Страница 4 из 153
Дама в огромном тюрбане, удовлетворившись проявленным смирением, отошла в сторону, «женщина в мешке» подхватилась, засуетилась и, подталкивая Тому вперед, проскользнула с ней в дом. Их встретили темнота, мрачная обстановка и холод. Девушка зябко поёжилась, попробовала остановиться, давая глазам привыкнуть к темноте, но ее продолжали подталкивать к лестнице, и пришлось подчиниться.
На втором этаже показалось светлее, и, стоя наверху, можно было лучше оценить обстановку дома. Серые стены от пола до потолка были украшены развешанным оружием и щитами. Мебель практически отсутствовала. Гигантский массивный стол, лавки вдоль него и несколько стульев на первом этаже, потом брутальная лестница и пустой коридор, по которому провели Тому, прежде чем она попала в маленькую темную комнату, вмещающую в себя лишь узкую кровать со стоящим напротив сундуком.
Все. Более ничего не было. Интерьер можно было назвать минималистическим, мужским, простым и суровым.
Если бы Тома увидела такой интерьер в музее-замке, то это произвело бы на нее положительное впечатление. Но находиться здесь и понимать, что это жилой дом, в котором уже через минуту зуб на зуб от холода не попадает, — кошмар!
Она здесь не выживет, тем более при своих новых костлявых формах. На улице даже сквозь деревья пробивалось солнце, там тепло, а тут как в морозильнике! К тому же на кровати даже сидеть было противно. Она оказалась бугристой, узкой, со множеством засаленных шкурок с терпким запахом старья и плесени.
Сопровождающая Тамару женщина, заметив, что ее подопечная дрожит, накинула ей на плечи тяжелую большую овечью шкуру, вытащенную из сундука. Пришлось дышать ртом, чтобы не чуять гадковатый запах. Согревшись, Тома брезгливо разглядела на своих плечах хорошо поношенный тулуп.
— Мари! Мари! Иди сюда, — послышался визгливый голос из глубин второго этажа, и «женщина в мешке» заторопилась на зов.
«Значит, ты у нас Мари. Внизу была маман баронессы. Я Шантрэ. А это отчий дом», — уныло констатировала Тамара.
Она попыталась обдумать, в какое положение попала, как-то здраво рассуждать, составлять план дальнейших действий, но ничего не получалось. Ее охватило состояние шокированного наблюдателя.
«Все вижу, даже понимаю, но как будто происходит не со мной».
Когда-то она, раскрыв большие глазищи, с восторгом и ужасом смотрела на смелых девочек, приехавших из других городов поступать в их университет. Они самостоятельно решали все вопросы в незнакомом месте, ни на кого не надеялись.
Она бы не рискнула!!!
Тома никогда никуда не ввязывалась, не рисковала, не скандалила, не участвовала, не брала на себя никакой ответственности, не привлекалась ни к плохому, ни к хорошему. Учеба — дом — выставки, театр, музей, кино и изредка вечер в клубе, но не до глубокой ночи, и никогда не принимала в клубе угощения от незнакомых людей. А вдруг наркотик подсунут! Господи, она даже туалет в незнакомых местах избегала. Мало ли кто там может стоять курить!
Студенческая жизнь на ее отделении в педагогическом институте не существовала. У них в группе был один мальчик и тот африканец, едва говорящий по-русски. Двадцать один год, почти двадцать два, у некоторых приезжих девочек уже был свой карапуз, муж. Тома переживала, что застряла в периоде мечтательной юности, и пыталась «погулять по-взрослому», но как-то неуспешно, все чаще возвращаясь в состояние ожидания чего-то великого и прекрасного. Дождалась.
«Что же делать? Надо ли все рассказать родителям баронессы? Пусть они вернут ее обратно! А вдруг они порадуются, что их дочь в безопасности, а меня, чужую девку, им не жалко отдавать какому-то старику. Отдавать? В этом-то возрасте? Да нет, скорее продавать».
Тома вынуждена была признать, что маленькая соплюшка оказалась деятельнее, хватче, сообразительнее и настойчивее, чем более взрослая, образованная, папина с мамой Томочка-Томулька.
Забравшись с замерзшими ногами на кровать и сжавшись в комочек, она изучала найденный в складках своего платья листочек бумаги с записью ритуала по единовременному перемещению душ из разных миров.
«Один раз в жизни два существа, обладающие хотя бы зачатками магии, по добровольному согласию могут обменяться своими сущностями. Инициатор отдает львиную долю своей магии за обмен».
Коротко, ясно и безнадежно. Мелкая Шантрэ искала выход и нашла. Она отыскала в безмагическом мире того, кто ее услышит. Сложно представить, скольких сил стоила эта затея ребенку. Да еще она заплатила за переход своим даром. Что же за жуткий монстр у нее в женихах, если она ринулась в неизвестность, не считаясь заплатив дорогую цену?
Дальше Тома стала задавать себе вопросы и искать ответы. Знание языка, умение говорить на нем, чтение, письмо — с этим она потихоньку разобралась. Умеет, и ладно. Сейчас ей необходима информация о семье, о женихе, и надо придумать повод, который поможет ей в изучении мира, в который она попала.
— Сидишь? — В комнату просочилась юная девушка. Очень красивая, темноволосая, было в ней что-то от индейского племени. Неуловимо она походила на встретившуюся женщину в тюрбане на пороге дома.
«Сестра баронесски», — решила Тома и вопросительно уставилась на нее.
— Жениха видела? — сразу спросила ее красавица.
Тамара не стала отвечать вслух, только помотала отрицательно головой. Доброжелательности от родственницы она не приметила и с интересом ожидала, как та поведет себя дальше.
— Дряхлый старикан, — презрительно выплюнула юная дева, усаживаясь на другой край кровати и протягивая ногу к сундуку, чтобы упереться на него. — Ты знаешь, что он с тобой будет делать? — небрежно спросила она, некрасиво кривя губы, изображая много повидавшую в жизни женщину.
Тома, скрывая усмешку, опять молча покачала головой, старательно таращась на гостью.
— Он разденет тебя, раздвинет ноги и будет пихать между ног свою противную сморщенную пиписку. — Красавица не только изо всех сил старалась передать гадостные чувства резко звучащим голосом, брезгливой интонацией, но и жестами активно показывала, что и как будут делать с малышкой. Закончив свое короткое выступление и не удовлетворившись произведенным результатом, она на миг задумалась и продолжила: