Страница 159 из 162
– Еще минут десять, и приступ пройдет окончательно. Подождем, когда пот выступит на всем теле…
Я снял сюртук и жилет, остался в тонкой батистовой сорочке и черных подтяжках. Закатал по локоть рукава. За дверью бормотала молитвы баба. В ванной гудела колонка, нагревая воду.
– Приготовьте деньги, папаша. Двадцать золотых червонцев… Как ванна? Готова? Раздевайте его! И стакан воды мне подать! – Я покосился на саквояж и свои вещи на стуле. – Папаша… не дай бог что-нибудь пропадет, или вещи будут по-другому лежать, когда я вернусь…
– Как можно-с… как можно-с, господин дохтур… Эй, Фёкла… неси скорее мою шкатулку из комода… О, господи… о господи святый…
Я взвалил на плечо галантерейщика и понес в ванную. Отец Коваленки засеменил за мной. Я командовал, а отец кивал серой бороденкой:
– Пусть посидит в горячей воде минут десять. Обмойте его хорошенько и следите, чтобы вода не доходила до уровня сердца. Понятно, дядя?
– Понятно… понятно… господин дохтур…
В это время Тарас очнулся и открыл глаза, мутно посмотрел на меня:
– Больно… было…
– Сейчас не болит? – я подставил стакан воды к его губам.
– Не болит… только сла… слабость… во всем теле… Дани… Данила… Карлович…
Я усмехнулся. Смотри-ка… И имя-отчество вспомнил:
– Слабость пройдет, полежи сегодня и завтра. Пей каждый час по два стакана воды с лимоном.
Я отвернулся, принял у отца двадцать золотых десяток – Коваленки заплатили мне и за дрова, и за другие обиды. Вошел в комнату, оделся, вернулся, последний раз взглянул на выздоравливающего. Он посмотрел на меня уже ясно и произнес слово:
– Простите…
– Бог простит, – бросил я и быстро вышел вон.
Ванну удалось принять уже около одиннадцати. Я с наслаждением погрузился в лавандовое озерцо, смывая с себя дневные заботы, холод, грязь и пот Коваленки. Намылил голову яичным мылом, погрузился в ароматную воду, вынырнул и еще раз во всех подробностях припомнил свою встречу с Поренцо.
К дому № 28 я подошел около шести. Обогнул его справа и встал напротив палисадника, глядя в два ярких желтых окна за плотно задернутыми шторами на втором этаже. Так я простоял минут десять, не решаясь войти и позвонить, переминаясь с ноги на ногу. Мороз трещал лютый. В одночасье вдруг просветлело, и ясное черное небо усыпалось огромными, мерцающими на морозе звездами. Надо мной отчетливо сияла Большая медведица, чуть выше Малая, между их звездами Мизар и Феркад, в длинном хвосте Дракона сверкала зловещая, горькая звезда Тубан.
Я постучал ногами в скрипучий снег… замерз… почему я вспомнил дракона? Подумать только, Поренцо Яков, мой удачливый соперник в любви и товарищ в детских играх в Константиново, жив и здоров. Добился своего, нашел свою ненаглядную, и даже сделал ей ребенка.
Я был совершенно сбит с толку – выходит, он то никуда не уезжал. Да, что за глупости… разве можно отправлять жену, женщину с тремя детьми одну в неизвестность, в чужбину и испытания! Чушь какая… Барон Поренцо остался здесь, сейчас, в такое время… Где же тогда дети? И куда, по словам дворника, собралось все семейство и отправилось после Рождества? На вокзал. Еву я нашел на вокзале с билетом в кармане и паспортом… на чужое имя с графой “не замужем”.
И все же, Яков Поренцо… Я читал в газетах, что он был летчиком, разведчиком… и очень хорошо запомнил содержание газетной заметки. В ней говорилось, что ротмистр Яков Поренцо 15 июня 1915 года, командир 4-го авиаотряда истребителей в составе пяти летчиков рассеял десять самолетов противника и обратил их в бегство. И фотография мне запомнилась прекрасно. В летной форме и шлеме Поренцо стоял у своего “Ньюпорта-10”38 с двуглавым орлом на капоте и “адамовой головой” на рулях поворота в зубах дракона… Теперь понятно, почему я подумал о драконе… Снимок был мелковат, но я без труда узнал Якова. Да и дракон с черепом в пасти произвел впечатление. Позже я слышал, что Яков воевал на юге, летал в Персию, в Тегеран, но на обратном пути, “Ньюпорт” был сбит, и сам Яков Поренцо пропал без вести. Выходит, жив и здоров, летчик…
Конечно, при таких обстоятельствах, как ни дорога была мне Ева, я не мог допустить, чтобы маленькие дети росли без матери и решился-таки все рассказать о ней Поренцо.
Мои размышления были прерваны приятным баритоном:
– Я могу вам помочь?