топ салатного цвета и обтягивающие шорты. Её парень выглядел гораздо скромнее. Вначале он оставался в сером спортивном костюме, потом разделся до майки и лёгких шортов, больше похожих на семейные трусы. Этот парень терпеливо сносил все тяготы путешествия со своей подружкой. Она его трогала и теребила, высказывала недовольство, пыталась выяснять отношения, расспрашивала что-то о его прошлых увлечениях, особенно интересуясь с кем он ездил на юг до неё. Но парень только улыбался и отмалчивался. Было заметно, что девушка ему очень нравится, он тоже трогал её, за руки, за бёдра, поправлял её длинные волосы. Его совершенно не занимало, что она говорит – главное, он мог получить доступ к её телу. Скорее всего, именно это и связывало их.
Нина таких отношений не понимала, она презирала животные инстинкты. И эти двое, парень и девушка, они в глазах Нины были похожи на двух обезьянок в клетке, привычных к вниманию публики и спокойно у всех на виду выискивающих в шерсти друг друга блошек. Особенно похоже на это стало, когда девушка попросила парня убрать разделяющий их столик вниз, сбросила босоножки и забралась на образованную сплошную скамью с ногами, так же устроился и парень, они сели лицом к лицу, обхватили друг друга ногами. Девушка порылась в косметичке, вооружилась щипчиками для ногтей, влажной гигиенической салфеткой с запахом сирени и стала чистить парню ногти, протирать их салфеткой. Она делала ему маникюр, хихикала, приговаривала что-то, щипчики громко щелкали.
Это выглядело неприлично, отвратительно, но все молчали. От жары и так некуда было деться, а ехать предстояло ещё много часов и сил на разборки уже не хватало. Люди считали время до прибытия к своим станциям. Только и слышалось: «ехать нам осталось…».
Поезд шел и шел по узкому перешейку от Азовского моря к Чёрному. Полей за окном уже не было – теперь по обе стороны тянулись лиманы. Ветер задувал в окна терпкий запах солончаков. До Феодосии оставалось несколько часов, поддавшись общему настроению Нина мысленно прикинула сколько: поезд опаздывал минут на сорок, значит ехать ей всего три часа двадцать минут. А что потом?
Она безучастно смотрела в окно. Совсем не так представлялась ей эта поездка. Не такой! Всю долгую зиму Нина мечтала о дороге, о нескольких сутках в поезде, но вместе с Сергеем! Она именно это видела во сне – они с Сергеем в купе…
Зимой они строили планы о летнем отдыхе, прокладывали по картам маршрут, смотрели в Интернете фото и рекламные сайты гостиниц и южных здравниц. Сергей предлагал купить путёвку, но Нина не хотела привязывать себя к какому-то определённому месту. Ей хотелось увидеть и море, и горы, и может быть, тот берег, на котором вырос отец. Напрасно Сергей уговаривал её, расписывая пляжи Анталии и Полы – Нина стремилась к своей мечте и, наверно, к своему забытому детству.
Из-за чего же всё рухнуло? Нина не помнила. Самое глупое, абсурдное, дикое, что она НЕ ПОМ-НИ-ЛА! Тех слов, той мелкой ссоры, с которой всё началось. Вспоминала, вспоминала… всю ужасную дорогу в плацкартном вагоне вспоминала, и – ничего. Она помнила только, что это вышло сразу после того, как подали заявление в ЗАГС. Может, спорили из-за свадьбы – Нина не очень хотела отмечать её в ресторане, а Сергей не соглашался позвать меньше гостей, так ему надо было для работы, чтобы никого из «нужных» людей не обидеть. Дома все не поместились бы, а на даче – не престижно.