Страница 161 из 162
– Даже если вам вернут Еву?
– Кто вернет?
– Он.
Д’Амбрасетти обернулся к двери в кабинет. Подпирая косяк плечом, в проходе стоял высокий русоволосый мужчина лет сорока с тонкой, белой полоской шрама на лбу и щеке.
Поренцо побледнел, будто увидел призрак:
– Так ты жив? – и повернулся ко мне. – Герман, это Муханов!
Я засмотрелся на человека, о котором еще вчера слышал, что он мертв уже как лет десять. Д’Амбрасетти шагнул ко мне стремительно, молниеносно толкнул в лоб ладонью со словами: “Замри!”
Я, действительно, замер. Доктор твердыми, как гвозди пальцами, быстро совершил манипуляции над моими плечами и руками, и они безвольно повисли. Я, как тряпичная кукла, повалился в кресло, не в силах пошевелиться. Сознание работало ясно, но тело и горло словно парализовало. Все произошло так неожиданно и мгновенно!
В следующее секунду я увидел, как на Поренцо навалились втроем Д’Амбрасетти, Муханов и Степан. Скрутив руки, они прижали его к полу, не смотря на отчаянное сопротивление. Яков все же успел врезать Муханову, у того из губы сочилась тонкая струйка крови. Если бы не подоспевший Степан, который сзади ударил Поренцо по шее золоченым томом толкового словаря, Яков раскидал бы их! Степан крепко стянул Якову руки за спиной, потом связал ноги.
– Je vais te niquer ta gueule!40 – Рычал он в бессильной ярости.
Муханов сплюнул на пол кровяной сгусток:
– Ну зачем же так грубо? Как видишь… я вполне жив и даже здоров…
– Где она?
– Прежде чем я отвечу на этот вопрос, Али-Хан, ответь на мой, и тогда я отпущу ее…
– Что тебе нужно?
– Где ты спрятал октагон?
Яков презрительно посмотрел на Муханова и промолчал.
Д’Амбрасетти подошел к Поренцо, нагнулся и быстро сделал укол. Яков сразу обмяк, его подхватили, безвольного, и усадили на диван.
– Ну вот, Али-Хан, теперь поговорим… Где ты спрятал октагон? Тебе придется вспомнить это и все остальное…
Поренцо откинул голову на подголовник, на лбу у него выступил крупный пот, и язык заплетался, но я все же отчетливо расслышал:
– Эй, кунак… suce ma bite 41…
– Боюсь, ты не оставляешь мне выбора…
Муханов пошел в кабинет. За дверью послышался слабый стон, и он вышел, держа на руках связанную женщину. Муханов положил ее к ногам Якова и откинул с лица распущенные до плеч льняные волосы. Д’Амбрасетти поднес к ее лицу вату с нашатырем, и женщина дернулась и открыла глаза. Муханов приполнял ее и поднес к горлу острый охотничий нож:
– Хан, говори, где октагон или я перережу ей горло… Ты меня знаешь… Тебе минут пять жить осталось… Решай, останется ли твой сын круглым сиротой…
Яков чуть пошевелился. Видно было, что говорить ему с каждой секундой все труднее:
– Я… скажу… где… октагон…
Муханов отпустил женщину и наклонился над ним:
– Где?
– Ашхабад… Крымская улица… дом старого туркмена-судьи… колодец…
– Там нет октагона… Я спускался в колодец…
– Есть… Другой колодец… в подземелье… Зайди в подземелье. Там в фехтовальном зале колодец…
Муханов поднялся:
– Как найти вход в подземелье?
– Спросишь… у старика-судьи…
– Я знаю… перед смертью не врут… Но если ты соврал… Впрочем не важно, своего сына ты уже все равно не увидешь… Степан… поджигай здесь все.
Д’Амбрасетти вышел в кабинет. Муханов оглянулся ему вслед, быстро подошел к Якову и что-то накапал ему в рот из склянки:
– Глотай же, Хан… а то подохнешь… глотай, кунак. Это противоядие. Помнишь, обет смерти?
Яков кивнул, с усилием проглотил настой и закрыл глаза.
Через минуту все трое: Муханов, Степан и Д’Амбрасетти вышли из дома. Снаружи послышался стук молотка – забивали входную дверь, а потом запахло керосином, с углов подожгли ветхое строение. Огонь сразу поднялся до окон, и я беспомощно замычал. Яков, как мертвый лежал на диване и только по тому, как поднималась его грудь, и крупные капли пота стекали с неподвижного лица, я понимал, что он еще жив. Неожиданно женщина на полу села, в развязанных руках у нее оказался маленький складной ножик. Она вытащила кляп изо рта, застонала и рассекла веревки на коленях и щиколотках. Затем подошла ко мне быстро и такими же твердыми, как у доктора Д’Амбрасетти пальцами-гвоздями совершила манипуляции над моими руками и плечами и приказала, резко ударив в лоб ладонью: “Очнитесь!”